Беседы с Кришнамурти - Кришнамурти Джидду. Страница 6

«Я»

Напротив сидел человек, имеющий положение и власть. Он хорошо осознавал это, поскольку его внешность, жесты, поведение говорили о том. В правительстве он занимал высокий пост, и люди преклонялись перед ним. Грубо отчитывал кого-то, за то, что потревожили его по проблеме подчиненных. Он громко говорил о делах, и попутчики поглядывали на него с опаской. Мы летели высоко над облаками, на высоте восемнадцать тысяч футов. Сквозь облаках виднелись синее море, горы, покрытые снегом, острова и широкие открытые заливы. Красиво смотрелся пейзаж из маленьких деревень, реки, берущей начало с гор и спускающейся к морю. Она несла свои воды мимо очень большого города, покрытого дымом и грязью, где и сама становилась грязной, но вдали от города она вновь была прежней: чистой и искрящейся. Через несколько кресел от меня сидел офицер в форме, уверенный и высокомерный, его грудь была украшена наградами. Он принадлежал к привилегированному классу.

Почему происходит так, что мы жаждем быть признанными, повышенными по службе, награжденными? Почему мы являемся такими снобами? Почему цепляемся за исключительность нашего имени, положения, достижений? Разве анонимность приводит к деградации и быть неизвестным презренно? Почему мы гонимся за известностью, популярностью? Почему не принимаем себя такими, какие мы есть? Почему боимся и стыдимся себя, каковы мы есть. Почему положение и достижения становятся настолько существенными? Любопытно, насколько сильно желание быть признанным, встреченным аплодисментами. В восторге сражения свершаются невероятные вещи, за которые следует вознаграждение. За убийство такого же человека, как и мы, становятся героями. Благодаря привилегии, уму, способности и трудоспособности оказываешься где-нибудь около вершины, хотя вершина никогда не является таковой, поскольку опьянение от успеха захватывает все больше и больше. Страна или бизнес – это вы сами. От вас зависят важные явления, вы – это власть. Организованная религия подсовывает положение, престиж и почесть. В ней вы – важная персона, обособленная и значительная. Или, опять же, вы становитесь учеником какого-нибудь учителя, гуру или мастера, или сотрудничаете с ними в их деле. Вы все еще значимы, представляете их интересы, разделяете с ними их ответственность, вы даете, а другие получают. Хотя, действуя от их имени, вы всего лишь пешка. Можно надеть набедренную повязку или одежду монаха, но это вы делаете красивый жест, это вы отрекаетесь.

Так или иначе, скрыто или явно, «я» подпитывается и поддерживается. Помимо его антиобщественных и вредных воздействий, зачем «я» еще должно самоутверждаться? Хотя мы и так живем в суматохе и печали, с мимолетными удовольствиями, зачем «я» цепляется за внешнее и внутреннее удовлетворение, за поиски его, которые неизбежно приносят боль и страдание? Жажда активной деятельности, как и пассивной, заставляет нас стремиться быть. Наше стремление заставляет нас чувствовать, что мы живы, что в нашей жизни есть цель, что мы постепенно избавимся от причин конфликта и горя. Мы чувствуем, что если бы наша деятельность остановилась, мы были бы ничем, жили бы напрасно, вообще жизнь не имела бы никакого значения. Так что мы продолжаем вовлекаться в конфликты, в беспорядки, в антагонизм. Но мы также осознаем, что есть кое-что больше, что есть еще и иное, которое выше и вне всего этого страдания. Таким образом, мы находимся в постоянном сражении внутри нас самих.

