Хрущев. Смутьян в Кремле - Емельянов Юрий Васильевич. Страница 93

Судя по последующим событиям в подготовке заговора против Хрущева принимал активное участие также Н.Г. Игнатов, выведенный из состава Президиума ЦК в октябре 1961 года, но сохранивший пост Председателя Президиума Верховного Совета РСФСР. Этот пост позволял Игнатову иметь тесные деловые контакты с руководителями всех областей и автономных республик РСФСР, а также с руководителями других союзных республик, не возбуждая особых подозрений. Видимо, на каком-то этапе все стремившиеся к отстранению Хрущева, соединили свои усилия.

По словам Семичастного, первыми стали «прощупывать почву вокруг себя» Брежнев и Подгорный. Член Президиума ЦК и председатель Совета Министров РСФСР Г.И. Воронов вспоминал: «Все это готовилось примерно с год. Нити вели в Завидово, где Брежнев обычно охотился. Сам Брежнев в списке членов ЦК ставил против каждой фамилии плюсы (кто готов поддержать его в борьбе против Хрущева) и минусы. Каждого индивидуально обрабатывали». На вопрос, обрабатывали ли его, Воронов ответил: «Целую ночь». Говоря о действиях Брежневе и Подгорного, Семичастный писал: «Будучи опытными людьми, они понимали, что, не обеспечив себе поддержку КГБ, им не удастся осуществить свой замысел – произвести замену главы государства и первого секретаря ЦК КПСС. Когда в один прекрасный день я вошел в кабинет Брежнева, то сразу заметил, что Леонид Ильич чувствует себя более неуверенно, чем когда-либо раньше. Он пошел мне навстречу, пригласил сесть и начал разговор издалека. Очень осторожно и сверх меры мягко. "Как ты сам понимаешь, чувствуешь и видишь, положение в стране трудное, – начал он на ощупь. – Запустили мы заботу о простом народе, забросили партийный актив; много проявлений несогласия". Отношения, которые сложились у нас с ним до той поры, были приятельскими, но в определенной мере и официальными, так, что идти прямо к сути дела он не мог. Поэтому остановился именно там, где и намеревался: надо созвать пленум Центрального Комитета и освободить Никиту Сергеевича от его поста».

Семичастный вспоминал: «Я отреагировал так, как в тот момент считал правильным: по сути дела – никак. Сказал, что надо подумать, все взвесить, посоветоваться, а уже потом решать. На том мы и разошлись. Однако мне самому для размышлений много времени не требовалось. Я понимал, о чем идет речь, и внутренне разделял стремление добиться перемен». Получалось, что и учитель Хрущева Каганович, и его ученик Семичастный, в разное время пришли к одному и тому же выводу: пребывание Хрущева на высших постах опасно для страны.

По словам Семичастнрго, его «следующий разговор с Брежневым проходил уже при участии членов Политбюро (Президиума ЦК. – Прим. авт.) Подгорного и Шелепина. Предмет обсуждения был намного конкретнее: обсуждались практические вопросы обеспечения всей акции со стороны КГБ. Согласно результатам предварительных разговоров главных действующих лиц и одновременно высших деятелей антихрущевской оппозиции Брежнева и Подгорного предложение о замене первого секретаря должно было получить значительную поддержку у большинства членов ЦК, а также в самом Президиуме. Оставались еще два момента: определить время, место и способ действий и одновременно получить поддержку плана со стороны министра обороны Малиновского. Никому не хотелось оказаться под конец в положении Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова. Хрущев все же был Верховным Главнокомандующим, и хотя открытое столкновение с ним было в высшей степени неправдоподобным, тем не менее и такой вариант до последней минуты исключать было нельзя».

Каждый из участников заговора старался вовлечь в него как можно больше сторонников. Егорычев вспоминал: «В 1964 году меня пригласил к себе Демичев… Он отвел меня к окну и сказал: "Знаешь, Николай Григорьевич, Хрущев ведет себя неправильно". И очень разволновался. Я говорю: "Петр Нилович, да не волнуйтесь вы, я давно вижу, что он ведет себя не так, как надо. И этот вопрос нам надо как-то решать"». В свою очередь «новообращенные» также принимались вербовать новых сторонников. По его словам, Н.Г. Егорычев «вел беседы с членами ЦК, жившими и работавшими в Москве. Президент Академии наук СССР Мстислав Келдыш, например, ответил, что готов хоть сегодня выйти на пленум и сказать, что не согласен с тем, что делает Хрущев».

