Седина в бороду - Фарнол Джеффери. Страница 41
Ее губы дрогнули в улыбке.
– Так что прощайте, мадам!
Сэр Мармадьюк оглянулся. Эти двое не отрывали друг от друга глаз. Чудесная пара, такая юная, полная жизни и веселья. Она воплощенная женственность, он галантный и отважный юноша… нет, скорее, полубог, уверенный в себе и своих силах.
– Но, – нежно проговорила девушка, стрельнув глазами в сторону своего спутника, – Джон будет очень рад, если ты останешься пообедать с нами.
– Весьма любезно с его стороны, – ответил мистер Беллами, – но все-таки, учитывая обстоятельства, я…
– Воспользуетесь нашим гостеприимством! – несколько сухо продолжил сэр Мармадьюк.
– Напротив, – с достоинством возразил молодой человек. – Я прошу позволить мне…
– Перед хорошо поджаренным бифштексом, – сэр Мармадьюк улыбнулся, хотя все еще довольно суховато, – не устоит ни герой, ни даже полубог.
– Биф-штекс! – вздохнул полубог, выглядя в этот момент на удивление похожим на человека.
– Тогда, мистер Беллами, если вы принесете немного дров, пока я собираю угли, которые, по всей видимости, затоптали во время драки, ужин будет готов значительно быстрее.
Полубог запустил пальцы в спутанные золотые пряди, взглянул на сэра Мармадьюка, лучезарно улыбнулся, снова взглянул на сэра Мармадьюка, порывисто схватил ладонь джентльмена и сжал ее с той доброжелательностью и открытостью, на которые способна только юность.
– Честное слово, сэр, не часто встретишь такую доброту! – воскликнул он. – Благодаря вам одинокий путник почувствовал себя как дома. Бифштекс! О, Боже, это, одним словом, это редкая для меня роскошь! И, право, я от всей души благодарен. И отплатить за вашу доброту я могу лишь искренним «спасибо».
– Однако, – ответил сэр Мармадьюк, улыбаясь на сей раз куда более искренне, – вы можете помочь мне с костром.
– Ну конечно, дрова! – И мистер Беллами помчался в дальний конец поляны, где были сложены дрова.
Тогда сэр Мармадьюк резко обернулся и обнаружил, что Ева-Энн внимательно смотрит на него, не прекращая возиться с ужином.
– Да, моя дорогая, – кивнул он. – Я согласен с тобой – он славный юноша.
– И такой смелый, Джон!
– Конечно, Ева-Энн.
– И очень сильный, Джон!
– Очень.
– И такой юный!
– Да. И поэтому, дитя мое, я решил, что мы возьмем его с собой.
– О! – воскликнула девушка, уронив картофелину, которую чистила. – Но почему, Джон?
– Потому что, – ответил сэр Мармадьюк, поднимая упавший овощ, – он и в самом деле восхитительно молод.
– Но, думаешь, он согласится?
– Да, дитя мое, в этом я абсолютно уверен.
Вскоре бифштекс был поджарен и уничтожен с тем безоглядным удовольствием, какое возможно лишь при наличии здорового аппетита, хорошей компании и чистого воздуха. Причем последняя причина способствует этому в десятки тысяч раз сильнее, чем любые ухищрения в виде аперитивов, соусов и приправ.
Когда же тарелки были вымыты и убраны, а в костер подброшена очередная порция дров, наши герои уселись вокруг весело потрескивающего пламени, объединенные взаимной симпатией и хорошим ужином. Молодой месяц застенчиво пробивался сквозь неподвижную листву, придавая маленькой уединенной поляне уютную таинственность.
Сэр Мармадьюк задумчиво смотрел на огонь. Ева-Энн, сидя на складном табурете и подперев подбородок ладонями, не отрывала взгляда от благородного лица джентльмена, подернутого какой-то странной грустью. А мистер Беллами, прислонившись спиной к дереву, смотрел то на Еву, то на сэра Мармадьюка, то на огонь, то снова на Еву, то на неясные очертания в темноте, принадлежавшие смиреннейшему из ослов, опять на Еву, на юный месяц, и вновь на Еву и тяжко вздыхал.
– Замечательно! – вдруг воскликнул он.
– В самом деле? – спросил сэр Мармадьюк. – Кого или что вы имеете в виду?
– Все, мой дорогой мистер Гоббс! И молодой месяц, и мир вообще, и вот этот уголок в частности, и уютный костер, и вашу чудесную компанию и… короче говоря, жизнь. Жизнь представляется мне великолепной штукой, сулящей так много и открывающей перед нами удивительные возможности.
