Принц крови - Фейст (Фэйст) Рэймонд Элиас. Страница 54

Боуррик не мог не согласиться с ним, хотя, сидя на сырой соломе в заброшенном сарае где-то в самом сердце страны, население которой, кажется, решило прикончить его при первом удобном случае, он решил, что заслужил хотя бы сочувствие.

— Послушай, Гуда, я тебе все возмещу.

Наемный солдат, снимавший седло с одной из украденных ими лошадей, полуобернулся к Боуррику.

— Неужто? И как, во имя неба, ты собираешься это сделать? Наверное, ты хочешь отправить в штаб Абера Букара, лорда армий, вежливое письмо — мол, пожалуйста, добрый лорд, побраните моего друга и отпустите. Он не знал, что меня велено убить на месте поимки, когда взял меня с собой… Так?

Боуррик поднялся и подвигал рукой челюсть, чтобы проверить — не сломана ли она. Она болела и выскакивала из сустава с одной стороны, но явно оставалась целой. Принц оглядел старый сарай. Дом фермера, стоявший поблизости, был сожжен — не то бандитами, не то имперскими воинами, которые, видно, в свое время решили, что хозяин заслуживает именно такого наказания, но, как бы там ни было, у Боуррика и его друзей появилась возможность дать отдых лошадям. У лошадей, принадлежавших хорошей кавалерийской части, в седельных сумках нашлось зерно, и Боуррик решил, что сейчас каждую вполне можно угостить пригоршней-другой. Несчастный Сули тихонько сидел на куче полусгнившей соломы. Накор уже расседлал свою лошадь и теперь вытирал ее самым чистым пучком соломы, который ему удалось найти. За работой он рассеянно напевал какой-то мотивчик без слов, а его улыбка ни на миг не исчезала.

— Когда лошади отдохнут, мы разойдемся с тобой, Бешеный, — сказал Гуда. — Я хочу как-нибудь добраться обратно в Фарафру, а оттуда кораблем — до Малого Кеша. Там имперского гораздо меньше, если ты понимаешь, о чем я. Может быть, мне удастся там зацепиться.

— Гуда, подожди.

— Что такое? — наемник опустил седло на землю.

Боуррик поманил его в сторонку.

— Мне очень жаль, что я втянул тебя в такую передрягу, — тихо сказал он.

— Но ты мне очень нужен.

— Я тебе нужен, Бешеный? Зачем? Тебе скучно умирать одному? Спасибо, лучше я умру через много лет в объятиях какой-нибудь проститутки.

— Я хотел сказать, что не могу без тебя добраться до Кеша.

— При чем здесь я? — воскликнул Гуда, возведя глаза к небу.

— Посмотри на мальчика, — ответил Боуррик. — Он запуган и так устал, что ничего не соображает. Может, он в Дурбине кого и знает, но не больше. А исалани… я не могу сказать, что он надежен. — Боуррик приложил палец к виску и покрутил его туда-сюда.

Гуда поглядел на парочку и принужден был согласиться.

— Ну а мне какое дело?

Боуррик подумал и не мог найти убедительного ответа. Их свели обстоятельства, но дружбы между ними не было. Старый наемник был по-своему хорош, однако Боуррик не мог назвать его другом.

— Послушай, я действительно могу сделать это дело выгодным для тебя.

— Как?

— Доставь меня в Кеш и помоги встретиться с людьми, чтобы я мог прояснить это недоразумение, и я заплачу тебе столько золота, сколько ты не увидишь за всю жизнь службы в караванах.

— Ты же не просто так это говоришь? — спросил Гуда, вприщур разглядывая Боуррика.

— Даю тебе слово, — ответил Боуррик.

— Где ты возьмешь столько золота? — спросил Гуда.

Боуррик подумал, не рассказать ли Гуде все, но решил, что Гуда ему не поверит. Безымянный человек, обвиненный в преступлении, которого он не совершал, это одно, а принц, за которым охотятся убийцы, — совсем другое. Даже понимая, что каждый, кого обнаружат в компании принца, будет убит в ту же минуту, Гуда, по мнению Боуррика, мог поддаться искушению заработать обещанную награду. Опыт Боуррика по общению с наемными солдатами не оставлял сомнений в их верности данному слову.

— Меня обвинили в убийстве жены губернатора Дурбина по политическим соображениям. — Гуда ничего не возразил, поэтому Боуррик решил, что он на правильном пути: политические убийства в Кеше казались делом весьма обычным.

