Беседы в Париже - Кришнамурти Джидду. Страница 6
Поэтому нужно поглубже вникнуть в вопрос сознательного и бессознательного бегства. Думаю, способы сознательного бегства выявить достаточно просто. Вы сознательны — ведь так? — когда вы включаете радио, или когда идёте в воскресенье в церковь, ведя всю неделю жестокую, полую честолюбия и зависти, безобразную жизнь. Но гораздо труднее выяснить, что представляют собой скрытые, бессознательные способы бегства.
Я хотел бы немного углубиться во всю эту проблему сознания. Сознание в целом сформировано действием времени, не так ли? Сознание — результат тысячелетий опыта, расовых, культурных и социальных влияний прошлого и передаётся семье и индивиду посредством образования и тому подобного. Совокупность всего этого и есть сознание; и если вы начнёте изучать свой ум, вы обнаружите, что в сознании всегда присутствует двойственность — наблюдающий и наблюдаемое. Я надеюсь, что это не слишком сложно. У нас не класс психологии и не психоаналитические интеллектуальные забавы. Мы говорим об актуальном, живом переживании, в которое вам и мне нужно войти по собственной воле, если мы не хотим остаться на чисто словесном уровне.
Конфликт во всём сознании неизбежен, пока в нём имеется разделение на мыслящего и мысль. Это разделение порождает противоречие, а где есть противоречие, там должен быть конфликт. Мы знаем — не так ли? — что мы противоречивы — и внешне и внутренне. Внешнее противоречие присутствует в наших действиях, в желании жить одним образом и в вовлечённости в деятельность совсем иного рода; а внутренне, психологически, противоречие заключено в наших мыслях, чувствах, желаниях. Чувство, мысль, желание, воля и слово составляют совокупность нашего сознания, и в этой совокупности всегда есть противоречие, поскольку всегда есть разделение — на цензора, наблюдающего, который всё время сидит, ждёт, изменяет, подавляет, и на чувство или мысль, над которыми эти действия производятся.
Если человек сам вник в эту проблему — не благодаря книгам, философиям и чтению всего того, что сказали другие и что является всего лишь пустыми словами, а действительно глубоко и настойчиво и не выбирая, не отрицая и не принимая, — тогда он вынужден увидеть тот факт, что всё сознание является состоянием противоречия, ибо всегда есть мыслящий, воздействующий на мысль, и это взращивает бесконечные проблемы.
Так что возникает вопрос: неизбежно или нет это разделение сознания? Существует ли вообще отдельный мыслящий или сама мысль создала «мыслящего», чтобы иметь центр стабильности, из которого можно мыслить и чувствовать?
Видите ли, если хочешь понять конфликт, во всё это нужно вникнуть, тщательно разобраться. Недостаточно сказать: «Я хочу избежать конфликта». Если это всё, чего мы хотим, вполне можно принять лекарство, транквилизатор, это довольно просто и дёшево. Но если человек хочет вникнуть в это действительно глубоко и полностью искоренить все источники конфликта, ему нужно исследовать всё сознание целиком — все тёмные уголки своего ума и сердца, тайные убежища, где скрывается противоречие. Глубокое понимание возможно лишь тогда, когда человек начинает задаваться вопросом, почему существует это разделение между мыслящим и мыслью? Вы должны спросить, существует ли мыслящий вообще или есть только мысль? И если есть только мысль, почему существует этот центр, из которого исходит всякая мысль?
Можно увидеть — не так ли? — почему мысль создала этот центр в виде «я», эго, — название его не важно, если вы понимаете, что это и есть центр, из которого исходит всякая мысль. Мысль жаждет неизменности, постоянства, и видя, что её собственные проявления изменчивы, непостоянны, она создаёт центр, эго. И тогда возникает противоречие.
Чтобы действительно всё это видеть, не только воспринимать слова, нужно прежде всего отвергнуть все способы бегства — отсечь, подобно хирургу, всякую форму бегства. Это требует интенсивного осознания, в котором нет ни выбора, ни привязанности к приятным способам бегства и уклонения от неприятных. Это требует энергии, постоянной бдительности, потому что мозг так привык убегать, что бегство стало более важным, чем действительный факт, от которого он бежит. Но только когда все способы бегства полностью отвергнуты, можно встретиться с конфликтом лицом к лицу.