– По-моему, вы все еще вспоминаете о бифштексе.
– Не спорю, мистер Гоббс. Боже, я не пробовал ничего подобного с тех пор, как стал бездомным бродягой и парией.
– Бедный юноша! – вздохнула Ева-Энн, – У тебя действительно нет ни дома, ни друзей?
– Никого и ничего! – радостно ответствовала несчастная пария, – перед вами жертва обстоятельств и бездушия родственника. Ох, и натерпелся я от своего дядюшки!
Мистер Беллами нахмурился, вздохнул, покачал головой и, схватив палку, валявшуюся неподалеку, принялся яростно ворошить угли.
– Дядюшки? – переспросил сэр Мармадьюк.
– Ну да, Гоббс. Мой дядя – ни больше, ни меньше, как бывший знаменитый щеголь и друг самого принца-регента Вэйн-Темперли.
– О! – воскликнула Ева и украдкой взглянула на сэра Мармадьюка. – А у твоего дяди есть еще какие-нибудь имена?
– Мармадьюк, Джон, Энтони, Эшли, де ла Поул, мадам.
– И это все один-единственный дядя, друг Руперт?
– Один-разъединственный! – кивнул мистер Беллами. – Самый что ни на есть единственный, хотя имен у него и впрямь хватит на добрую дюжину джентльменов. А уж гордости у него хватит на тысячу обычных дядюшек. Всемогущий, высокомерный, безгранично влиятельный, обладатель огромного состояния и кроличьей души, вот каков мой дядя, дорогой мистер Гоббс!
– Замечательная личность, мистер Беллами! Но продолжайте же.
– Да, кстати, Гоббс! Если нам предстоит стать спутниками и путешествовать дальше вместе, то давайте не будем обращать внимания на сословные различия. Меня зовут Руперт, поэтому, прошу вас, не обращайтесь ко мне «мистер».
– Благодарю вас за эту любезность, мистер Беллами. Итак, Руперт, продолжайте. Ваше описание этого недостойного родственника вызвало самый живой интерес у Джона Гоббса. Как я понял, он пренебрегает вами.
– Совершенно верно, мой дорогой Джон. Природа определила его моим дядей, доверчиво полагая, что он выполнит свое предназначение и поступит справедливо со своим осиротевшим племянником. Я спрашиваю вас, Джон, как человека разумного, для чего существуют дядюшки? Думаю, вы согласитесь со мной, для того, чтобы соблюдать свои святые обязанности перед племянниками! Так и никак иначе, Джон! Но мой дядюшка Мармадьюк, этот изнеженный баловень судьбы, купающийся в роскоши, совершенно пренебрегает своим родственным долгом и начисто позабыл о существовании одинокого ребенка, о брошенном мальчике, об отроке, влачащем жалкую жизнь, об обозленном на свою судьбу юноше, да что уж там, он бросил своего племянника в водоворот жизни.
– Несчастный юноша! – промолвил сэр Мармадьюк, вздыхая.
– Это привело к тому единственному результату, к какому и могло привести, – продолжил Руперт Беллами, скрестив руки на груди и скорбно кивая головой в сторону костра, – вот я сижу здесь с вами, несчастная жертва чужой гордыни. И все-таки, мой дорогой Джон, хоть я и лишен каких-либо средств к существованию, никогда мне не было так хорошо, как сейчас. Карманы мои пусты, а одежда далека от идеала, но я все-таки надеюсь, что вы сочтете меня достойным спутником и…
– Джентльменом! – добавил сэр Мармадьюк.
Мистер Беллами тоскливо оглядел свое потертый костюм и печально покачал головой.
– Боюсь, этот факт не так-то легко заметить, – вздохнул он.
– Сегодня днем он проявился со всей очевидностью, – улыбнулся сэр Мармадьюк. – Я имею в виду некую бочку, полную воды.
– Так вы видели? Этот тип получил по заслугам, Джон! Он законченный негодяй!
– Вне всяких сомнений! – согласно кивнул сэр Мармадьюк.
– О ком вы говорите? – спросила Ева-Энн, тайком позевывая.
– Позвольте, я расскажу! – воскликнул мистер Беллами. – За время моих горестных странствий я встречал немало странных личностей, таких же несчастных и бездомных, как и я сам. И большинство из них, рано или поздно, оказывались мошенниками. А на днях я познакомился с совсем уж жалким плутом по имени Джимми Вэмпер.