Философия. Книга первая. Философское ориентирование в мире - Ясперс Карл Теодор. Страница 79

Действительности и убедительной доказуемости противопоставляет себя свобода, как желанное и должное восхождение (gewollter und gesollter Aufschwung). Сила идеализма заключается в исконном осознании (Vergegenwärtigung) духовных содержаний. Если позитивизм забывает о своем происхождении из подлинной работы исследования и пренебрегает своим ограничением в пределах конечной целесообразности, то идеализм напоминает человеку о его возможностях, заключенных в самом человеке, если он вступает в традицию духа, усваивая ее. Таков антагонизм, в бесчисленном множестве форм проходящий через всю историю мысли. Позитивизм, во имя истины, обращался против фантазий идеализма; идеализм, во имя идеалов, обращался против нивелировки, совершаемой позитивизмом.

В этой полемике нередко обнаруживалось противоречие бытия и мышления борющихся сторон: собственная действительность мыслящего не соответствовала тому, что он мыслил. Можно было видеть поэтому проповедников самого торжественного идеализма в экзистенциальном унижении, а презренных позитивистов в роли благородных борцов за подлинное бытие. Можно было встретить гордящегося только опытом позитивиста находящимся в плену собственных иллюзий, а фантаста-идеалиста - ясно видящим практические дела жизненным реалистом. Что бы мы ни захотели прямо и непосредственно рассмотреть в его истории, позитивизм или идеализм: жизнь мыслящего известным образом все равно оказывается иной. Скорее здесь обнаруживается даже известная тенденция к оборачиванию: что я постигаю в мысли, тем я охотно довольствуюсь как вещью, сделавшейся как будто бы моим достоянием, и тем не менее, как бы в восполнение, на деле, как действительное существование, я осуществляю в то же время совершенно противоположное. Позитивистское мышление, именно в его непреклонно-героическом стремлении видеть действительность без покровов, может проистекать из идеи истины такой экзистенции, которая сама не понимает себя в своем мышлении; идеалистическое мышление может сделаться иллюзией своенравного, лишенного субстанциальности существования, которое избегает и пытаться понимать само себя.

Для нас эта полемика не представляет более решающего значения. Мы видим предварительный характер (Vorbaucharakter) обеих позиций, насколько они обе абсолютизируют сами себя, и истину обеих, поскольку они остаются каждая в своей относительности. Противником их обеих, удерживающим их однако в то же время как свои собственные предпосылки, является философия просветления экзистенции. Эта философия знает, что все вопросы о существенной истине решаются не на уровне всеобщезначимого, но что в деле ориентирования в мире существует как допускающее убедительно обоснованное решение познание фактического, так и объективно созерцаемая истина идеи (daß es aber in der Weltorientierung sowohl zwingend entscheidbare Einsicht des Tatsächlichen als auch objektiv schaubare Wahrheit der Idee gibt). Только в абсолютизации этой ориентировки в мире возникает то общее, что есть у позиций позитивизма и идеализма.

Общее между ними

На вопрос о том, что в собственном смысле есть, оба отвечают в том или ином смысле: целое и всеобщее. Для позитивизма существенное - это закономерность природы. Во всех интересах приоритет для него принадлежит некоторой форме всеобщности. Для идеализма существенное - это целое, как единый мир до бесконечности структурированного в себе космоса. Для него всеобщее имеет некоторое значение только в свете целого; так, например, значимая логическая правильность суждения имеет смысл в свете истины идей, звеном в которой она является.

Как позитивизм, так и идеализм знают индивидуум только как предмет в его объективности, либо как нескончаемый ряд особенного, либо же как особенную форму всеобщего; лучшее есть для них всеобщее и целое, как они его себе представляют. Индивиды для них - только арена и проезжая магистраль, они существуют как частные случаи или как орудия; они суть или точки пересечения вневременных законов, в принципе постижимые генетически, и в этом качестве не имеют самостоятельного бытийного характера, -или же идея, как объемлющее целое, использует их силы или отвергает их, смотря по тому, чего именно потребует от ничтожной индивидуальности величественное движение идеи в мире.

Хотя обеим позициям возможно даже обожествлять отдельных индивидов, поскольку они становятся представительными в смысле категорий всеобщего и целого, то обе, однако же, не признают принципа индивидуальности как возможной экзистенции. Оба воззрения являются противниками того, что они называют индивидуализмом, который они, в множестве разнообразных форм, только конструируют без всякого смысла для индивида под именами «своеволия», «эгоизма», «суетности», «субъективного лиризма». Он - помеха, он - зло; значение имеет только служение всеобщности, преданность целому; индивид обретает ценность, только если снимает себя в объемлющей гармонии, или повинуется всеобщезначимым законам долженствования; т.е. личность видится тождественной растворению в сущности дела (die Persönlichkeit wird identisch mit dem Aufgehen in der Sache). Некоторый остаток личности, правда, допускается, но в то же время и лишается всякой ценности как «частная» сфера; он остается лишенным пафоса и при всяком конфликте должен уступать. Поскольку, следовательно, оба они смешивают объективную индивидуальность частного существования и возможную экзистенцию индивида, который может проявиться в своем существовании как свобода, они полагают, будто ничтожество простого индивида и подлинность возможной экзистенции - это одно и то же. Они неспособны отыскать никакого критерия для различения того и другого, поскольку подобный критерий и в самом деле никогда не становится объективным для ориентирования в мире, но коренится всегда в неизменно историчном абсолютном сознании. Они не могут понять неправды (Unwahrheit), которая как неподлинность есть отрицательное определение экзистенции, а не какой-либо эмпирической действительности.

Позитивизм и идеализм имеют своим предметом вневременное, как подлинную действительность; для одного это природная закономерность, для другого - идея. Для обоих историчность как таковая не имеет собственной субстанции. Она превращается или в вечную идею в ее временной форме, или же в материю, в которой зримо является закономерность как ее подлинная сущность. Время ничтожно, материя презренна. История, как предмет исследования, есть для них обоих путь к удостоверению во вневременно значимом, - или путь познания всеобщих необходимых истин социологии. Оба они обращают свою критику против глубины историчности, как против лишенного разума оригинальничания (vemunftlose Eigenbrötelei). Самое главное - целокупность истории, всемирная история или всеобщее в истории, человечество. То, что не входит в эту взаимосвязь согласно аспектам оценки, которые предоставляет нам всеобщее и целое, - есть безразличная для мысли случайность. Носители подобных идей забывают о самих себе, как возможных экзистенциях. Их абсолютная уверенность в бытии возникает у них единственно из предстоящего их взору видения вневременного целого, или знания о всеобщем.

Для позитивизма и идеализма бытие есть нечто доказанное и доказуемое. Для обоих поначалу образцом знания была математика. Однако там, где идеализм понимал математику как абсолютно иное сравнительно со способом его собственной познавательной значимости, там его собственное знание истинного оставалось для него в некотором ином смысле доказанным, дедуцированным, обоснованным знанием, которое, подобно математике, имеет силу независимо от познающего его лица. То, что идеализм знает, как бытие, он знает как некую безличную науку. Это ориентирование в мире, свойственное сознанию вообще, хотя и не эмпирическое, но все же априорное ориентирование в мире в отношении идей, которые выступают передо мною в мире как очевидные. Для обоих воззрений всякая сущность в форме объективности превращается в «вещь», будет ли это материальная вещь, доказанное положение, явно представленная (explizierte) и тем самым также кристаллизированная идея.