Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества - Лукач Георг. Страница 183

Объективный идеализм должен изыскать другие критерии. Шеллинг находит этот критерий в учении об идеях Платона: согласие с идеями должно быть критерием истины, так как философские высказывания, художественные произведения и т. д. есть не что иное, как формы отражения этих идей в человеческом сознании. Здесь мы имеем дело с мистическим, на голову поставленным материализмом, с мистификацией в платоновских идеях сущности объективной действительности для того, чтобы можно было найти в них критерий истины. В "Философии искусства" Шеллинга, несмотря на эту мистификацию, явно существуют определенные пережитки бессознательного тяготения к теории познания материализма, и именно поэтому эта работа является шагом вперед в истории эстетики. Но уже в диалоге "Бруно" мистические стороны этой теории выступают на передний план и прямо приводят к позднейшей религиозной мистике Шеллинга. Трактовка "интеллектуальной интуиции" как "гениальной способности", данной лишь избранным людям, усугубляет эти догматические и мистические тенденции в философии Шеллинга.

В этом отношении диалектическая логика Гегеля идет намного дальше, чем вся предшествующая философия. Однако это продвижение вперед, рассмотренное с точки зрения целого, лишь отодвигает проблему вдаль, а тем самым отодвигает и осуществление возможности решить частные вопросы теории познания с помощью открытого применения принципа отражения объективной действительности; поэтому на завершающей стадии все трудности должны проявиться с большей силой. Гегелевская логика показывает, что, с одной стороны, кажущиеся нам неизменными вещи становятся процессами, а с другой стороны, она трактует предметность объектов как результат "отчуждения" (EntauBerung) субъекта. Благодаря этому проблема кантовской вещи-в-себе была понята как взаимоотношение вещи и свойства, как проблема, которую отказался решать Фихте и решение которой Шеллинг вновь пытался найти на противоположном пути. Понимание предметов как "отчуждения" (Entaufierung) духа дает возможность Гегелю при гносеологическом рассмотрении эмпирической действительности, не осознавая этого, применить теорию отражения. Он может сравнивать любые мысли с объективной действительностью — и правильность этого критерия, состоящего в согласии с объективной действительностью, не отрицается в отдельных случаях, однако эта действительность понимается им не как реально существующая, независимая от сознания, а как продукт "отчуждения" (Enlauberung) субъекта, который выше индивидуального сознания. И так как процесс "отчуждения" (Enlauberung) является диалектическим, то благодаря этому он вопреки своей воле и неосознанно идет иногда в осуществлении материалистического критерия правильности дознания дальше, чем прежние материалисты.

Эта трудность впервые понята им как особенность целостного процесса познания. Гегель подчеркивает процессуальность познания, тот факт, что абсолют есть результат всего процесса. Само собой разумеется, что он нуждается для объяснения правильности познания всего процесса также в некотором критерии. Именно здесь можно увидеть, с какой необходимостью вытекают из гегелевских предпосылок общие понятия диалектики, на первый взгляд кажущиеся темными и мистическими. Если объективность предметов есть продукт предшествующего раздвоения тождественного субъекта-объекта, то из этого неизбежно следует, что критерий высшей истинности всего процесса может заключаться лишь в раскрытии тождества субъекта и объекта, в достижении тождественным субъектом-объектом самого себя. Но если этот путь духа начинается с изначального тождества, которое должно быть предположено в такого рода конструкции, а весь процесс трактуется как процесс создания предметности посредством "отчуждения" (EntauBerung), то, безусловно, необходимо, по Гегелю, представить новое обретение тождества субъекта и объекта как форму обратного освоения "отчуждения" (Entauberung), как превращение субстанции в субъект, как снятие предметности вообще.

Итак, гегелевская диалектика имеет по сравнению с другими формами гносеологии, развитыми в немецком идеализме, громадное преимущество: она может при объяснении целых больших областей человеческого знания прибегнуть к принципу тех теорий познания, которые исходят из отражения действительности, хотя Гегель и выводит этот принцип неверно. Тем самым гегелевская диалектика предоставляет широкий простор различным областям человеческого познания, большие возможности для правильного постижения внешнего мира, для разработки существенных характеристик познавательного процесса.

