От наукоучения - к логике культуры (Два философских введения в двадцать первый век) - Библер Владимир Соломонович. Страница 49

Но все же, вплоть до настоящего времени, этот социум почти неуловим, беспомощен, расплывчат и существует только где-то в порах всемогущего совместного труда и всемогущей социальности мегаколлективов.

Казалось бы, дело плохо. Включенность в мощное поле совместного труда (устремленность от человека на предмет...) должна так быстро приводить к разрушению "слабых взаимодействий" "социума культуры", так быстро вытеснять (в науке) кооперацию во времени мегакооперацией в пространстве (просто ради производительности научного труда), что вывод о неизбежном заглушении гуманитарных и вообще творческих устремлений мышления кажется неповторимым.

Но это только на первый взгляд. Известно, что сей печальный вывод (столь часто провозглашаемый различными любителями апокалипсических прогнозов) постоянно опровергался чисто эмпирически ("практически") все новыми и новыми вспышками "новых звезд" творческого мышления. Что, впрочем, отнюдь не мешало появлению очередных, еще более апокалипсических и еще более прокурорских по отношению к науке - прогнозов.

Однако сейчас (в свете научно-технической революции XX века) возможно развить и некоторые теоретические соображения, опровергающие уже с порога логического и хронологического - теоретико-познавательный апокалипсис.

2. Новое время и "внутренний диалог"

Гигантская сила сопротивления, самосохранения, самовозрождения, которой обладает социум культуры, коренится в самом процессе возникновения этого социума как самостоятельной силы рядом и "дополнительно" с социумом совместного труда.

В прежних культурах такого "рядом" не было, социум культуры или без остатка сливался с социумом непосредственной материальной деятельности (средневековье), или существовал как динамичная, политико-духовная "надстройка" над архаическим, неподвижным, статичным "базисом" земледельческого труда, объектом которого была планета и, далее, космос (стыковка античной и восточной цивилизации).

Начиная с XVII века (конечно, "векораздел" здесь достаточно условен) логика всеобщего труда (в частности, науки) существует самостоятельно (1) и вместе с тем как необходимое дополнение труда совместного (2). Именно сопряжение этих двух определений теоретического творчества нового времени развязывает скрытые силы и возможности всеобщего труда. Объясняет потенции "буржуазной цивилизации".

Феноменологически это выглядит так. "Социальный заказ" непосредственно материального производства радикально преобразуется в "интерьере" теоретизирования как особой самостоятельной сферы деятельности. Социальные мегаструктуры, существующие на входе во всеобщий труд, теряют свой смысл внутри этого труда, формальные социальные связи, заданные извне, радикально перестраиваются, фактически подменяясь "слабыми взаимодействиями", заданными изнутри, из творческих ядер (так, формальная структура какого-либо научного центра - директор, заместитель, старшие научные сотрудники, младшие научные сотрудники - быстро вытесняется неформальной структурой творческих групп, где генератором идей зачастую оказывается "всего лишь" младший научный сотрудник формальной структуры). К тому же возникновение новой творческой проблемы каждый раз перестраивает и эту - неформальную - структуру.

Таков "механизм". Если же разобраться в сути вопроса, то можно предположить следующее. Само отщепление "души" производства от его "материального" тела освобождает "душу" (собственно теоретическое производство, производство идей) от жесткой связи со случайными, эмпирическими условиями труда, от жестко заданного объекта труда, придает теоретической деятельности относительно свободный (в пределах, очерченных выше), самостоятельно-всеобщий (это означает - абстрактно-всеобщий) характер. Такая ситуация, когда устремленность на производство вещей выступает для теоретического труда как внешняя, посторонняя заданность, позволяет теоретизированию замкнуться "на себя", наиболее полно выявить свою рефлективную определенность.

Уже в этом моменте раскрывается гуманитарность всего теоретического мышления Нового времени. Более того, гуманитарность "познающего разума". Ведь что ни говорите, единственный рациональный смысл теоретизирования, отщепленного от производства вещей (хотя и ради него), - самоизменение. Самоизменение как таковое, в чистом, дистиллированном виде, без (на время теоретизирования) изменения обстоятельств. Развивать теорию, даже на стержне самых изысканных экспериментов, но отдельно от "технологии", в противопоставлении ей, это и означает изменять не самое деятельность, но "только" способность деятельности изменять себя.

Но и это еще не все. В форме всеобщего труда, коль скоро последняя отщеплена от жесткой связи с внешним информативным содержанием и назначением теоретической деятельности, само определение индивида как некоего заряда трудовой активности, направленной вовне (так задан индивид совместным трудом), уже трансформируется в радикально иное определение: индивид понимается теперь как "causa sui" собственных действий.

В процессе осуществления всеобщего труда заданные извне социальные связи не только перестраиваются и конденсируются - они оказываются формой осуществления совершенно иных социальных связей. Эти изнутри идущие связи предельно динамичны, подвижны, при решении каждой новой творческой проблемы они создаются заново. На их основе формируются и исходные "малые группы", и большие (в историческом времени протяженные) "невидимые творческие коллективы".

Благодаря тому что социальность всеобщего труда каждый раз творится заново и вместе с тем сохраняет свою культурность (ведь это социальность во времени, в полифонии культур), своеобразным "социальным квантом" действия неизбежно оказывается личность, постоянно неравная сама себе, способная вступать с собой в актуальный, действенный, продуктивный диамонолог. И именно поэтому способная вступать в живое, реальное общение с другой личностью.

Во всеобщем труде сохраняется и постоянно обновляется живая душа любого социума - внутренняя социальность личности ("Я" - "Я" = "Я" - "Ты"). Личность сохраняет способность сопротивляться гигантскому давлению заданных (извне) социальных связей "социума мануфактуры", а прошлое сохраняет свою пластичность, изменчивость, способность актуализировать все новые свои смыслы.

И процесс этот неискореним. Он поджигается извне, теми самыми силами, которые его искореняют. Чем более разрастается и расщепляется совместный труд, тем острее становится запрос на труд всеобщий, тем более развивается знание о мире как знание теоретическое (с возрастающим отщеплением формы познания от его содержания), тем активнее работает внутренняя технология теоретического "интерьера", тем быстрее разрастается столь упорно отсекаемая гуманитарная сторона современного теоретизирования, тем глубже и парадоксальнее становится самосознание человека Нового времени.

Я говорю - человека (а не просто "ученого"), потому что очерченные выше процессы с соответствующими изменениями присущи мышлению каждого человека, втянутого в противоборствующие напряжения совместного труда. Разумеется, присущи в той мере, в какой человек мыслит, а не только действует по инструкции. Но мыслит каждый человек, даже самый автоматообразный, именно потому, что он втянут в противоборствующие напряжения и требования (включая сюда взаимоисключающие "инструкции", диктуемые человеку от имени различных подсистем "социума совместного труда"). Ведь каждый человек - в отличие от этих "подсистем" - всегда целен, то есть в течение своей жизни (нет, не жизни - в течение одного дня) включается во все эти подсистемы (предприятие - дружеский коллектив - семья - хобби-связь - электричка - улица - город театр - магазин - микрокосмос книги (герои - автор - читатель - литературный ряд) - водоворот природы и, наконец, общество собственной подушки...).

В обществе XVII - начала XX века человек "квантованно" (и все более судорожно) меняет свои социальные роли, но, значит, стоит над каждой из них, всегда больше той или другой своей деятельности (все остальные "деятельности" и формы связей присутствуют в данном деянии потенциально, как "форма форм", как субъект).