День гнева - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 57

— Значит, Меджидов своей властью разрешил «ликвидатору» остаться в Испании после того, как тот выполнил задание? — Руднев все больше и больше удивлялся. — Но почему он пошел на такой чудовищный риск? Почему нарушил инструкцию?

— Вы у нее спросите, — сказал Корниенко. — Убежден, она знает.

— Знаю, — кивнула Суслова. — Меджидов рассказал о случившемся только мне. У меня был его приказ. В случае, если за «ликвидатором» придут, убрать его немедленно. Но за ним не пришли, и через несколько дней он вернулся в Москву.

— Что рассказал вам Меджидов? Зачем пошел на такое нарушение? — все еще недоумевал Руднев.

— За десять-пятнадцать лет до испанской встречи Меджидов проводил операцию против Слепнева, которого готовили в «ликвидаторы». Слепнев тогда без памяти влюбился в девушку. Но в результате проверки было установлено, что у нее нежелательные связи. Не то брат осужден или еще что-то. В общем, принято было решение разорвать отношения Слепнева с невестой. Реализацию его поручили Меджидову. И он добился успеха, сломал личную жизнь Слепнева. А потом, спустя много лет, когда встретил его, решил хоть как-то искупить свою вину перед ним, сделать его хоть на несколько дней счастливым.

— Это была та самая женщина?

— Думаю, нет. Меджидов ничего мне не говорил. В начале девяностых, когда была уничтожена наша группа, он погиб. Я думала, эта история никогда не всплывет.

— И вы утаили от нас такой факт? — Корниенко не скрывал своего возмущения.

— Не думаю, что это как-то сказалось на моей работе, — резко ответила Суслова.

— А я думаю, — возразил Корниенко. — Два дня назад террористы каким-то образом узнали, кто значится в списках журналистов. Списки были утверждены в четырнадцать часов. А в шестнадцать убийца был уже здесь…

— Хотите сказать, что это я передала списки Слепневу? — спросила с нескрываемым презрением Суслова.

— Я ничего не хочу сказать, — зло ответил Корниенко, — я излагаю только факты. Два дня назад здесь появился террорист. Вчера, в Лондоне, во время обеда в «Дорчестере» была предпринята очередная попытка покушения на Артема Полетаева и всю нашу делегацию. Говорят, там отличился этот чудаковатый эксперт с птичьей кличкой. Может, это и так. Но за безопасность в «Дорчестере» отвечали лично вы, подполковник Суслова. Пока Руднев уезжал куда-то с министром, вы должны были проконтролировать обстановку в отеле. Но вы не заметили ни террористов, ни бомбы. Я правильно излагаю?

— Когда я проверяла, там не было никакой бомбы, — возразила Елена.

— Возможно. Но потом она появилась. Два покушения в Москве и одно в Лондоне, оба на вашей профессиональной совести. А тут еще выясняется, что вы знаете Слепнева, но скрыли это от нас. Можно ли вам после этого верить? Может, не было в Севилье никакой другой женщины? Может, это вы встречались с «ликвидатором» с благословения Меджидова? Он был восточный человек, сибарит, и мог разрешить своему сотруднику оттянуться?

— Прекратите, — решительно потребовала возмущенная до глубины души Суслова. — Меня можете оскорблять, но не трогайте покойников! Я этого не потерплю! Меджидов был самым порядочным и самым принципиальным человеком из всех, кого я когда-то знала. Я жизнью ему обязана. А вы смеете говорить о нем всякие гадости, хотя ничего не знаете.

— Теперь уже все знаю, — заявил Корниенко.

Она поднялась.

— Все, — сказала Лена, — не желаю больше выслушивать ваши оскорбления. Можете отстранить меня от работы, арестовать, если есть основания. Но слушать вас я не обязана. Разрешите идти? — обратилась она к Рудневу.

Тот кивнул, и, хлопнув дверью, она вышла.

— Хамка, — сказал Корниенко, — держат же таких на работе!

— Думаю, вы не правы, — мрачно возразил Руднев. — Она, конечно, не сахар, но обвинять ее в связях с полковником Слепневым нельзя. Они вчера вместе с этим экспертом спасли столько людей! Предотвратили такую трагедию! С риском для собственной жизни обезвредили взрывное устройство. Если бы не они, мы бы с вами сейчас здесь не сидели!

— Мы обязаны все проверять, — сухо заметил Корниенко, — это наша прямая обязанность.

