Демократия и тоталитаризм - Арон Реймон. Страница 20
В мирных условиях соперничество за реализацию власти находит выражение в выборах. Не стану утверждать, что выборы — это единственная форма мирного соперничества. В греческих полисах, к примеру, был иной принцип назначения, который, согласно Аристотелю, еще более демократичен — жребий. В самом деле, если исходить из постулата о равенстве, и взаимозаменяемости всех граждан, жребий — лучший способ назначения носителей власти. Но в современных обществах такое немыслимо, за исключением особых случаев, например, назначения присяжных. Полагаю, что жребий несовместим с природой современных демократий, которые определяются представительством. В теории представители могли бы определяться наудачу, но граждане современных обществ слишком отличаются друг от друга, чтобы согласиться, с каким-то иным методом, кроме выборов.
Ссылка на реализацию власти в рамках закона подчеркивает очень важный вывод: сущность режима не сводится к способу назначения носителей законной власти. Не менее важную роль играет и способ ее реализации.
Какова же главная трудность, с которой сталкивается режим, определяемый через реализацию власти? Приказы отдаются всем от имени некоторых. В лучшем случае правители представляют некое большинство. Но даже если они представляют меньшинство, все граждане должны подчиняться его воле. Примирить эти две возможности логически нетрудно, что наилучшим образом сделал Руссо. Он писал: подчиняясь приказам большинства, даже если я не согласен с ним, я подчиняюсь самому себе, ибо я хотел такой режим, где царит воля большинства. В идеале никаких сложностей нет: гражданин принимает систему назначения в соответствии с законами правителей, которые действуют на законных основаниях. То, что сегодня правители представляют враждующие между собой политические силы, — неизбежный второстепенный фактор, который, по сути ничего не меняет. Подчиняясь приказам, исходящим от представителей своих противников, гражданин проявляет уважение к им же выбранному режиму.
И все же (если мы обратимся к действительности и психологии) такой режим вынужден обеспечивать определенную степень согласия в сообществе, не препятствуя обмену мнениями между партиями. Иначе говоря — постоянным спором соперничающих групп по поводу того, что надлежит делать.
Как добиться согласия в стране, где партии постоянно спорят?
Возможны два метода. Первый связан с государственными институтами и заключается в том, чтобы определенные функции и лица в государстве стояли над межпартийными спорами. Считается, что в некоторых режимах западного типа [8] президент республики или монарх стоит над партийной борьбой, не имеет с ней ничего общего. Это попытка сделать одного лидера символом единодушия управляемых, согласия с режимом и отечеством. Монарх или президент республики становятся олицетворением всего сообщества.
Второй метод, куда более мучительный, но зато более действенный, заключается в том, что устанавливаются ограничения действиям правителей — с тем, чтобы ни одна из групп не поддалась искушению сражаться, а не подчиняться. Говоря отвлеченно, режим, называемый на Западе демократическим, едва ли мыслим без очерченных пределов, в которых правители полномочны принимать решения.
Оппозиция подчиняется решениям правительства, принятым в соответствии с законами, то есть решениям большинства. Но если эти решения ставят под угрозу ее жизненные интересы, условия ее существования, разве она не попытается оказать сопротивление? Есть обстоятельства, когда меньшинство предпочитает борьбу покорности.
Здесь мы выходим за пределы западного демократического режима. Все демократии подвержены риску переступить то, что можно назвать порогом насилия. Обратимся к примеру США: решения конгресса и федерального правительства о расовой интеграции и ныне создают угрозу того, что эту грань в южных штатах могут перейти. Подчас возникает опасность, что белое меньшинство Юга попытается любым путем защитить свой образ жизни, интересы и, если угодно, привилегии даже вопреки Конституции.
Функционирование любого западного режима зависит в основном от намерений противоборствующих партий. Основная проблема западной демократии — сочетание согласия в стране с попытками оспорить само существование данного режима — более или менее разрешима, в зависимости от природы партий, от их целей и воззрений, приверженность к которым они декларируют.
Перейдем к режиму другой разновидности — однопартийному.
Я воздержусь от поисков определения ему. Вряд ли все режимы такого рода могут быть определены одинаково. Между ними огромные различия. Как бы там ни было, мне не хотелось бы придавать моральный или политический характер анализу, который, по моим намерениям, претендует на беспристрастность.
Для таких режимов характерно предоставление одной партии монополии на законную политическую деятельность.
Под законной политической деятельностью я подразумеваю участие в борьбе за реализацию власти, а также в определении плана действий и плана устройства всего сообщества. Партия, оставляющая за собой монополию на политическую деятельность, тут же сталкивается с очевидной и трудноразрешимой проблемой: как оправдать такую монополию? Почему некая группа, и только она, имеет, право на участие в политической жизни? У различных однопартийных режимов различные оправдания своей монополии. Я обращусь к примеру советского режима — чистейшему и наиболее законченному образцу подобного рода.
Коммунистическая партия СССР предлагает две системы оправданий: первая основана на понятии подлинного представительства, вторая оперирует понятием исторической цели.
В принципе можно допустить, что определять законных носителей власти путем выборов невозможно из-за воздействия неких общественных сил. Чтобы обеспечить подлинность выбора, истинное представительство народа или пролетариата, необходима, как нам говорят, единая партия. В такой системе оправдания отмена выборов становится условием подлинности представительства.
Вторая система оправдания, неизменно сочетающаяся с первой, опирается на историческую цель. Коммунисты заявляют, что монопольное право партии на политическую деятельность необходимо для создания совершенно нового общества, которое только и отвечает высшим ценностям. Если уважать права оппозиции, построить однородное общество и уничтожить классы невозможно. Для основополагающих преобразований необходимо сломить сопротивление групп, мировоззрение, интересы или привилегии которых оказываются задетыми. Вот почему естественно, что партия требует монопольного права на политическую деятельность, отказывается как бы то ни было ограничивать свою роль, стремится сохранять в полном объеме свою революционную власть, если она ставит перед собой цель создать принципиально новое общество.