Лучше быть святым - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 32

– Вы с Хрусталевым встречались? – спросил он.

– Да, – подтвердил Скосырев, – я передал ему оружие, которое мне привез Карась. По вашему поручению, как вы приказывали.

Последние слова не понравились подполковнику. Очень не понравились.

– Разве я приказывал? – зло спросил он.

– Конечно, – спокойно подтвердил капитан, – взять пистолет у Карася и отдать его при встрече Хрусталеву. А в чем дело? Разве что-то не так?

– Нет, все правильно, просто мне нужно было узнать. Из этого пистолета, оказывается, убили человека, сотрудника ФСК, вот почему я беспокоюсь.

– Это Карась передал мне оружие. Увижу его – яйца оторву, – мрачно пообещал Скосырев.

– Да, да, конечно. Но вот поэтому они тебя ищут.

– Ну вы позвоните им.

– Конечно, позвоню, конечно, – Корженевский понял, что отступать дальше некуда. В конце концов, по официальной версии, Скосырев – нигде не работающий бомж, занимающийся к тому же рэкетом. Он незаметным движением руки нащупал под мышкой оружие.

«Неужели придется стрелять?» – с ужасом подумал он, ясно понимая, что никакой альтернативы у него нет.

Оперативники ФСК начали паниковать, врываясь во все магазинчики. Скосырева и Корженевского нигде не было.

– Вы придумайте какое-нибудь оправдание, – говорил Скосырев, не обращая внимания на волнующегося Корженевского.

Сотрудники ФСК ворвались в их магазин.

Подполковник достал оружие.

Продавщица испуганно вскрикнула, увидев сразу троих ворвавшихся человек.

Скосырев обернулся.

Профессиональная подготовка способна решить все.

Корженевский был начальником отдела, все последние годы просидевшим в министерстве.

Скосырев был нелегалом, все последние годы ходившим по лезвию бритвы.

Подполковник достал оружие быстрее, но перед тем как нажать на курок, замешкался.

Скосырев мешкать не стал. Вернее, не умел. От этого часто зависела его жизнь. Кроме того, он слишком хорошо знал, как глупо нелегалы гибнут от рук своих товарищей.

Когда в интересах операции нужен убийца, а его нет, то сойдет любой труп, лишь бы закрыть это дело.

Скосырев достал пистолет позже. Но выстрелил мгновенно, еще не обхватив как следует рукоятку оружия.

Корженевский, застонав, опустился на пол.

К ним ворвались сотрудники ФСК, продавщица громко закричала, Корженевский пытался улыбнуться, но на губах была кровавая пена.

Скосырев растерянно оглянулся.

Один из сотрудников ФСК осторожно отобрал у него пистолет. Другой наклонился над подполковником.

– Готов, – поднялся он, – кажется, умер.

И вдруг Скосырев понял, что его импульсивное решение было верным, и никто не будет наказывать его за этот выстрел. Что-то такое действительно произошло, потому что окружавшие его люди даже не смотрели на подполковника, похлопывая его по плечу.

Меджидов, добравшийся до квартиры, служившей запасной базой, вполне благополучно, слушал Подшивалова, проработавшего весь день на компьютере. Полковник, введя блок данных, обратил внимание, что среди лиц, имевших к «Октаве» косвенное отношение, был майор Никитинский, дважды выезжавший вместе с другими офицерами для сопровождения наиболее ценных грузов «Октавы». Разумеется, ни он, ни другие офицеры ничего не знали о характере груза, задании группы и предполагаемом маршруте. Но они все-таки сотрудничали когда-то, и это нужно было проверить. Кроме того, он обратил внимание, что из трех офицеров сопровождения Меджидова, кроме убитого Корина, не было в живых и другого – Евгения Семенова. В компьютерных данных он значился как погибший. Никаких других подробностей установить не удавалось. Настораживал и тот факт, что Никитинский совместно с Семеновым работал ранее в одной из групп обеспечения Главного разведывательного управления Министерства обороны. И оба ушли оттуда почти одновременно. Никитинский перешел в Управление личной охраны Президента, а Семенов – в штурмовой отряд снайперов ФСК еще до того, как само слово ФСК стало аббревиатурой контрразведки, носившей название Министерства безопасности России.

