Ведьма. Эзотерическая книга, которая переворачивает представление о женщинах! - Коробенков Роман. Страница 2

А звали их (и это было отражено в паспортах) так:

анЕстезия Данилова,

Инна Трига,

ВсЕЛЕНнАя П.,

Апрель Лоскутова,

Света Несу,

Липа Чёртова.

То тут, то там в погруженной в полумрак квартире слышались разговоры:

– Почему вы расстались?

– Он сравнил меня с бутылкой… – обычное меццо-сопрано эмоционально взвилось вдали сопрано.

– Не поняла… – продолжало мягко выпытывать мятное контральто.

– Зачем ты ведешь себя как бутылка. Так он сказал… – Снова голос негодующе взлетел в начале фразы и рухнул в конце.

– Не понимаю… – повеяло, точно теплым бризом.

– Когда бутылка падает, она делает все, чтобы разбиться, как бы ты ни пытался ее ловить. Если она потеряла равновесие, значит, четыре шанса из пяти, что разобьется. Он сказал, что когда между нами начинается разлад, я веду себя так же… Как бутылка!.. Будто он один заинтересован в наших отношениях… – распалилась одна из девушек, та, что с меццо-сопрано. Ее рубинового цвета короткое платье с узким шелковым лифом и еще более узким атласным низом храбро взметнулось, меняя узор сплетенных длинных ног. Она определенно выглядела дамой бубен, тогда как ее смугловатая собеседница, покачивающая сигаретой и машинально перебрасывающая копну смоляных волос, явно олицетворяла даму треф.

– И из-за этого расстались? – не торопясь и вдумчиво, вместо вина потягивала она чужие откровения.

– Ты бы не обиделась, если бы тебя сравнили с бутылкой? – изогнулись и распрямились соболиные брови. – Или еще: достучаться до тебя – все равно что голыми руками ловить вертолетную лопасть. Во как…

– Не знаю, Апрель… Вроде он не совсем то имел в виду… – произнесло контральто.

– Может быть… Тем не менее звучало это обидно, и я приняла решение.

– Не грустно теперь?

– Наверное, жалею. Точнее – и жалею и не жалею. Никому не позволю унижать себя.

– Мне как-то говорили нечто подобное… Только другими словами. Зачем ты ведешь себя как малолетка, сказал мне один человек. Я не обиделась, просто начала задумываться о своем поведении. Мужчина в расцвете сил, даже судя по его метафорам…

– Это не одно и то же, Света… – прервала ее собеседница, рассердившись.

– Познакомь нас, раз он уже перевернутая страница в твоей книге, – явно шалила дама треф. – Люблю мужчин, изъясняющихся гиперболами.

– Еще чего… – гневно фыркнула Апрель.

Девушки, поутру баловавшиеся диалогом, облюбовав юными ягодицами мраморную плоскость широкого подоконника, лениво поглядывали на пенящийся от дождя Камергерский переулок и обводили зрачками сумрачный периметр гостиной, где высокие арки демонстрировали свои внутренности просторной светлой кухне и длинному коридору, расписанным «белым шумом» – как помехи на телеэкране. Окно в форме широченной замочной скважины погружало их в телесный твид раннего солнца, отчего их собственная телесность приобретала расплывчатые очертания, и казалось, что на подоконнике сидят два пустых платья.

Из кухни доносился другой диалог:

– Замечательный старый дом с замечательным новым ремонтом. Не находишь? – звонко и раскатисто вырывался из горловых труб концентрированный восторг.

– Нахожу… – более спокойно соглашался кто-то, кого пока видно не было.

– Почему не пьешь вино, Елена? Оно прекрасно… – прыгал с одной темы на другую тот же голос. На его фоне тишина отчетливо резонировала и приобретала телесность даже в самые короткие паузы.

– У меня иногда болит желудок, – мягко объяснилась собеседница. – От вина. Я вообще обычно не пью. Или совсем чуть-чуть.

– А в клубе ты вроде…

– О чем сейчас сожалею. Я люблю кефир, с некоторых пор стакан кефира вечером дарует нужное состояние. – Сказанное прозвучало совсем невинно, так что звонкая девушка даже зажмурилась, «переваривая». – И не важно, каким делом предстоит заниматься…

– Прямо так? – стремительно заметался вопрос по кухне.

– Прямо так.

– Забавно…

– А именно? – что-то насторожило Вселенную в голосе собеседницы.

– Ты такая неиспорченная… – притворно вздохнула неподдельная дама червей.