Тогда, если человек настолько продвинулся, если он физически, интеллектуально и эмоционально отверг любую форму бегства, что тогда происходит? Существует ли тогда проблема? Конечно, именно бегство создаёт проблему. Когда вы больше не соперничаете со своим ближним, не стремитесь реализоваться, не пытаетесь изменить то, что есть вы, во что-то другое, — есть ли тогда конфликт? Тогда вы действительно способны увидеть факт того, чем вы являетесь, чем бы он ни оказался. Тогда нет суждения о плохом и хорошем. Тогда вы — то, что вы есть. И сам этот факт действует; нет никакого «я», воздействующего на факт.
Всё это действительно весьма интересно, если заниматься этим по-настоящему. Возьмите ревность. В большинстве своём мы ревнивы, завистливы, в острой или вялой форме. Когда вы действительно видите, что ревнивы, не отрицая, не осуждая этого, что тогда происходит? Что тогда ревность — просто слово, или же факт? Надеюсь, вы следите за этим, потому что, видите ли, слово имеет необычайную важность для большинства из нас. Слово «Бог», слово «коммунист», слово «негр» обладают огромным эмоциональным, воздействующим на нервы содержанием. Точно также слово «ревность» уже давит. Если же отбросить слово, остаётся только чувство. Оно — факт, не слово. Но чтобы смотреть на чувство без слова, нужна свобода от всякого осуждения или оправдания.
Как-нибудь, когда вы ревнуете или сердитесь или — особенно — когда вы чем-то наслаждаетесь, посмотрите, можете ли вы отличить слово от чувства, слово для вас важно или же чувство. Тогда вы обнаружите, что в видении факта без слова есть своё действие, не являющееся интеллектуальным процессом; действует сам факт — и потому нет противоречия, нет конфликта.
Действительно, очень удивительно открыть для себя, что есть только мышление и нет мыслящего. Тогда вы увидите, что можно жить в этом мире без противоречий, поскольку тогда человеку нужно очень мало. Если ему нужно очень много — сексуально, эмоционально, психологически или интеллектуально, — имеет место зависимость от другого; а когда имеется зависимость, существует противоречие и конфликт. Когда ум освобождается от конфликта, из этой свободы рождается совсем иной род движения. Слово «мир», как мы знаем, неприменимо к нему, потому, что для нас это слово имеет множество разных значений, в зависимости от человека, который его употребляет, будь то политик, священник или кто-нибудь другой. Это не тот мир, который обещают вам на небесах после смерти, ни в какой церкви его не найти, и его не найти ни в какой идее или же в поклонении какому-либо богу. Он появляется с полным прекращением всего внутреннего конфликта, а это возможно только тогда, когда нет потребностей. Тогда нет потребности даже в Боге. Есть лишь безмерное движение, неподвластное никакому воздействию.
Участник беседы: Как можно, не уничтожая и не подавляя желание, дать ему свободу; и если смотреть на желание без осуждения, исчезает ли желание?
Кришнамурти: Прежде всего, у нас есть идея, что желание дурно, потому что желание порождает разные формы конфликта и противоречия. В человеке множество желаний, тянущих его в разных направлениях. Это факт: у нас есть желания, и они вызывают конфликт. Вопрос таков: как жить с желанием, сохраняя его жизненную интенсивность и не уничтожая его? Если человек уступает желанию, то когда он реализует его, оказывается, что в самой этой уступке заключена боль разочарования. Я не хочу приводить примеры, потому что объяснение на конкретном примере искажает понимание желания в целом.
Прежде всего, нужно увидеть очень ясно, что каждая форма осуждения желания означает просто уклонение от понимания его. Если этот факт ясен, возникает вопрос: что делать с желанием? Вот оно, пылающее и жгучее. До сих пор мы осуждали его, принимали его или наслаждались им; и в самом наслаждении им присутствует боль. В его подавлении и в контроле над ним также есть боль. Но если человек не осуждает и не оценивает его, тогда оно здесь и пылает, и что же с ним делать? Однако приходит ли когда-нибудь человек к такому состоянию? В этом состоянии вы и есть желание — уже нет вас и желания как двух отдельных вещей.