Шепот ночи - Джойс Лидия. Страница 29

– Твое сердце принадлежит мне, – выдавил Думитру.

Слова вырвались у него прежде, чем он успел их обдумать. На лице Алси отразилось изумление, и Думитру стиснул зубы. Как он мог рассказать ей о безумной ярости, охватившей его, когда другой мужчина явился в его замок, в его дом, с требованием вернуть нареченную? Как мог объяснить охватившее его умопомешательство, когда он увидел, что она смотрит на Бенедека словно на волшебное видение? В ее взгляде не было любви, это правда, но какое-то неприкрытое восхищение заставило его незамедлительно действовать. Выставить этого типа с проклятиями и угрозами у нее на глазах было невозможно. Перед мысленным взором Думитру тогда мелькали картины, как Алси умоляет соперника увезти ее из Северинора, стать ей мужем и бежит с ним. Думитру понимал, что эти страхи смешны, но ничего не мог с собой поделать, даже сейчас от одних воспоминаний об этой мифической возможности у него сдавило грудь.

– Я боялся, – наконец признался он. – Я знаю, это глупо. Но, глядя на него, я подумал, что того, что нас объединяет, тебе недостаточно, что ты захочешь оставить меня… – Думитру не договорил.

– Это жестоко, – тихо сказала Алси. В ее голосе не было обвинения. Она просто констатировала факт.

– Да. – Думитру замялся. – Я сожалею о случившемся.

В самом деле? Сейчас – да, он раскаивался в содеянном. Но он действительно мог потерять ее – и не в приданом дело, в тот момент он не думал о фунтах и талерах, – потерять ее…

У Алсионы вырвался дрожащий смех. Даже в слезах она была красива, ее кожа напоминала полупрозрачный тончайший фарфор, а глаза отливали яркой зеленью.

– Храни нас Господь! Думитру, доверяй мне хоть немного.

От этих слов у него в сердце словно нож повернули.

– Конечно, – ответил он.

Но внутренний голос предательски напоминал о двух тайнах, которые Думитру скрыл от жены: о планах на ее приданое и о втором, неофициальном, своем занятии, о котором, к несчастью, упомянул Бенедек. Ей не нужно об этом знать, сказал себе Думитру. Он хороший муж. Знай отец Алси, что дочь выйдет замуж за человека, который станет заботиться о ней, он не стал бы прятать от зятя ее деньги. Зачем жене деньги? Они ей нужны только в том случае, если муж негодяй и скряга. А что касается другого секрета… Алси нужно защитить от тех игр, которые он ведет с великими державами. Однажды это может обернуться большими неприятностями, и она должна быть невиновной и ни в чем не замешанной. Скверно уже то, что Николай Иванович Бударин узнал о ее существовании, поскольку наличие семьи – это слабость, которой может воспользоваться русский шпион, да и другие не упустят такой возможности.

Алсиона подняла руку к рассыпавшимся по его плечам локонам и намотала прядь на палец.

– Ты изменил внешность, чтобы походить на барона? – спросила она. – И одурачить меня?

Думитру смущенно провел рукой по чисто выбритому подбородку.

– Честно говоря, да. Я хотел вернуться к бороде и коротким волосам, но вспомнил, как сильно чешется лицо, пока отрастает борода, и всегда забываю сказать Гийому, чтобы подрезал мне волосы.

Алси легко провела рукой по его щеке.

– Если хочешь, можешь подстричь волосы, но мне нравится твое гладкое лицо, – почти застенчиво сказала она.

– Потому что оно напоминает тебе Бенедека? – улыбнувшись, поддразнил ее Думитру.

– Потому что оно напоминает мне тебя, когда я впервые тебя увидела, – серьезно ответила она.

Потом она улыбнулась, и Думитру с гордостью и облегчением почувствовал, что все будет хорошо. Пока оба его секрета останутся тайной.

Глава 11

После неожиданного визита Бенедека прошло полторы недели. Жатва была в разгаре. Большую часть года крестьяне отличались задумчивостью и неторопливостью, но Думитру давно решил, что одиннадцатимесячная пассивность с лихвой искупается неистовостью уборки яровых. Впервые он увидел, как собирают урожай, четырехлетним, стоя рядом с дедом.