Пока члены ЦК сговаривались об отстранении Хрущева от власти, в феврале 1964 года был созван очередной пленум ЦК КПСС. Доклад на нем делал новый министр сельского хозяйства И.П. Воловченко. Сергей Хрущев так характеризовал нового министра: «Еще недавно директор совхоза, он сделал головокружительную карьеру. На одном из недавних совещаний он удачно выступил, рассказал о больших достижениях возглавляемого им хозяйства, внес отдельные предложения. Отец ухватился за него. Одну из причин наших неуспехов в сельском хозяйстве он видел в забюрокраченности руководства, в отрыве от живого дела. Ему представлялось, что появление человека от «земли» может в корне изменить ситуацию. Так Воловченко стал министром. Однако чуда не произошло. И вот теперь он делал доклад с пышным заголовком «Об интенсификации сельскохозяйственного производства на основе широкого применения удобрений, развития ирригации, комплексной механизации и передового опыта для быстрейшего увеличения производства сельскохозяйственной продукции».

Судя по названию доклада Хрущев по-прежнему возлагал главные надежды на «индустриализацию» сельского хозяйства, особенно на ее химизацию. Это вновь проявилось во время посещения Хрущевым Казахского научно-исследовательского института зернового хозяйства в Шортандах в августе 1964 года. «В шестьдесят четвертом, – вспоминал М. Петров, – целина казалась безнадежно больной». Тогда ученые института выступили за возврат к древнему способу восстановления плодородия земли – парам. Руководитель института А. Бараев доказывал: «Если даже в ближайшие пять лет дадут достаточное количество гербицидов, удобрений и интенсидов, то даже через пять лет останется еще фактор пара, который навряд ли будет компенсирован, – это влагонакопление». Однако Хрущев решительно выступил против этого. Он поставил под сомнение вывод ученых держать под парами пятую, а то и четвертую часть всей пашни. Его позиция привела бы к дальнейшему разрушению целинных земель.

К этому времени трудности возникли не только в сельском хозяйстве страны. Расчет Хрущева на установление отношений добрососедского сотрудничества с США в значительной степени строился на его уверенности в возможности добиваться взаимовыгодных отношений с Джоном Кеннеди. В письме Кеннеди от 27 июля 1963 года он ставил вопрос о необходимости подписать договор о ненападении между НАТО и Организацией Варшавского договора. После подписания соглашения о запрещении ядерных взрывов в трех средах Хрущев заявил Раску о необходимости решить берлинский вопрос. В своей беседе с Добрыниным от 26 августа Хрущев говорил о том, что следует вести переговоры о предотвращении внезапного нападения и запрещении средств массового уничтожения в космосе. Однако надежды многих людей в мире, что любые, даже самые острые международные конфликты, могут быть разрешены благодаря взаимопониманию между Хрущевым и Кеннеди, а также надежды самого Хрущева на то, что ему удастся наладить отношения с США с помощью Кеннеди, оказались недолговечными. 22 ноября 1963 года Хрущев узнал про выстрел в Далласе. Говорят, что он был в шоке.

Новый президент США Л.Б. Джонсон представлял более консервативную часть правящей демократической партии. Возникала опасность, что новый президент не будет придерживаться договоренностей относительно Кубы. Одновременно правительство Джонсона значительно активизировало помощь сайгонскому режиму в Южном Вьетнаме, а в августе 1964 года под предлогом инцидента с американским военным судном в Тонкинском заливе приступило к бомбардировкам Демократической Республики Вьетнам. Резкое ухудшение отношений СССР с Китаем не позволяло оказать быструю и эффективную помощь Северному Вьетнаму. Хрущев, который прежде был готов прийти на помощь Сирии, Ираку, Кубе, Конго, Индонезии, теперь вынужден был молча наблюдать, как бомбят территорию союзника по социалистической системе.