— Есть люди, которые могут мне помочь снять это обвинение, а кроме того, они обладают немалыми средствами, и они вполне могут выделить тебе, — Боуррик прикинул, какая сумма произведет на Гуду благоприятное впечатление, и перевел ее в кешианские деньги, — две тысячи золотых экю.

Гуда посмотрел на Боуррика широко раскрытыми глазами и покачал головой.

— Звучит хорошо. Бешеный, но обещания шлюхи тоже всегда заманчивы.

— Хорошо, — ответил Боуррик. — Три тысячи.

— Пять тысяч! — не уступал Гуда.

— Ладно, — согласился Боуррик. Он плюнул на ладонь и протянул ее наемнику.

Гуда взглянул на ладонь, предложенную ему по старой традиции купцов; он знал, что должен принять ее или прослыть клятвопреступником. Он неохотно плюнул на свою ладонь и пожал протянутую руку.

— Будь прокляты твои глаза, Бешеный! Если это ложь, клянусь — я намотаю твои кишки на свой меч! Если я должен умереть по собственной глупости, так доставлю себе удовольствие увидеть тебя мертвым за миг до того, как сам предстану перед богиней смерти!

— Если у нас все получится, ты умрешь богатым человеком, Гуда Буле.

Гуда бросился на кучу сырой соломы.

— Хотелось бы мне, чтобы это было так, Бешеный, — сказал он, устраиваясь отдохнуть.

Боуррик оставил наемника и сел рядом с Сули.

— Дальше поедешь? — спросил он.

— Да, — ответил мальчик. — Мне сейчас просто немного больно. У этого зверя спина — как лезвие меча; мне кажется, меня разрубили на две половинки.

— Сначала всегда нелегко, — рассмеялся Боуррик. — Сегодня вечером попробуем поучиться прямо в сарае.

— Это не очень ему поможет, Бешеный, — заметил Гуда. — Нам надо будет избавиться от седел. Мальчику придется ехать без седла.

Накор выразительно закивал.

— Да, правда. Этих лошадей следует продать, и нужно, чтобы никто не догадался, что они из имперских конюшен.

— Продать их? — спросил Гуда. — Зачем?

— Во время юбилея, — ответил Накор, — нам будет легче добраться до города, спустившись по реке Сарн в наемной лодке. Нас будет четверо среди многих. Но на такое путешествие нужны деньги.

Боуррик, вспомнив, сколько денег у него осталось после покупки одежды и снаряжения в Фарафре, понял, что Накор прав. У всех четверых не хватило бы средств, чтобы купить в приличной гостинице обед хотя бы на одного.

— Кто же их купит? — спросил Гуда. — Они клейменые.

— Верно, — согласился исалани. — Но это можно исправить. К сожалению, нельзя изменить седла — они тогда придут в негодность.

Лежавший на соломе Гуда приподнялся на локте.

— Как же ты изменишь клеймо? У тебя что, есть с собой инструмент для клеймения?

— Лучше, — ответил маленький человечек, доставая из мешка маленькую бутылочку, заткнутую пробкой. Порывшись в мешке еще, он вытащил небольшую щетку. — Смотри, — открыв пробку, он намочил щетку раствором, который был в бутылочке. — Другое клеймо оставит грубый шрам, и подделка будет видна. Это же — для художников, — он подошел к ближайшей лошади. — Армия клеймит всех своих животных тавром с изображением рельефной фигуры. — Он начал щеткой намазывать ляжку лошади. Раздался тихий шипящий звук, и шерсть, там где ее касалась щетка, стала чернеть, словно под воздействием огня. — Подержи, пожалуйста, лошадь, — сказал чародей Боуррику. — Это не причинит ей вреда, но горячее вещество может напугать.

Боуррик подошел и взял лошадь под уздцы, а она тем временем начала поводить ушами, словно размышляя, рассердиться на то, что с ней проделывают, или нет.

— Ну вот, — через некоторое время сказал Накор. — Теперь это тавро Джунг Зюта, торговца лошадьми из Шинг-Лая.

Боуррик посмотрел на работу исалани. Тавро действительно изменилось. Выглядело оно совсем как настоящее.

— А кто-нибудь в Кеше знает этого Джунг Зюта?

— Вряд ли, друг мой, потому что его не существует. Кроме того, в Шинг-Лае, небось, тысяча торговцев лошадьми, и кто может похвастаться, что всех их знает?