Рыжеволосая танцовщица - Джоансен Айрис. Страница 27

– Эксплуататор! – бросила Сабрина, поднимаясь на ноги. Она была рада, что от столь серьезного разговора они снова перешли к шутливой болтовне. Некоторые вещи слишком интимны, чтобы говорить о них вслух, пусть даже с самым близким человеком. – Если ты обещаешь помыть мои ракушки, то я, так уж и быть, займусь ужином.

Алекс подхватил узелок с ракушками и слегка подбросил его, словно взвешивая.

– Согласен. – Он выпрямился и снова перебросил «рюкзак» через плечо. – Нужно же мне чем-то заниматься вечером. А чем занять ночь, я уже знаю.

– И чем же? – удивилась Сабрина. Алекс взял ее за руку и зашагал к дому.

– Как я уже говорил, больше двух дней я терпеть не могу. Впрочем, по-моему, уже пора. Я бы сказал, что за эти два дня мы узнали друг друга гораздо лучше, чем иные пары за долгие годы совместной жизни.

У Сабрины замерло сердце. Она давно уже ждала этого решения Алекса, хотя не признавалась в этом даже самой себе. Как ни пытались они оба скрыть свое желание, время от времени оно давало о себе знать и порой вырывалось наружу. Наконец-то эта пытка кончится! Ей осталось ждать совсем немного, всего лишь один вечер…

– Не могу сказать, что мы уже достаточно хорошо знаем друг друга, – произнесла она, лукаво посмотрев на него. – Но учти, Алекс Бен-Рашид, что в таком случае две роли я совмещать не смогу. Либо любовница, либо кухарка!

Как только они вернулись домой, Алеке сразу прошел в свою комнату, чтобы принять душ, а Сабрина наконец-то получила возможность переодеться в свои вещи.

Аккуратно сложив джинсы и рубашки Алекса, Сабрина с облегчением улыбнулась. Может быть, это по-своему и удобная одежда, но все-таки в них она выглядела не лучшим образом. А ей хотелось быть привлекательной для Алекса! Да это и естественно, какая женщина не хочет быть самой красивой для любимого мужчины!

Она мысленно перебирала свой гардероб. Пожалуй, можно остановиться на той блузке из шифона цвета морской волны. Она пойдет к ее глазам.

Сабрина поднялась наверх и прошла к двери Алекса в конце коридора. Она постучала, но Алекс не ответил. Дверь была открыта, и Сабрина вошла в комнату. Из ванной доносился звук воды, и она поняла, почему Алекс не ответил на стук.

Сабрина окинула взглядом просторную, обставленную в колониальном стиле комнату Алекса. Огромный пушистый ковер на полу точно такого же цвета, как море, в котором она совсем недавно купалась, мебель красного дерева скорее всего была приобретена на аукционе, а кровать поистине королевских размеров.

С тех пор, как Сабрина впервые увидела эту кровать, она тщательно избегала смотреть в ту сторону. Стоило ей взглянуть на это роскошное ложе, как сразу же живо представлялось… От видения тесно сплетенных обнаженных тел – ее и Алекса – Сабрина залилась краской.

Выдвинув верхний ящик комода, Сабрина аккуратно положила в него джинсы Алекса. Теперь нужно убрать рубашки. Где они лежат, во втором ящике или в третьем? Кажется, во втором…

Сабрина выдвинула ящик.

Голубая шелковая рубашка была так тонка, что Сабрине показалось, что это просто небольшой кусок шелковой ткани. Она осторожно вынула из ящика непонятный предмет, и вдруг ее глаза в ужасе округлились.

Это женская ночная рубашка! Судя по размеру, она принадлежала женщине с довольно пышными формами.

Рубашка выскользнула из пальцев Сабрины и легким облачком опустилась на ковер. Сабрина тупо уставилась на нее. Глядя на голубой щелк, Сабрина почему-то представила себе экзотическую медузу – красивую, но смертельно ядовитую.

Господи, почему ей вдруг стало так больно от мысли, что Алекс занимался любовью с какой-то другой женщиной в этой самой комнате, на этой постели? Для каждого, кто читал светскую хронику, давно не было секретом, что Алекс менял своих любовниц с поразительной быстротой. Что удивительного в том, что с одной из них он, возможно, приезжал сюда, на остров? Да и не глупо ли ревновать к прошлому, каким бы оно ни было?

