От наукоучения - к логике культуры (Два философских введения в двадцать первый век) - Библер Владимир Соломонович. Страница 40

Идеализованный предмет вообще никогда не может выдержать феноменологической проверки. В результате сближения реального и идеализованного предметов любое испытание, которому подвергался (и непосредственно экспериментально, и мысленно, теоретически) реальный предмет физических исследований (микрочастица), становилось (неявно, так, что сами физики этого не осознавали) испытанием для коренной идеализации.

Вместе с микрочастицей проверку проходила идея материальной точки (как логического эталона неделимости, целостности). Эта идея была поставлена - в квантовой механике - в такие предельные условия, что неизбежно вскрылась заложенная в ней неоднозначность, и под возросшим логическим давлением старый идеализованный предмет начал (только-только начал) перерождаться в радикально новую идеализацию.

Повторяю, внешне все происходило иначе, и казалось (кажется до сих пор), что классическую идею материальной точки квантовая механика не затрагивает; идеализация материальной точки изменялась исподволь, "тихой сапой" (острее всего - в своей чисто математической проекции, в идее математической точки, в современной математике).

И все же - логически - все изменилось. Пока понятие "математической материальной - точки" работало в естественнонаучных теориях только как аргумент для построения более сложных объектов и более сложных форм движения, то есть пока это понятие было основанием теоретического синтеза, само не подвергаясь анализу и не нуждаясь в дополнительном обосновании и синтезировании, все было нормально. Но коль скоро - в микрочастице, к примеру, - идея материальной точки стала проверяться уже не как аргумент более сложных построений, а как эталон (логический) самой физической, экспериментально проверяемой элементарности (в концепции Бора целостность микрообъекта имеет принципиальный характер), положение изменилось. Неизбежно возникла идея самообоснования. Ведь если атом или электрон еще возможно попытаться разделить и найти для его движения более фундаментальный аргумент (какой-то скрытый параметр), то для исходного идеализованного предмета (идеализованного как целостность) такой скрытый параметр невозможно найти и некорректно искать, просто по определению. И как только классическое понятие "элементарность" само стало предметом обоснования, все оппортунистические обходные маневры стали невозможными.

Вопрос стоит так: данный объект (или данное движение) может быть аргументом более сложных объектов и движений только в том случае, если этот объект может быть понят как нечто целостное, "основательное" не ссылкой на иное (тогда предмет свинчивается в ничто), но в самодостаточной необходимости своего бытия (как "causa sui"). Так имплицитно возникала (в конкретных критических ситуациях) идея "causa sui", до поры до времени только как настойчивое искушение.

Но для понимания микрообъектов еще остается необходимой и старая идеализация механики: антиномическое тождество "математического" и "физического" континуумов. Ведь объект продолжает еще пониматься как точка действия на нечто "другое". В результате микрочастица (здесь это понятие просто "модель" многих предельных ситуаций в науке XX века) оказалась таким объектом исследования, для понимания которого потребовались уже две совершенно различные, логически исключающие друг друга предельные идеализации, два идеализованных предмета. Во-первых, идеализация материальной точки как точки "действия на..." (этот идеал навязывался всем классическим арсеналом физического знания, он уже стал самоочевидным). И во-вторых, идеализация предмета как "causa sui", как "мира в целом", замкнутого на себя в "точке" данного предмета (здесь особенно существен учет виртуальных превращений в определении бытия частицы). Микрочастица должна двигаться как "материальная точка", но существовать как точка "causa sui".

Новый идеал только назревает, но без него, как без подводной части айсберга, теория микрочастиц и все другие теории, возникающие в XX веке в фундаментальных областях науки, теряют всякую устойчивость, лишаются смысла.

Идеализация "causa sui" не может еще продуктивно работать, но свое дело она "тихой сапой" делает. Она блокирует классический образ, обращает его "на себя" и тем самым делает проницаемой исходную "диалогику" (антиномичность) "теоретика-классика". Логика Нового времени и здесь оказывается моментом (формой превращения) диалогики XX века.

(1990). В 1975 году основной идеей, в которой назревает переход от разума познающего к разуму диалогическому, к философской логике культуры, мне представлялась - во всяком случае, в естественнонаучной теории - идея "causa sui".

Сейчас я бы перенес центр тяжести. Основной культурообразующей идеей накануне XXI века является идея бесконечно-возможного бытия (бытия в статуте актуальной "возможности" как всеобщего определения). Это бытие, которое понимается не как нечто, только могущее быть, могущее стать действительностью, но как бытие, которое актуально есть - в форме возможного. Такое бытие есть бытие возможностного предмета. Ср. "бытие-возможность" Николая Кузанского. Неделимая ("монадная") форма актуализации такого возможного бытия есть его актуализация как произведения, как "если бы..." оно было произведением, то есть событием общения двух субъектов логики, двух (и более) логик, только в своем общении, наводящем, загадывающем целостное, вне-логическое бытие. Как в произведении культуры, где такую целостность реализуют автор и зритель (слушатель), - в полноте картины, в ритме и рифме стиха. И эта "двойчатка" смысла произведения (для автора и для зрителя) аналогична "двойчатке" микрообъекта в мире классической физики и в мире физики неклассической; или в мире импульсов и в мире пространственно-временных "интервалов". Ведь и в современной физике такая "двойчатка" возможных актуализаций только "наводит" на исходный смысл изначального, "возможного", сосредоточенного бытия.

В 1990 году мне представляется, что идея "causa sui" есть лишь вариация этой другой, только что очерченной, исходной идеи. Но - вариация, необходимая в общем контексте современного теоретического мышления, то первое приближение, что действенно не только в моем анализе 1975 года, но и в реальной "трансдукции" двух форм понимания. Поэтому я оставляю свой старый текст без изменений.

Для того чтобы логически обосновать сформулированные только что утверждения, необходимо уточнить логический смысл и сопряжение самих понятий "антиномия" и "дополнительность", конечно в контексте нашей проблемы, в контексте вопроса о "теоретике-классике" как особом (антиномически расчлененном) субъекте теоретизирования54.

Философская традиция определения антиномий позволяет (с учетом современных коллизий, на фоне назревающей идеи "causa sui") раскрыть некую "двуярусность" классического разума.

1. Внутри позитивной научной системы (в сфере рассудка, сказал бы Кант) противоположные определения одного логического субъекта (предмета познания) функционируют как атрибуты двух разведенных квазисамостоятельных логических субъектов, скажем источника данного изменения движения (силы) и самого процесса изменения (действия). Или - в элементарной идеализации - как атрибуты математической точки ("математический континуум") и материальной точки ("физический континуум") в том взаимообращении этих понятий, о котором сказано выше. "Теоретик-классик" не воспринимает противоречивости этих двух определений именно потому, что он - неявно, но технологически действенно относит их к двум различным логическим субъектам, расщепляет один элементарный объект по двум теоретическим системам (математика - физика).

Внутри классической системы противоположные определения, опредмеченные в отдельных "объектах", движутся и развиваются по параллельным линиям, они никогда не могут пересекаться, они подчиняются "логической геометрии Евклида".

Правда, эти идеализации несимметричны. Идеализация "силового" (вообще динамического, глубже - физического) аспекта оказывается идеализацией внетеоретического предмета исследования (причины, вызывавшей данное изменение движения), а в кинематическом (в конечном счете математическом) аспекте развиваются внутритеоретические представления о "последействии" этой силы. Вопрос о сущности "силы" имеет рациональный (теоретический) смысл только в форме вопроса о характере ее действия ("почему?" снимается "каким образом?").