Убийца ее мужа - Ефремов Валерий Сергеевич. Страница 60

– Почему же Аза, войдя в квартиру и увидев два трупа, не вызвала милицию?

А милицию уже вызвал Хромов, едва Аза захлопнула за собой квартирную дверь. Она, услышав звуки милицейской сирены, сразу поняла, что ее подставили, причем фундаментально, и открутиться будет просто невозможно. Кроме того, Аза считала, что убийца где-то рядом и, возможно, ей придется защищать свою жизнь – между прочим, так все в ближайшем будущем и произошло, – потому она и подобрала с пола полуяровский пистолет.

– Понятно. А сам Полуяров стоял на страховке в глубине Филевского парка. Если бы Азу не взяла милиция, он бы должен был придушить ее, кося под Человека Со Шнурком. Но ему крупно не повезло: Аза застрелила его из того самого пистолета, который он оставил в квартире Карнаухова. – Бороздин произнес все это с видимым водушевлением.

– Ну вот, – развел руками профессор, – вы сами обо всем догадались.

– И тогда вы решили мстить…

– Когда я убедился, что фотографии ненастоящие, то сначала захотел просто во всем разобраться. Я пришел к Хромову домой, и он под дулом пистолета все мне рассказал. Тогда я и решил уничтожить всех троих. Так принято на Кавказе, а у меня именно кавказское воспитание.

– А кто же и за что убил бедную Ольгу Агапову?

Малков! Пока стерва Силкина сторожила пустую палату, он явился к девушке и расправился с ней. Между прочим, Малков – бывший десантник. А запаниковал на предмет Агаповой Хромов. Девушка кое-что знала о заговоре этой троицы, и у нее, возможно, возникло намерение разоблачить всю эту сволочь.

– А тройное убийство в Воронцове?

– Тоже дело рук Малкова. Он, кстати, к тому времени уже выписался из больницы и пребывал якобы у каких-то своих знакомых. Но в конце концов и я добрался до него.

– Ну а те два парня в Раменках?.. – спросил капитан, невольно отводя взгляд от маньяка.

– По-моему, Дмитрий, вы все поняли из моей лекции. Когда выяснилось, что в современных условиях человек остался один на один со смертью, то я предположил, что роль древних, первобытных родов могут играть субсоциумы. Но оказалось, что я ошибся: и футбольный фанат, и рокер не смогли умереть достойно, так, как это делалось в глубокой древности.

– Выходит, человек так и остался один на один со смертью?

– Есть все же выход: следует хотя бы частично деиндивидуализировать свое сознание. Полюбить хотя бы одного человека как самого себя.

– И вы для себя нашли такого человека?

– Да, это – моя дочь, Аза.

– А почему вы все время использовали пистолет своей дочери, вы же ее фактически подставляли?

– У меня в принципе был американский «магнум» сорок пятого калибра, но к нему уже не имелось патронов, а достать именно такие, причем немедленно, оказалось не так просто. Но дело было еще и в том, что я хотел сбить с толку следствие. Я бы даже сказал: захотел поиграть с ним. А моя дочь, я был уверен, впоследствии будет очищена от всех подозрений и обвинений.

– А почему вы именно Азу отправили на рынок за патронами? Тоже хотели поиграть со следствием?

– Можно сказать и так. Но вообще-то мне самому появляться на том рынке было не с руки. Тамошние торговцы оружием знают меня – я уже покупал ранее их товар для тестирования двух экстремалов…

– Тестирования двух экстремалов? – Бороздин невольно повторил за профессором эту вроде бы невинную фразу, в душе ужасаясь ее смыслу.

Ну да. Чему вы удивляетесь, Дмитрий? Ведь экстремалы тоже вращаются в своем субсоциуме, я бы даже сказал: в нескольких субсоциумах. Один из этих двоих принадлежал к сообществу скейтбордеров, тех, что спускаются с заснеженных горных круч по целине. Другой увлекался рафтингом, то есть сплавом по горным рекам. Они тоже не выдержали испытаний, но я, кстати, проводил их не в Раменках и от примененного при этом оружия сразу избавился. А что же вы ничего не едите, Дмитрий? – Профессор пододвинул к капитану тарелку с кусками белой рыбы. – Да, мы несколько отвлеклись. Так вот, мне до определенного времени не стоило показываться на оружейном рынке, тем более что, как я узнал, теперь он наводнен милицейскими осведомителями. Азу же все равно должны были объявить в розыск, но, по моим расчетам, несколько позже, и в тот момент ей немедленный арест не угрожал. И тем не менее я страховал ее, находясь неподалеку, да и вообще дал подробные инструкции. – Тут Круг сделал паузу и внимательно взглянул в глаза капитану. – Вы, надеюсь, понимаете, Дмитрий, что я использовал свою дочь лишь для покупки патронов? Она вообще ничего не знала и до сих пор не знает о том, что я принял решение отомстить ее врагам и это решение осуществил.