Чем больше внешняя показная пышность, тем больше внутренняя бедность. Но свобода от этой бедности – не набедренная повязка. Причина этой внутренней пустоты – желание стать, и делайте, что хотите, но эту пустоту никогда не заполнить. Вы можете убежать от нее грубым способом или с изяществом, но она, словно ваша тень, рядом с вами. Вы можете не хотеть заглянуть в эту пустоту, но, однако, она там. Декорации и отрицания, которые «я» использует, никогда не смогут скрыть эту внутреннюю бедность. Своими действиями, внутренними и внешними, «я» пробует заполнить себя, называя это опытом или давая этому иное название для собственного удобства и выгоды. «Я» никогда не будет анонимным, оно может надеть новую одежду, взять себе другое имя, но отождествление с чем-либо – в самой его сущности. Этот процесс отождествления мешает осознанию его собственной природы. Совокупный процесс отождествления создает «я», хорошее или плохое, и деятельность его всегда замкнута в себе, как бы обширна она ни была. Каждое стремление «я» быть или не быть – это отдаление от того, что есть. Кроме его имени, признаков, особенностей, имущества, что же является «я»? Останется ли что-нибудь от «я», самости, если убрать все его свойства? Именно это опасение быть ничем приводит «я» в деятельность. Но это есть ничто, это пустота.

Если мы способны встать перед лицом той пустоты, быть с тем болезненным одиночеством, тогда страх полностью исчезает и происходит фундаментальное преобразование. Для того чтобы это случилось, нужно переживать это небытие, чему препятствует переживающий. Если есть желание пережить эту пустоту, чтобы преодолеть ее, подняться выше, за пределы ее, тогда нет никакого переживания, так как «я» имеет продолжение как идентичность. Если переживающий имеет опыт, состояния переживания не достичь. Именно переживание того, что есть, без определения его названия, дает свободу от того, что есть.

Вера

Мы находились высоко в горах. Дождя не было в течение многих месяцев, и небольшие ручьи пересохли. Сосны стали коричневого цвета, а некоторые уже погибли, и среди них гулял ветер. К горизонту цепь за цепью тянулись горы. Большая часть диких зверей спустилась с гор и поселилась ближе к пастбищам, где легче прокормиться и было прохладнее. В горах остались только белки, сойки, и другие виды птиц, но они уже не наполняли лес своим пением. Усохшая много лет назад сосна стала белой. Она была красива даже в своей смерти: изящная и сильная. Без влаги земля потрескалась, а тропинки стали каменистые и пыльные.

Наша собеседница рассказала, что принадлежала нескольким религиозным обществам и наконец-то остановилась на одном. Работала в этом обществе в качестве лектора и пропагандиста, практически по всему миру. Ради организации оставила семью, комфорт и много чего другого. Она приняла ее верования, доктрины и предписания, следовала за его лидерами и пробовала медитировать. Ее высоко ценили как члены организации, так и ее лидеры. Однажды услышав, что я сказал о верованиях, организациях, опасности самообмана и тому подобном, она ушла из этой организации и прекратила свою работу. Ее больше не интересовало спасение мира, все время она отдавала теперь своей семье и ее проблемами и лишь слегка интересовалась вопросами внешнего мира. В ней проглядывала ожесточенность, хотя внешне была доброй и щедрой. Она жалела о том, что ее жизнь потрачена впустую. После ее энтузиазма и дел где оказалась она? Что случилось с ней? Почему бывшая активистка стала унылой и утомленной жизнью и озабоченной такими тривиальными вещами?

Как легко мы уничтожаем тонкую чувствительность нашего существа! Непрерывная борьба и спор, беспокойство и страхи очень скоро притупляют ум и сердце. А хитрый ум быстро находит замену чувствительности к жизни. Развлечения, семья, политика, верования и боги занимают место ясности и любви. Ясность потеряна из-за знаний и веры, а любовь – из-за ощущений. Разве вера привносит ясность? Разве крепкие стены веры приводят к пониманию? Какова необходимость в верованиях, и разве они не загружают и без того переполненный ум? Понимание того, что есть, требует не веры, а лишь прямого восприятия, которое должно быть напрямую осознано, без вмешательства желания. Это желание создает беспорядок, а вера – распространение желания. Желание проникает в нас скрытыми путями, и без их понимания вера только усиливает конфликт, беспорядок и антагонизм. Другое название для веры – это доверие, а доверие – это также пристанище желания.