Все, что шевелится - Федотов Сергей. Страница 21

– Успокойся, Джору, – ответил Хабал. – Чего ты раньше времени слёзы проливаешь? Недостойны настоящего мужчины твои слёзы! 'Жива-здорова твоя мать Булган. Никто и не думал её убивать. Наоборот, не пришлось ей и вдовий траур поносить, как великая радость пришла к ней в дом: верный Сотон. Живёт он теперь в юрте Чоны с твоей матерью, скрашивает ей одинокие женские ночи. Глядишь, скоро и ты станешь не одинок, а наоборот, обретёшь братца или сестру. То-то радости, думаю, будет в вашем жилище!

Гессер почему-то никакой радости от перспективы получить брата или сестру не испытал, но всё-таки вздохнул облегчённо.

– Радуйся, Другмо! – вскричал он. – Не сиротой войдёшь ты в дом мой, но встретит тебя там любимая свекровь Булган! Давай-ка по такому случаю крепко расцелуемся!

Он звучно чмокнул жену, она ответила «провокаторским» поцелуем. Гессер заключил её в объятия «крылатый конь покрывает расстояние в девятьсот девяносто девять ли». Золотая красавица отозвалась щипком «гусыня ловит червяка». Парень огладил её округлости движением «кошка толкает клубок разноцветной шерсти». Женщина охнула и подняла юбку жестом «ветер-озорник». Гессер вспомнил приём «сыми штаны»…

Охотники многозначительно переглянулись и удалились прочь. Уходили вежливо, не прощаясь. Скрывшись из глаз молодых, они припустили бегом в сторону Юртауна. Каждый мечтал, что успеет раньше соперника достигнуть посёлка и сообщить хану и ханше, что их племянник и сын жив, женился и скоро появится в отчем жилище. Каждый ожидал для себя хотя бы невеликой награды за добрые вести.

Тем временем молодой поставил жену в позу «облако, полное весеннего дождя», а сам пристроился в позиции «там, под облаками». Вскоре Другмо застонала и принялась выкрикивать: «Суй, ваньсуй, ваньваньсуй», что означало просьбу повторить любимое занятие не одну тысячу раз…

Тысяча не тысяча, но первый десяток любовники разменять сумели, когда к хану в юрту вбежал Хабал. Молодой сумел намного опередить старого напарника по охоте.

– Хан, а хан! – вскричал он. – Радость великая! Возвратился Джору, твой любимьт племянник! Истинный наследник ханства! Ведёт он в законно принадлежащее ему твоё жилище красавицу жену, быстрого, но хромого коня золотой масти, светлую верблюдицу и белого верблюжонка! скорее вели, Сотон, наградить меня за столь прекрасную весть по-хански!..

– Пошёл вон, болван! – ответил по-хамски узурпатор. И вытолкал Хабала взашей.

Немного спустя, остыл и подумал, что зря он так быстро отделался от гонца. Надо было сперва расспросить его, что да как. Где встретил Хабал племяша Джору, далеко ли тому добираться до родного дома? Как скоро ждать его прибытия? А нельзя ли так поступить, чтобы Булган никогда не увидела больше Джору, сгинувшего три года назад и, казалось, навсегда?..

Любовники на поляне разменяли второй десяток, когда к хану влетел припоздавший Забадай.

– Хан, а хан! – закричал он. – С великой вестью пришёл я к тебе!

– Знаю, – невозмутимо отозвался Сотон. – Слыхал, что вернулся мой любимый племянник Джору, которого сам я три года назад, смахнув скупую непрошеную слезу, провожал вниз по Иркуту на дырявой лодке. Жив, бродяга! И возвращается не с дырой, а с золотым конём, светлой верблюдицей, белым верблюжонком и красавицей женой.

– Ax, как же верны твои слова, Сотон! – удивился осведомлённости хана Забадай. – И как только сумел ты узнать эти новости? Видать, сорока их тебе на хвосте принесла из далёкой горной тайги! Мудёр ты, великий хан, ничего не скажешь, раз даже птичий язык доступен тебе!

Сотон приободрился. Страсть любил, когда другие дураки его умом восхищались. Слаще мёда были для него такие речи. Этого гонца решил наградить. Порылся в наградной шкатулке старшего брата, отыскал медаль ползуна «За покорение вершины в сто аршинов» и щедро одарил. Медалька была серебряной и кое-какой ценностью обладала: её можно было отковать и сделать прекрасную блесну, на которую все щуки с окунями как бешеные кидаться станут, и ни одна рыбалка не сорвётся.