Тем не менее Сабрина была в шоке. Нечто подобное она испытала на балу у Мендозы. Тогда Алекс совершенно спокойно рассказал о том, как переспал с десятком других женщин, хотя все это время думал о ней. Еще минуту назад Сабрине казалось, что прошлое Алекса теперь уже не имеет для нее никакого значения. Так, будто это было прошлое какого-то другого человека, а не Алекса, который совсем недавно нес в своей рубашке ракушки и дразнил ее по поводу веснушек. Тогда ей казалось, что он принадлежал только ей, был таким близким… Это и действительно было так. Но недавняя близость лишь усилила теперешнее отчаяние.

– Переезжаешь ко мне? – послышался голос Алекса. – Одобряю. Здесь тебе будет гораздо удобнее. Кстати, хочешь покажу ванную? Она огромная – настоящий бассейн! Можем поплескаться вместе.

Должно быть, Сабрина слишком долго смотрела на злополучную рубашку, прежде чем сама это осознала. Она подняла глаза, словно выходя из забытья.

Алекс стоял в дверях ванной в шортах цвета хаки и темно-коричневой спортивной рубашке. Он успел аккуратно зачесать назад волосы, еще влажные после душа.

Он подошел и нежно поцеловал ее. От него приятно пахло шампунем и одеколоном.

Нахмурившись, Алекс подобрал голубую сорочку.

– Что-то не припомню, чтобы я покупал тебе такую рубашку, – произнес он, положив ее обратно в ящик. – Впрочем, я так спешил, что и не помню всего, что я тогда купил.

Он притянул Сабрину к себе.

– Ты покупал мне рубашку, – сказала она, – но не эту. Это не моя. Я вижу ее в первый раз.

– Разве? Тогда, стало быть, это рубашка Хани. Она любит такой голубой цвет.

– Насколько я помню, ты говорил, что Хани и Лэнс обычно останавливаются в другом доме, – холодно произнесла Сабрина, не отвечая на его ласки.

Она почувствовала, что руки Алекса, державшие ее, инстинктивно напряглись.

– Обычно да, – произнес он. – Но иногда здесь бывают сильные наводнения, тот дом в низине, и они перебираются сюда.

– Бедняжки, – саркастически проговорила Сабрина. – И что же, они поселяются в твоей комнате?

– Да, если меня нет. Лэнсу нравится эта комната. – Алекс еще сильнее обнял Сабрину, а его глаза, пристально смотревшие на нее, стали еще темнее. – Какое все это имеет значение, черт побери?!

В самом деле, почему это должно иметь какое-то значение? Что ее так взволновало? Можно подумать, она сама ищет повода с ним поссориться!

– Да в общем-то никакого, – машинально произнесла Сабрина. – Просто я была бы тебе признательна, если бы ты вспомнил, кто спал в этой постели до меня. По-моему, у нас не очень-то хорошее начало совместной жизни!

– А я думал, что этой проблемы мы касаться не будем. – Он слегка встряхнул ее. – Зачем ты снова заводишь речь о том, что было, Сабрина?

Глаза его горели таким огнем, которого она давно не видела.

– Я не хотела, – пробормотала она. – Просто для меня это было как шок. Я вовсе не собиралась вмешиваться в твою личную жизнь. Пожалуй, во время нашей экскурсии по дому тебе следовало бы рассказать мне, в какие шкафы можно заглядывать, а в какие нет.

– Можешь заглядывать куда хочешь! – сказал он почти грубо. – Черт побери, я действительно ума не приложу, чья это рубашка, если не Хани! Я не помню, чтобы я когда-нибудь приезжал сюда, на остров, с какой-нибудь женщиной. Но даже если и приезжал, то что это меняет? Прошлого все равно не изменить, каким бы оно ни было. А за то, что было до тебя, я не считаю себя обязанным извиняться.

– Я не прошу тебя вообще за что-то извиняться, – сказала она. – Просто я решила, что нам нужно еще немного продлить наш «испытательный срок». Мне нужно еще время подумать.

«Господи, – пронеслось у нее в голове, – зачем только я это сказала?! Еще десять минут назад я не мечтала ни о чем другом, как только быть с Алексом. Что мне, в конце концов, до владелицы этой проклятой рубашки, кто бы она ни была!»

– Никакого времени я тебе больше не дам! – зло произнес Алекс. – Это глупо, Сабрина! С того самого момента, как мы познакомились, ты не устаешь повторять мне, какой я придурок и что мне нельзя доверять! А я из кожи вон лезу, чтобы соответствовать твоим требованиям! Заметила ли ты, например, что за все эти дни я ни разу не упомянул о твоем чертовом ковбое, хотя, Бог свидетель, это было нелегко! – Он встряхнул ее еще сильнее. – Однако же я выполнял все твои требования, и тебе не в чем упрекнуть меня.