— Но она не чужая, — возразил Руднев.

— Полковник Слепнев тоже не был чужим, проработал у нас двадцать лет, — отчеканил Корниенко.

— Вы хотите отстранить ее от работы в группе?

— Да. И буду на этом настаивать. А генерал пусть решает. Но рапорт Потапову я подаю немедленно. Экспериментировать нельзя, Слепнев слишком опасен. Вспомните, как из тюрьмы бежал опасный рецидивист, сумевший увлечь следователя-женщину?

— Суслову увлечь невозможно, — усмехнулся Руднев, — она слишком рациональна.

— Меня мало интересует ее психический настрой. Я говорю только о фактах.

В этот момент дверь распахнулась и в комнату вошел Дронго. Корниенко с неприязнью взглянул на него.

— Мы еще не закончили. Выйдите, пожалуйста.

— Не выйду, — заявил Дронго, усаживаясь у двери.

— Не понял, — заметил Корниенко, снимая и протирая очки, — вам что-нибудь нужно?

— Мне говорили, что вы опытный следователь, — сказал Дронго, — человек принципиальный и честный.

— Если вы пришли для того, чтобы мне это сказать… — начал Корниенко.

— Подождите, — перебил его Дронго, — честность и принципиальность, возведенные в ранг гордыни, наносят не меньший вред, чем другие негативные качества. Неужели вы не понимаете, как оскорбили женщину?

— Она уже успела вам пожаловаться? — скривил губы Корниенко и посмотрел на Руднева. — Я же говорил, что женщина может сорваться в любой момент. Она уже наболтала о нашем разговоре.

— Ничего она не успела, — отрезал Дронго, — она стоит в приемной и курит. Нужно видеть ее глаза, чтобы понять, в каком она состоянии. Вы приехали сюда полчаса назад, ворвались в кабинет, приказали срочно отозвать Суслову, кричали, что будет поздно. Нетрудно догадаться, что вы нашли на нее некий компромат. Затем попросили всех удалиться, из чего я понял, что речь пойдет о «ликвидаторе», которого мы ищем. Значит, вы обвинили ее либо в халатности, либо в пособничестве Слепневу, а может, и в том и в другом. Но вы совершаете ошибку. Елена Суслова не только хороший офицер. Она прошла все круги ада. И сейчас не просто обижена, а оскорблена…

— Хватит, — поднялся Корниенко, — нечего читать мне нотации.

— Вы оскорбили женщину своим недоверием. Офицера, своего товарища, — продолжал Дронго, — на вашем месте я пошел бы и извинился. Это был бы единственный поступок, за который вам никогда не пришлось бы стыдиться.

— Выйдите! — сорвался на крик Корниенко, весь покрывшись красными пятнами. — Вы злоупотребляете нашим терпением.

— И последнее, — сказал Дронго, прежде чем выйти. — Насколько мне известно, Слепнев и компания сделают все, чтобы убрать Полетаева и не дать ему завтра выступить в Думе. Так вот. Если вы посмеете отстранить Суслову от работы в группе, я не буду с вами сотрудничать. И сообщу о случившемся генералу Потапову. Что бы сегодня ни произошло, ответите за это лично вы!

— Шантажируете меня? — сказал Корниенко, с ненавистью глядя на эксперта.

— Это не шантаж. Вы привыкли распоряжаться человеческими жизнями, полковник. Вчера вы прямо-таки проявили чудеса героизма. Сколько людей потеряла ваша спецгруппа? И все потому, что вам надо было скорее отчитаться о захвате Слепнева. В погоне за результатом вы не думаете о живых людях. Причиняете им боль. Что вы знаете о Сусловой? Известно ли вам, что несколько лет назад она попала в руки бандитов? Знали бы вы, что они с ней делали.

Не дослушав, Корниенко взял папку и, кивнув Рудневу, вышел из кабинета, осторожно прикрыв дверь. От сказанного Дронго ему стало не по себе. Он дошел до приемной, остановился у двери, взялся за ручку.

— Хотите войти? — спросил один из сотрудников ФСБ.

— Нет, — ответил Корниенко, — нет, не хочу.

Он повернулся и, чуть сгорбившись, пошел к выходу. У дверей оглянулся и посмотрел на стоявших в коридоре офицеров ФСБ. После его ухода Руднев и Дронго долго молчали. Затем полковник подошел к Дронго, сел рядом.