Постструктурализм, Деконструктивизм, Постмодернизм - Ильин Илья. Страница 13

темой.

Например, в "Тимпане" (разделе книги "Границы филосо

фии", -- кстати, это название можно перевести и как "На по

лях философии") параллельно на одной страничке рассматрива

ются рассуждения поэта Мишеля Лейриса об ассоциациях, свя

занных с именем "Персефона", рядом с размышлениями Дерри

ды о пределах философии и философствования. Такой же прием

использован в "Гласе", где страница разделена на две колонки:

в левой автор анализирует концепцию семьи у Гегеля (включая

связанные с этой проблемой вопросы отцовского, "патер

нального" авторитета, Абсолютного Знания, Святого Семейства,

семейных отношений самого Гегеля и даже непорочного зача

тия); в правой колонке исследуется творчество и менталитет

писателя, вора и гомосексуалиста Жана Жене - давнего и уже

почти традиционного предмета внимания французских интеллект

туалов.

Игровая аргументация

С подобной позицией

Дерриды связано еще одно

немаловажное обстоятельство.

При несколько отстраненном

взгляде на его творчество,

очевидно, можно сказать, что самое главное в нем не столько

система его концепций, образующих "идейное ядро" его учения,

сколько сама манера изложения, способ его аргументации, пред

ставляющей собой чисто интеллектуальную игру в буквальном

смысле этого слова. Игру самодовлеющую, направленную на

себя и получающую наслаждение от наблюдения за самим про

цессом своего "саморазвертывания" и претендующую на своеоб

разный интеллектуальный эстетизм мысли. Можно, конечно,

вспомнить Бубера с его стремлением к интимному переживанию

интеллектуального наслаждения, осложненному, правда, здесь

чисто французской "театральностью мысли" с ее блеском остро

умия, эпатирующей парадоксальностью и к тому же нередко

с эротической окраской. Но это уже неизбежное тавро времени

зпохи "сексуальной революции" и судорожных поисков

"первопринципа" в пульсирующей эманации "Эроса всемогуще

го".

Основной признак, общий и для манеры письма Дерриды,

и для стиля подавляющего большинства французских постструк

туралистов, -- несомненная "поэтичность мышления". Это до

вольно давняя и прочная традиция французской культуры слова,

получившая новые импульсы с выходом на сцену постструктура

лизма и переосмысленная затем как основополагающая черта

постмодерннстского теоретизирования. Во всяком случае она

четко укладывается в русло той "французской неоницшеанской

(хайдеггеровской) маллармеанской стилистической традиции

Бланшо, Батая, Фуко, Дерриды, Делеза и др.", о которой упо

минает Джеймс Уиндерс (382, с. 80). И если раньше было

общим местом говорить о "германском сумрачном гении", то

теперь, учитывая пристрастие французских постструктуралистов

к неистовой метафоричности "языкового иконоборчества", с

таким же успехом можно охарактеризовать их работы, перефра

зируя Лукреция, как francogallorum obscura reperta.

Как заметил в свое время Ричард Рорти, "самое шокирую

щее в работах Дерриды -- это его примененне мультилингви

стических каламбуров, шутливых этимологий, аллюзий на что

угодно, фонических н типографических трюков" (345, "'с. 146

147). И действительно, Деррида густо уснащает свой текст

немецкими, греческими, латинскими, иногда древнееврейскими

словами, выражениями и философскими терминами, терминоло

гической лексикой, специфичной для самых разных областей

знания. Недаром его оппоненты обвиняли в том, что он пишет

на "патагонском языке".

Однако суть проблемы не в этом. Самое "шокирующее" в

способах аргументации, в самом образе мысли Дерриды

вызывающая, провоцирующая и откровенно эпатирующая, по

мнению Каллера, "попытка придать "философский" статус сло

вам, имеющим характер случайного совпадения, сходства или

связи. Тот факт, что "фармакон" одновременно означает и отра

ву и лекарство, "гимен" -- мембрану и проницаемость этой

мембраны, "диссеминация" -- рассеивание семени, семян и

"сем" (семантических признаков), а s'entendre parler -- одно

временно "себя слышать" и "понимать" -- таковы факты слу

чайности в языках, значимые для поэзии, но не имеющие значе

ния для универсального языка философии.

Не так уж было бы трудно на это возразить, что деконст

рукция отрицает различие между поэзией и философией или

между случайными лингвистическими чертами и самой мыслью,

но это было бы ошибочным, упрощающим ответом на упро

щающее обвинение, ответом, - несущим на себе отпечаток своего

бессилия" (124, с. 144).

Очевидно, стоит вместе с Каллером рассмотреть в качестве

примера одно из таких "случайных" смысловых совпадений,

чтобы уяснить принципы той операции, которую проводит Дер

рида с многозначными словами, и попытаться понять, с какой

целью он это делает. Таким характерным примером может слу

жить слово: гимен унаследованное французским языком из

греческого через латынь и имеющее два основных значения:

первое -- собственно анатомический термин -- "гимен, девст

венная плева", и второе -- "брак, брачный союз, узы Гименея".

Весьма показательно, что изначальный импульс смысловым

спекуляциям вокруг "гимена" дал Дерриде Малларме, рассуж

дения которого по этому поводу приводятся в "Диссеминации":

"Сцена иллюстрирует только идею, но не реальное действие,

реализованное в гимене (откуда и проистекает Мечта), о пороч

ном, но сокровенном, находящемся между желанием и его ис

полнением, между прегрешением и памятью о нем: то ожидая,

то вспоминая, находясь то в будущем, то в прошлом, но всегда

под ложным обличьем настоящего" (144, с. 201).

При всей фривольности примера (фривольность, впрочем,

неотъемлемая духовная константа современного авангардного

и уж, конечно, постмодернистского мышления), смысл его впол

не серьезен: он демонстрирует условность традиционного пони

мания противоречия, которое рассматривается в данном случае

как оппозиция между "желанием" и "его исполнением" и прак

тически "снимается" гименом как проницаемой и предназначен

ной к разрушению мембраной. Как подчеркивает Деррида,

здесь мы сталкиваемся с операцией, которая, "в одно и то же

время" и вызывает слияние противоположностей, их путаницу, и

стоит между ними" (там же, с. 240), достигая тем самым

"двойственного и невозможного" эффекта.

Каков же смысл этой "операции" с точки зрения самого

Дерриды? "Вопрос не в том, чтобы повторить здесь с

"гименом" все то, что Гегель делает с такими словами немецкого

языка, как Aufhebung, Urteil, Meinen, Beispiel и т. д., изумляясь

счастливой случайности, которая пропитывает естественный язык

элементом спекулятивной диалектики. Здесь имеет значение не

лексическое богатство, не семантическая открытость слова или

понятия, не его глубина или широта, или отложившиеся в нем в

виде осадка два противоположных значения (непрерывности и

прерывности, внутри и вовне, тождественности и различия и т.

д.). Значение здесь имеет лишь формальная и синтаксическая

практика, которая его одновременно объединяет и разъединяет.

Мы, кажется, вспомнили все, относящееся к слову "гимен".

Хотя все, кажется, и превращает его в незаменимое означаю

щее, но фактически в нем есть что-то от западни. Это слово,

этот силлепс отнюдь не является незаменимым; филология и

этимология интересуют нас лишь во вторую очередь, и

"Мимика" (произведение Малларме, цитата из которого приво

дилась выше -- И. И.) не понесла бы уж такого непоправи