Люди и руины - Эвола Юлиус. Страница 59

Однако путь, предлагаемый Маркузе, ведет в тупик. С одной стороны, он говорит о мире, стремящемся к тотальному управлению, поглощающему даже самих управляющих и за счет этого обретающего видимость собственной жизни'. С другой, он утверждает, что отныне бессмысленно говорить об «отчуждении», поскольку мы имеем дело с человеческим типом, экзистенциально приспособившимся к своему положению, так как то, чем он стал, совпадает с тем, чем он хочет быть, а, следовательно, исчезли всякие предпосылки, позволяющие говорить об «отчуждении». За свободу в неискаженном смысле, отличную от пока допускаемой «системой», требуется заплатить совершенно непомерную, нелепую цену. Никто не желает отказаться от благ процветающего общества потребления во имя абстрактной идеи свободы. Поэтому парадоксальным образом необходимо принудить человека быть «свободным»!

Какие же идеи могут пробудить человеческий тип, способный к «глобальному протесту» и «Великому Отказу»? Здесь Маркузе оказывается совершенно несостоятельным. Ему не хочется уничтожать технику, поэтому он предлагает найти ей другое применение: например, помощь обездоленным, нищим народам и социальным слоям. Он даже не замечает, что тем самым собирается оказать им медвежью услугу: ведь тогда повод к «протесту» исчезнет и они окажутся втянутыми в «систему»! Действительно, мы видим, как страны «третьего мира» по мере своего «освобождения» и «развития» выбирают в качестве модели и идеала высокоразвитое индустриальное общество, вставая на тот же тупиковый путь. Похожую ошибку совершают и маоисты: они останавливаются на «героической» стадии революции, стремящейся достичь состояния tabula rasa, как будто эта стадия может длиться вечно, а массы будут по-прежнему питать презрение к «гнилому благополучию империалистических стран», даже когда это благополучие станет им доступным (ведь Китай — это не только страна Красной Гвардии, заклятых врагов партийных надстроек, но также страна, индустриализация которой уже позволила ей обзавестись атомной бомбой, что для Маркузе является признаком «репрессивного общества»). Точно также в России на смену «героической стадии» пришел технократический период, когда стимулом вновь стала перспектива буржуазного благосостояния.

Таким образом, пролетарский марксизм оказался недолговечным, а в тех странах, где победил, в своей конкретной деятельности также практически переродился в ту же «систему», особенно с точки зрения преследуемых целей. Маркузе не к кому обратиться, кроме обездоленных слоев (которые имеются и в богатых странах) и «подполью», underground, которое составляют анархические и индивидуалистские элементы и группировки, интеллектуалы и т. п., на деле не способные нанести никакого ущерба плотной оборонительной организации «системы», которая, помимо прочего, располагает средствами подавления неорганизованных вспышек терроризма.

Маркузе несомненно прав, говоря о необходимости «переопределения и переоценки потребностей» с целью исключения тех, которые носят паразитический характер и способствуют лишь дальнейшему добровольному закабалению человека, а также остановки перепроизводства. Но кто возьмет на себя такую задачу и во имя чего? Как мы уже говорили, обуздать «систему» способна лишь верховная, вышестоящая политическая власть, но одна лишь мысль о подобной возможности привела бы в ужас Маркузе, заклятого врага любой формы авторитаризма.

Он поясняет, что для него «освобождение от общества изобилия не означает возвращения к целебной, бодрой бедности, нравственной чистоте и простоте». Предлагаемое им скорее напоминает несостоятельную фантазию (дополненную навязчивым комплексом «пацифизма» любой ценой), поскольку он не признает ни одной из высших ценностей, которые могли бы стать мотива-ционными основами. Дабы убедиться в этом, достаточно ознакомиться с его менее известным сочинением «Эрос и цивилизация». По его прочтении четко понимаешь, что единственным мыслимым для него типом человека является человек ФРЕЙДА, существо, органически детерминированное «принципом удовольствия» (Эрос, либидо) и принципом деструктивное™ (Танатос). Любая этика, выходящая за рамки удовлетворения этих влечений, имеет репрессивный характер и является следствием интериоризации в пресловутом «Сверх-Я» (внутреннем тиране) внешних подавленных влечений и инстинктов, связанных с наследственными комплексами. Согласно социологии, предлагаемой Маркузе, любое общественно-политическое устройство можно вывести из этого фрейдистского человека, причем методы подобного выведения нередко оказываются поистине бредовыми.