Последние несколько недель Думитру и старик Раду, давно признанный крестьянами самым мудрым в том, что касается земли и погоды, постоянно осматривали созревающие поля, на которых оттенки зеленого сменялись золотом спелых колосьев. Наконец Раду с великой важностью зашел в кабинет хозяина – Думитру заранее продумал этот визит, – «чтобы поговорить с молодым графом». Остальные терпеливо ждали у дверей кабинета. Через некоторое время Раду вышел и официально объявил, что наутро на рассвете начинается жатва.

Изобилие плодов этого щедрого лета разительно контрастировало со скудными урожаями времен молодости Думитру, когда за убогим достатком маячил зловещий призрак голода. А теперь «молодой граф» был возведен чуть ли не в статус святого, хотя Думитру по собственному опыту знал, что, как только зерно будет убрано, эффект сойдет на нет и очередные новации будут встречены с прежним подозрением и упрямством.

А пока вся жизнь замка перешла во двор. На кухне появилось шесть дополнительных работников, чтобы накормить крестьян. В страду время и рабочие руки дороги, крестьянам некогда отвлекаться на готовку. Мужчины жали хлеб, женщины вязали снопы, дети подбирали колоски и отгоняли ворон, а те, кто был для этого мал, присматривали за младенцами, которых матери оставляли в тени деревьев.

Всю неделю, пока собирали рекордный урожай, небо было чистым, хотя все в тревоге поглядывали на набегавшие изредка облачка, а старики жаловались, что у них ноют кости, не иначе как к непогоде. Думитру больше обычного радовался хорошим денькам, поскольку занятым жатвой крестьянам некогда было рассуждать о его жене. Пока общее мнение склонялось к тому, что она слишком красива для обычной женщины. Одни считали ее ангелом, а другие были совершенно уверены, что она колдунья. Но жатва решила этот вопрос: даже те, кто считал Алси колдуньей, укрепились во мнении, что она добрая колдунья.

В дни лихорадочной работы крестьяне не возвращались вечером домой, а предпочитали ночевать в поле, чтобы украсть у короткой ночи лишних полчасика сна. Даже если бы Думитру и хотелось последовать их примеру, присутствия Алсионы в замке было достаточно, чтобы стремиться на ночлег домой.

Как графу, Думитру не подобало трудиться или спать рядом со своими людьми, но он вместе с ними поднимался на рассвете, приезжал на поля, подбадривал взрослых, хватил детей, и так до заката. Он ел поблизости, хоть и не вместе с крестьянами, и они работали еще усерднее, когда он был рядом, зная, что он заботится о них и гордится ими. Возможно, подумал Думитру, этот год наконец убедит их, что новые методы ничуть не хуже старых. Может быть, эта жатва станет водоразделом в его маленькой аграрной революции, и дальнейшие планы будет легче осуществить.

Уборка урожая не оставляла ему времени для шпионских игр, но его собственные агенты и те, с кем он имел дело, давно знали это и в страдную пору никого к нему не посылали. Первые два дня Думитру едва видел свою жену и, несмотря на суровую необходимость, требовавшую его присутствия в поле, скучал по их обеденным встречам. Но на третий день, когда с кухни привезли обед, к радости Думитру, вместе с обозом верхом на Изюминке появилась Алси. Женщины разгружали корзины, навьюченные на верблюдов. Думитру улыбнулся, глядя, как Алси проворно извлекает из седельных сумок содержимое.

– Отец Алексий сказал, что мне негоже тащиться в поле, как простолюдинке, а повариха считает, что мой долг жены самой привезти тебе обед, – сказала она, улыбаясь в ответ. – Я и для себя обед прихватила.

– К любому случаю можно подобрать подходящее требование этикета. Правилами приличия можно оправдать все, что угодно, если умело ими пользоваться, – прокомментировал Думитру.

– Я давно это знаю, – еще шире улыбнулась Алси. Она расстелила в тени дерева одеяло, и они дружно пообедали. С этого дня, когда солнце поднималось к зениту, Думитру ждал появления жены. Он все чаще и чаще ловил себя на мысли, как тоскливы были его дни до того, сак Алси вошла в его жизнь, и, казалось, уже почти забыл, каково жить без нее.