– Это, наверное, хорошо? – тихо переспросила всамделишная белая шахматная королева.

– Как посмотреть, милая… – в переливе нот невысокой девушки тренькнули стервозные аккорды.

– Не думаешь, что первое впечатление может быть обманчиво?

– Не думаю… – скептичные нотки почувствовались ярче.

– А как ты относишься к тому, что здесь затеяла Липа? – С едва заметной улыбкой Елена поменяла тему беседы.

– Она всегда что-то затевает, – пожали узкие, почти прозрачные плечи. – Ее новое увлечение ведьмической культурой, по крайней мере, меня не удивляет… – В тихой паузе утонуло чирканье зажигалки. – Все ее поступки эксцентричны…

– Всегда, – колокольчиком прозвенела ее собеседница.

– Слышала, что не настолько оно и новое, – осторожно заметила девушка с темными смородинками вместо глаз, острым носиком и закушенной нижней губой. Она вообще была очень осторожной и напоминала неземной цветок, который срочно хотелось пересадить в личный вазон.

– Скучно не будет… Она позвала меня, сказав, что из массы ее знакомых я и еще кое-кто способен организовать что-то необычное. – Миниатюрная блондинка с лицом в форме сердечка и пронзительно голубыми глазами временами, казалось, падала вглубь внутреннего колодца, теряясь в колосистом поле своих стремительных размышлений.

– Я услышала о себе то же самое. – Девушки переглянулись, невольно улыбнувшись.

– А что конкретно планируется? – пустила вперед провоцирующую тишину лукавая дама червей.

– Я слышала только одно слово.

– Какое же?

– Шабаш! – Светлые обои со словами мертвого языка вздрогнули, точно вода, чтобы уже через мгновение принять прежнюю форму.

* * *

И снова:

– Не подумай, что я сошла с ума… Мне вчера приснился странный сон… – Зубастый гребень усердно и часто нырял в каштановый водопад волос темноглазой Вселенной. Она перебралась на барный стул, поддерживающий ее стройное тело, обернутое в пестрое платье в стиле смешанного «этно» с брызгами фиолетового. Теперь она тоже пила вино.

– Я вся внимание, – отозвалась Интрига, напирая на «я». Она устроилась на кухонной столешнице, открыв ноги, и дымно курила. На Интриге было надето горчичного цвета платье, искристое, с высоким воротником, без рукавов, с разрезами на бедрах, приоткрывавших соблазнительные ткани нижнего белья.

– Просыпаюсь в незнакомом месте… – Елена медленно и сосредоточенно повела рассказ. – Деревенский дом, деревянный, очень старый, мертвый, потому что дерево везде серое. Или, может быть, просто сон черно-белый… Просыпаюсь в незнакомой постели, одна. Осознаю, что дом незнакомый, озираюсь, подмечая детали, некоторые из них узнаю. Они цветные. Телефон синий. Чашка на столе – зеленая. Ржавчина на зеркале… Но в основном все чужое. Ноги несут меня прочь из дома. Отворяю потемневшие двери, выбегаю на крыльцо… – Рассказывая, она зорко и с хитрым прищуром следила за собеседницей. – А там зима… Белая, пушистая, вероятно холодно, потому что пар идет, длинный, нескончаемый. При всем этом… Не смейся! Я вдруг понимаю, что абсолютно голая. Вижу свои босые ноги, грудь, живот… И тут вижу еще что-то, что быть не может в принципе моим, но что есть и, более того, – огромное и полное крови. – Выразительный взгляд Елены смутил Интригу. Она отвела было игривый взгляд, но через секунду снова посмотрела на нее, постаравшись придать взгляду чуть больше лихости. – Да, ты поняла правильно. Как будто чужой, но растущий из моего тела, а значит… мой. Смотрю на него, затем подхожу к краю заиндевевшего крыльца. Доски должны как будто скрипеть, но они не скрипят, потому что сон немой. А вокруг белым-бело от снега, и ничего не видать, только протяжная белизна кругом. Обхватываю руками, замираю – и начинаю пИсать и писАть… много и долго. Делаю это, уже не удивляясь, а, напротив, радуясь неожиданному приобретению… – Девушки как по команде заливисто засмеялись. – Писаю, потом понимаю, что тем самым пишу на снегу какой-то текст, несколько слов даже, пишу так аккуратно, чуть ли не с вензелями, и начинаю приглядываться. – Елена сделала значительную паузу, заняв ее осторожным глотком. – Щурюсь, разбираю, прочитываю наконец… – Она просторно улыбнулась. – И…