Суслова, подошедшая ранее вместе с Теймуразом, уже рассказала Подшивалову все обстоятельства нападения на их первую базу и ранения Ковальчука. Полковник понял, что отныне в их сильно поредевшей группе ему придется взять на себя и некоторые обязанности Ковальчука. Теперь они сидели все четверо за столом, обмениваясь информацией. Точнее, говорили по очереди Меджидов и Подшивалов, а остальные слушали.

Задачи на ближайшие дни были предельно ясны. Меджидов и Суслова вылетают в Бельгию. В качестве прикрытия с ними должен был лететь Сулакаури. Подшивалов оставался для связи с ФСК. Теперь предстояли некоторые технические трудности. Достав имевшиеся на базе заранее заготовленные бланки дипломатических и служебных паспортов, Подшивалов начал оформлять документы, благо все печати и подписи давно были проставлены. В последний раз документы на группу оформлялись по личному указанию Крючкова в июле девяносто первого, после его визита на Кубу, и, выданные на пять лет, они вполне соответствовали срокам.

Теймураз и Лена должны были завтра, раздельно друг от друга, заехать в бельгийское посольство для получения виз. Как правило, на дипломатические паспорта визы получались быстро, в течение одного-двух дней. Билеты должен был оформлять Меджидов в одном из тех частных агентств, которые появились в городе за последние несколько лет. Подшивалов, хорошо знавший город, предложил заехать на Петровку, где напротив Госбанка России было одно такое агентство.

По документам, Меджидов и Суслова были супругами, причем если первый был татарином «Фаткулиным», то вторая имела неприметную фамилию «Сизова». Правда, имена были те же, чтобы не спутать в случае обращения друг к другу. Сулакаури получил один из своих документов на имя Ардзинбы. Это его почему-то развеселило.

– Не могли другую фамилию подобрать, – заулыбался он, – еще бы написали Шеварднадзе. Если в Тбилиси когда-нибудь узнают, что у меня была фамилия этого абхазца, меня выгонят из города.

– Это случайное совпадение, – сухо пояснил Подшивалов, – ты же отлично знаешь, что подбираем сходный с тобой восточный тип. А кто, как не абхазец, ближе других стоит к грузину?

– Хорошие слова, дорогой, – вздохнул Теймураз, – так было раньше. Сейчас они лютые враги. Будь прокляты те, кто поссорил два наших народа. Игорь Арсеньевич, дорогой вы мой. Какие там были места! Сказка! А теперь все лежит в развалинах.

– Еще восстановят, – пообещал Подшивалов.

– Конечно, восстановят, – согласился Сулакаури, – но сколько людей погибло, сколько детей. Кому нужны были независимость Абхазии и Грузии, купленные такой ценой? Кому?

– Теймураз, – обратился к нему Меджидов, – мы уже говорили с Олегом Митрофановичем на эту тему. Ты прав – произошла трагедия твоей солнечной Грузии. Но это наша общая трагедия, общая боль. У меня на родине до сих пор идет война.

– Вот, вот, – оживился Сулакаури, – кому нужны эти войны? Что в них можно доказать? Где человеку жить? Разве можно птице указать ее место, разве можно убивать другого только потому, что он абхаз или грузин? У меня мать из Сухуми. Какой город был, генацвале, – от волнения он даже отвернулся. – Дом ее сестры сожгли, внуков убили. Кому нужна была такая свобода? Простите, Кямал Алиевич, мы давно не виделись.

– Знаю я все, – со злостью проскрипел Меджидов, – и про Грузию, и про Абхазию, и про Сухуми, – он закрыл глаза, немного помолчал. – Если бы ты видел Баку в пятидесятые-шестидесятые годы. Знаешь, я не сентиментальный человек, но это был город мечты. Какой-то карнавальный город, где праздник никогда не кончался. Все беспрерывно шутили, смеялись, радовались. Когда в конце шестидесятых сборная КВН Баку победила в абсолютном первенстве в финале одесскую команду, в Баку был праздник. Мой знакомый кебабчи обещал всегда кормить капитана команды Юлика Гусмана бесплатно, за счет заведения. А несколько дней назад я узнал, что один из самых молодых людей той команды, талантливый композитор Леонид Вайнштейн, он, кстати, дядя Гарри Каспарова, умер от разрыва сердца. Ему не было еще пятидесяти. Это тоже жертва нашей карабахской войны. Ведь сколько можно воевать – уже шесть лет.