Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика - Гегель Георг Вильгельм Фридрих. Страница 46

помогает и их осуществлению. Так, например, религия имеет свою

абсолютную ценность в себе самой, но вместе с тем она является опорой

также и других целей. Христос говорит: ищите прежде царства

божия, и все остальное приложится вам. Частные цели могут быть

достигнуты лишь в том случае, если достигается в–себе и для–себя-

сущее.

§ 21.

?) Так как мышление берется как деятельность в соотношении

с предметами, как размышление о чем–нибудь, то всеобщее, как

продукт его деятельности, обладает значением суши дела, (существенного,

внутреннего, истинного.

Примечание. В пятом параграфе мы упомянули о старом

убеждении, что то, что в предметах, свойствах, событиях истинно, то, что

в них есть сокровенного, существенного, составляющего суть, которую

нам важно знать, не находится в сознании непосредственно, не есть

то, что нам дает уже первый взгляд и первая пришедшая в голову

мысль, а нужно раньше размышлять для того, чтобы добраться

до познания истинного строя предмета.

Прибавление. Уже ребенку рекомендуют размышлять, ему

предлагают, например, согласовывать имена прилагательные с именами

существительными. Он должен вникать и различать, он должен

вспоминать правило и поступать согласно этому правилу в частном

случае. Правило есть не что иное, как всеобщее, и ребенок должен

приводить особенное в соответствие со всеобщим. Мы затем ставим себе

в жизни цели. При этом мы размышляем о том, какими средствами

мы можем их достичь. Цель есть здесь всеобщее, руководящее, и

мы обладаем средствами и орудиями, деятельность которых мы

определяем соответственно этим целям. Сходное с этим размышление

имеет место в моральных вопросах. Размышлять означает здесь

вспомнить право, долг, то всеобщее, согласно которому, как твердо

установленному правилу, мы должны вести себя в данном частном

случае. В нашем особенном поведении должно содержаться и

распознаваться всеобщее определение. То же самое мы находим

в нашем отношении к явлениям природы. Мы замечаем, например,

гром и молнию. Это явление нам знакомо, и мы его часто

воспринимаем. Но человек не удовлетворяется одним лишь знакомством

с явлением, одним лишь чувственным явлением; он хочет знать, что

скрывается за последним, хочет знать, что оно представляет собою,

хочет его постигнуть. Мы поэтому размышляем, стремимся узнать

причину, как нечто отличное от явления, как такового, стремимся

узнать внутреннюю сущность в ее отличии от лишь внешнего. Мы,

таким образом, удвояем явление, ломаем его надвое:на внутреннее

и внешнее, на силу и проявление, на причину и действие.

Внутреннее, сила, здесь опять–таки есть всеобщее, постоянное, не та или

другая молния, не то или другое растение, а то, что остается одним

и тем же во всем. Чувственное есть некое единичное и

исчезающее, а то, что в нем постоянно, мы узнаем посредством

размышления. Природа показывает нам бесконечное множество единичных

образов и явлений; мы чувствуем потребность внести единство

в это многообразие; мы, поэтому, сравниваем друг с другом явления

и стремимся познать всеобщее каждого из них. Индивидуумы

рождаются и погибают, род же есть пребывающее в них, возвращающееся

снова во всех индивидуумах, и он постигается лишь

размышлением. Сюда принадлежат также законы, — например законы движения

светил. Мы видим звезды сегодня здесь, а завтра там; этот

беспорядок есть нечто не соответствующее духу, нечто, чему он не

доверяет, ибо он верит в существование порядка, в простое, постоянное

и всеобщее определение. Исходя из этой веры, он направил свое

размышление на явления и, познав их законы, установил движение

небесных светил во всеобщей форме, так что из этого закона можно

определить и познать каждую перемену места. Точно так же обстоит дело

с силами, управляющими человеческой деятельностью в ее бесконечном

многообразии. И здесь также человек верит в наличие властвующего

всеобщего. Из всех этих примеров мы можем убедиться, что

размышление всегда ищет незыблемого пребывающего,внутри себя определенного

и властвующего над особенным. Этого всеобщего нельзя постигнуть

внешними чувствами, и оно признается существенным и истинным,

так, например, права и обязанности представляют собою

существенное в поступках, и истина последних состоит в соответствии этим

всеобщим определениям.

Определяя таким образом всеобщее, мы находим, что оно

образует противоположность чего–то иного, а это иное есть лишь

непосредственное, внешнее и единичное, в противоположность

опосредствованному, внутреннему и всеобщему. Это всеобщее не существует

внешним образом, как всеобщее; рода, как такового, нельзя

воспринимать, законы движения небесных тел не начертаны на небе. Всеобщего,

следовательно, мы не слышим и не видим, — оно существует лишь для

духа. Религия приводит нас ко всеобщему, которое объемлет собою

все другое, к абсолютному, которым порождено все другое, и это

абсолютное есть не для внешних чувств, а лишь для духа и мысли.

Логика. 4

§ 22.

?) Благодаря размышлению, кое–что изменяется в

первоначальном характере содержания, каким оно дано в ощущении,

созерцании и представлении; истинная природа предмета,

следовательно, осознается лишь посредством некоторого изменения.

Прибавление. То, что получается при размышлении, есть продукт

нашего мышления. Так, например, Солон дал афинянам законы,

которые были произведением его мышления. С другой стороны, однако,

мы рассматриваем всеобщее, законы как противоположность чему–то

лишь субъективному и познаем в нем существенное, истинное и

объективное вещей. Чтобы узнать, что в вещах истинно, одного лишь

внимания недостаточно — для этого необходима наша субъективная

деятельность, преобразующая непосредственно существующее. Это

кажется на первый взгляд совершенно превратным и противоречащим

цели, которую мы ставим себе при познании. Можно, однако, сказать,

что во все эпохи люди были убеждены в том, что лишь посредством

произведенной размышлением переработки непосредственного

достигается познание субстанциального. Лишь в новейшее время стали

возникать сомнения в этом и стали проводить резкое различие между тем,

что представляет собою продукт нашего мышления и тем, что вещи

представляют собою сами по себе. Теперь стали утверждать, что вещи

сами по себе суть нечто совершенно другое, чем то, что мы из них

делаем. Точка зрения этой раздвоенности, была в особенности

выдвинута критической философией против утверждения всех

предшествующих поколений, для которых согласие между мыслью и вещью

представляло собою нечто бесспорное. Вокруг этого противопоставления

вращается интерес новейшей философии. Но естественная вера человека

говорит, что это противопоставление не истинно. В обыденной жизни

мы размышляем без особенной рефлексии, без особенной заботы о том,

чтобы получилась истина. В обыденной жизни мы размышляем в

твердой уверенности, что мысль согласуется с предметом, не отдавая себе

в этом отчета, и эта уверенность имеет величайшее значение. Отчаяние,

приведшее к утверждению, что наше познание — лишь субъективное

познание и что никакое другое познание нам не доступно, есть болезнь

нашего времени. Но истина есть объективное и она должна служить

руководящим правилом для убеждения всех людей, так что

убеждение отдельного человека дурно, поскольку оно не соответствует этому

правилу. Согласно же новейшему воззрению, напротив, убеждение,

как таковое, одна лишь форма убежденности, есть уже нечто хорошее,