Итак, во имя чего он призывает к «Великому Отказу», учитывая, что всякий героико-аскетический принцип при помощи дезориентирующих фрейдистских интерпретаций оценивается как нечто ущербное и недостойное? Вероятно, для Маркузе — который противопоставляет себя психоаналитикам-»ревизионистам» (типа ЮНГА, ФРОММА, АДЛЕРА и т. п.) — идеалом «личности» является «.сломанный индивид, которому удалось успешно интериори-зировать и использовать репрессию и агрессию» (sic). Поистине пример для всех. ГЕНДРИХ говорил о войске, которое продолжает сражаться «не думая о победе или лучшем будущем, но лишь потому, что солдат должен сражаться, и это единственная мотивация, которая имеет значение… и новое испытание человеческой воли». Но для Маркузе речь, напротив, идет о вершине отчуждения, о «полной утрате всякой инстинктивной и интеллектуальной свободы», о «репрессии, ставшей уже не второй, но первой природой человека»; одним словом, сплошная «аберрация».

Как говорится, комментарии излишни. Для Маркузе, мыслящего прямо по ФРЕЙДУ, свобода и счастье равнозначны удовлетворению запросов собственной неизменной инстинктивной природы, среди которых «либидо», естественно, стоит на первом месте. Единственной перспективой для Маркузе является техническое развитие, благодаря которому у человека будет все больше свободного времени, свободного от «принципа отдачи», благодаря чему он научится переносить свои влечения с удовлетворения собственных непосредственных потребностей (что стало бы катастрофой для любого упорядоченного общества) на замещенные или перенесенные потребности, как то происходит в игре, в фантазии «орфической» (т. е. пантеистической и натуралистической с налетом руссоизма) или «нарциссической» («эстетизирующей», как говорит он сам) направленности. Практически речь идет о маргинальных областях, обозначенных еще ФРЕЙДОМ как сублимация или компенсация, а в случае индивида — о бегстве от действительности. Маркузе не замечает, что технологическое общество уже осознало необходимость систематической организации «свободного времени», предложив человеку стандартный набор тупых развлечений, связанных со спортом, телевидением, кино и «культурой» иллюстрированных журналов типа Reader's Digest и ему подобных.

Смешно даже думать, что нечто подобное может стать знаменем для восстания под лозунгом «Великого Отказа». Все держится на концепции человека. Человек Фрейда, ставший своим для Маркузе — это отклонение. Подытоживая миф Маркузе, можно сделать следующий вывод: оправданный в принципе бунт, лишенный своей положительной составляющей, обречен на провал. Следовательно, единственным логическим решением становится анархия. Возможно, именно поэтому Маркузе в конце концов освистали в Берлине наиболее радикальные «протестанты». После провала марксистского рабочего «протеста» остается лишь революция ничто. Показательно, что во время революционных про-тестных волнений во Франции в мае 1968 г. рядом с красными флагами коммунистов развевались черные знамена анархистов. Столь же примечательно и то, что подобные выступления, и не только во Франции, сопровождались откровенно разнузданным и дикими выходками. Поэтому если ситуация в корне не изменится, не стоит питать оптимистических иллюзий относительно «молодежи» в целом (которую нередко превращают в идола) и студенчества в частности. Любой бунт, лишенный высших принципов (которые можно найти у того же Ницше в наиболее ценной части его произведений, не говоря уже о вкладе, внесенном теоретиками правой революции), роковым образом ведет лишь к подъему сил еще более низкого уровня, нежели силы коммунистической крамолы, хотя последние и пытаются их использовать. Если эти силы победят, завершится цикл обреченной цивилизации. Воспрепятствовать этому может лишь верховная власть, способная вновь утвердить образ высшего человеческого типа.