Забадай растрогался, облобызал ручку хана.

– Что спасибо, то спасибо. Славно я теперь порыбачу. Мудёр ты, хан, и щедр безмерно. За такой великий дар я и дальше буду служить тебе службой верной, невероломной…

– Точно будешь? – не поверил Сотон.

– Да батюшкой клянусь, чтоб мне ягодной бражки не пить.

– Ну, ежели бражки, то тогда да, верю. Вот и скажи мне…

– Ну?

– Не нукай, не запряг. Тоже мне нукер нашёлся.

– А кто такой нукер? – не понял недалёкий Забодай.

– Нукер – это… – Сотон прикрыл глаза и надолго задумался.

Сторонники Сотону были ужас как нужны. Он живёт в юрте хана, своего младшего брата, уже год. Подженился на вдове братовой, красавице Булган, и считает, что он теперь главный. Досталась ему власть полковника как бы по наследству. Но! Есть же и прямой наследник – сын Чоны. А сын имеет куда больше прав на юрту и имущество своего отца. Юрту и имущество отдать можно, хотя и жалко. Но без юрты начальника кем станет Сотон? Старшим братом покойника. И только. Никто Сотону власти не доверит, спросит: «А по какому такому праву?» Сказать: «А по праву наследования!» – нельзя. Ответят, что по такому праву хан – это Джору, а Сотон лишь его дядя. Кабы у Сотона было высокое воинское звание – полковник там, бригадир, на худой конец, – тогда можно было бы упирать на стратегический талант, боевые заслуги. Но нет высокого звания, хоть тресни! Когда-то носил Сотон звание подсотника, да и того лишился. Чона ни за что ни про что отобрал у старшего звезду подсотничью. Поставил кашеваром, а кашевар – это и не воинское, и не звание вовсе.

Понимал Сотон, что никаких прав на ханское звание у него нет. Кроме одного – женат он на вдове покойного. Это хоть какое-то оправдание. Но если вернётся Джору, то и это хрупкое доказательство прав Сотона на власть рассыпается, как трухлявый пень под сапогом. Что же делать в такой неприятной ситуации? Как поступить?

Самое главное, решил, скрипя мозгами, Сотон, – это набрать большое число сторонников, которые поддерживали бы его и боролись с противниками. На кого можно положиться? Кого привлечь в сторонники? Дадагов можно. Эти виноваты в смерти Чоны, благодарны Сотону, что он их над кузнецами главными назначил. Живут теперь в Юртауне, столице ханства, а не в провинции – посёлке Жемус. Без них, правда, никакой бронзы из посёлка не получишь, они одни и знают секрет бронзы, но зато хорошо, что сторонники тут, под рукой. Если какая свара, то помогут. Что мы имеем? – Сотон вдруг стал думать о себе в третьем лице. Мы имеем поддержку от дадагов. Но при этом теряем бронзу, без братьев рудокопы не могут разобраться, где именно копать медный колчедан, И где он медный, а где – вредный. И как с колчеданом дальше поступать. Как его плавят? А хрен знает! Нет, дадаги знают! Но знаниями с другими делиться не хотят. И правильно делают, между прочим, решил Сотон. Мы бы тоже ни с кем не поделились.

А вот кузнецы дадаги плохие. Подкову могут отковать, гвоздь, а чего посложней, меч или кольчугу – не могут. Плохие мечи куют, в руке неудобные, к бою мало приспособленные. То у них рукоятка тяжёлая, то наоборот – клинок. А кольчугу сковать и вовсе не умеют. Из колечек её плести – дело долгое. А сами колечки? Пока-то их наделаешь! Лучше, говорят, накуём пластинки латные, оно и быстрей. Так и пластинки у них не получаются: то слишком толстые, тяжести неимоверной, то тонкие – любая стрела пробивает. Вот дети Божинтоя, хористы, те умели и мечи ковать, и латные доспехи, и кольчуги лёгкие, но надёжные. Хористы – настоящие кузнецы, а дадаги – спецы металл лить. Вот кабы хористов с гор назад в Юртаун вернуть, а дадагов наоборот – в горы отправить, тогда бы всем лучше стало. Но дадаги в горы возвращаться не хотят. Здесь они поселились в жилищах хористов и ничего, считай, не делают. Бабы копаются в огородах, мужики для развлечения ходят на охоту, да бражку пьют и с гулящими бабёнками гуляют. А в горах работать надо – металл плавить. Кому ж хочется работать? Нам тоже не хочется, мысленно согласился с поведением дадагов Сотон. Нам тоже хочется пить-гулять с бабами.