Но это лишь возможность. Вопрос о теоретико-познавательном критерии всего процесса познания, вопрос о том, с чем должен согласоваться познаваемый предмет, чтобы стать признанным в качестве истинного, Гегель может решить так же, как и его предшественники, лишь мистически и мистифицированным образом. Мы уже не раз подчеркивали, что Гегель не смог в определенных пунктах превзойти Шеллинга. Это подтверждается и на высших ступенях его философии. Именно эта теоретико-познавательная ограниченность — социальная основа которой, как мы надеемся, уже ясна — усугубляет и укрепляет религиозно-теологические тенденции гегелевской философии, несмотря на всю неоднозначность его отношения к религии. Ведь социальные силы должны в конечном итоге одержать верх. "Религиозное отражение действительного мира, — говорил Маркс, — может вообще исчезнуть лишь тогда, когда отношения практической повседневной жизни людей будут выражаться в прозрачных и разумных связях их между собой и с природой. Строй общественного жизненного процесса, т. е. материального процесса производства, сбросит с себя мистическое туманное покрывало лишь тогда, когда он станет продуктом свободного общественного союза людей и будет находиться под их сознательным планомерным контролем" [69].

4. "Отчуждение" ("Entaufierung") как центральное философское понятие "Феноменологии духа"

Прежде чем перейти к подробному анализу понятия "отчуждение" (EntauBerung), полезно хотя бы кратко воспроизвести развитие этой проблемы в предшествующей философии и возникновение этого понятия у Гегеля. Напомним, что в бернский период развития республиканских взглядов молодого Гегеля "позитивность" обозначала некое установление или свод мыслей, которые, будучи мертвой объективностью, противостояли субъективности человеческой практики как нечто чуждое. Уже в этот период понятие позитивности было выдвинуто для того, чтобы выявить специфический характер тогдашнего общества. Тогда, однако, молодой Гегель решительно противопоставлял "непозитивную" эпоху греческой демократии современности. Его философия истории была преисполнена надежды, что возрождение античности во французской революции и возникающая вместе с ним новая эпоха свободы и действительного господства человека вызовет к жизни эпоху, лишенную "позитивности".

Крушение этих надежд, приведшее к кризису в мышлении Гегеля во франкфуртский период, повлекло за собой, говоря кратко, историческое и диалектическое понимание "позитивности". Современные институты уже не являются для Гегеля чем-то изначально окостеневшим и безнадежно позитивным. Он постоянно обращается к конкретному исследованию того, как нечто стало позитивным, как изменяется, возникает и исчезает исторически конкретная связь общественной практики и социальных институтов. Эта большая историческая конкретность достигается, как мы знаем, параллельно с постепенной переработкой Гегелем теоретических результатов английской классической политической экономии, с растущим интересом к экономическим проблемам капитализма, с более глубоким проникновением в них. Мы уже говорили о том, что в ходе этого кризиса Гегелем была осознана специфика ого концепции диалектики. По мере ее развития, по мере развертывания гегелевского, мировоззрения понятие "позитивность" все более отодвигается на задний план в гегелевской терминологии. Но оно никогда полностью не исчезает. Это понятие, однако, все более трактуется в том специфическом смысле, в каком юриспруденция и теология говорят о позитивном праве и позитивной религии. Философское понятие, характерное для франкфуртского и бернского периодов, исчезает. Но термин "позитивный" сохраняет у Гегеля отрицательный оттенок. Философия развития Гегеля не допускает того, чтобы какой-либо институт в качестве оправдания своего сохранения взывал бы к факту длительности своего существования. Такого рода "позитивность" Гегель еще много лет спустя после иенского периода рассматривает как нечто мертвое, отбрасываемое в ходе истории.