Бороздин кивнул и задал главный свой вопрос:

– И что же мы теперь будем делать, Григорий Алексеич?

– Берите в жены мою дочь – вы будете счастливы с нею. А ее невиновность доказывают не только мои показания. Бывший директор «Монмартра» Борис Ардов был своего рода шпиономаном и держал во всех отделах фирмы подслушивающую аппаратуру. Потому он много знает об этом заговоре. Его показания также заверены нотариально, они находятся в другом пакете. – Он вновь кивнул в сторону маленького журнального столика. – Конечно, Ардов сейчас в Израиле и в принципе может от них отказаться, но я вчера звонил ему в Хайфу, намекнув, что знаю, где он живет и где живет его старшая дочь, оставшаяся в России. Он меня хорошо понял и сказал, что при необходимости обязательно подтвердит свои прежние, нотариально заверенные показания.

– А с вами как быть, Григорий Алексеич? – осторожно спросил капитан, в глубине души безмерно надеясь, что профессор Круг принял нужное решение.

Я закончил свой эксперимент и, надеюсь, устроил жизнь моей дочери. Вы ведь любите ее, верно, Дмитрий? Когда Аза стояла у окна «Радуги» и вы смотрели на нее, я наблюдал за вами. Вы любите ее – я не мог ошибиться!

– Вы правы, профессор. – Тут Бороздину не было нужды лукавить.

– Тогда вскройте ближайший к вам пакет и прочитайте последний абзац.

Капитан повиновался.

– Так вы нотариально заверили будущее самоубийство?! – вскричал он в искреннем изумлении.

– Как видите, Дмитрий. – И Григорий Алексеевич Круг достал из кармана пистолет. – Азе же я сказал, что смертельно болен и дни мои сочтены, так что лучше избавить себя от кошмарных физических страданий.

Бороздин заерзал на стуле, не представляя, что предпринять. Он как раз рассчитывал именно на такой исход, понимая: это единственно реальный выход для всех троих, оказавшихся, мягко говоря, в непростой ситуации. Но то, что самоубийство произойдет прямо на его глазах, Бороздин представить себе не мог, и ему вдруг стало по-настоящему страшно.

– А все ли было в действительности так, как вы мне рассказали, Григорий Алексеич? – почти закричал Бороздин.

Капитана не слишком интересовал ответ на этот вопрос, но он хотел оттянуть время, вовлечь профессора в дискуссию, дабы избежать кошмарного зрелища.

– А так ли это важно, Дима? Главное, чтобы вы любили друг друга и продолжали свой и мой Род. Я благословляю вас!

Профессор Круг сунул пистолет себе в рот и нажал на спуск.

Глава девятая

Версия Дмитрия Бороздина

Некоторое время капитан молча сидел на стуле, потрясенный произошедшим на его глазах самоубийством. Наконец ясность мысли вернулась к нему и восстановилась способность рационально рассуждать.

Он пришел к выводу, что дело обстояло все же несколько иначе, чем в изложении профессора Круга.

Конечно, Григорий Круг не был ординарным маньяком. Он страдал весьма своеобразной болезнью – боялся «быть со смертью один на один». Причем Круг полагал, что и все остальное человечество имеет ту же проблему и испытывает те же чувства, поскольку без идеи Вечной Жизни существовать не может – хотя бы чисто психологически.

Как же оно эту проблему решает? – задавался доктор философских наук главным для себя жизненным вопросом. Если в глазах человечества Род перестал быть носителем функции Бессмертия, то что пришло ему. Роду, на смену? Какой современный социальный институт? И нельзя ли в этот институт «вписаться» и Григорию Алексеевичу Кругу?