Манускрипт (СИ) - Марченко Геннадий Борисович. Страница 41
- Вон к той палатке двигайте, - подтолкнул меня прикладом винтовки Изюмов.
Впрочем, в направлении палатки мы успели сделать лишь несколько шагов, так как полог откинулся, и навстречу нам вышли двое, одетых в советскую, перетянутую ремнями офицерскую форму. Впереди шёл высокий, подтянутый полковник, с лицом, выбритым до синевы, на вид мой ровесник. Второй, в звании майора, державшийся позади, выглядел его ровесником.
- Вот, товарищ Медведев, немцев взяли, - кивнул на нашу группу Леонов, которому мне всё ещё хотелось заехать по физиономии за неуважительное отношение к женщине. - По-нашему балякают не хуже, чем мы с вами. И баба с ними.
- Медведев, Дмитрий Николаевич? - воскликнул Медынцев. - Тот самый полковник Медведев! Так я о вас слышал, отряд 'Победители'!
- И сколько ваше командование даёт за мою голову? - усмехнулся тот. - Тысяч десять рейхсмарок уже есть?
- Тут вот ещё документики ихние, - не унимался полиглот. - Вот этот - майор интендантской службы Вилли Фогель, а этот - ефрейтор Дитрих Вальке. Только физиономии другие. А вот ещё, вообще швейцарские паспорта, на Йохана Майера и Карла Шульца. Один-то точно похож, а второй тут какой-то усатый в очках. Ну а баба эта вроде как из Луцка, Ляшенко её фамилия.
- Может быть, нас всё-таки развяжут и мы поговорим нормально? - предложил я. - А то всё это начинает напоминать мне дешёвый фарс.
- И в самом деле, - добавил Медынцев, - давайте уже, наконец, разберёмся, что к чему. И вообще нам нужно связаться с Большой землёй, доложиться, что с нами, а то там, наверное, нас уже похоронили.
- Думаю, пока освобождать вас рано. Мало ли какой фортель выкинете. А вот выслушать - выслушаем.
- Тогда, может быть, присядем? А то у меня от прежних сапог кровавые мозоли на ногах.
Расположились впятером в кружок кто на ящиках, кто на деревянном чурбачке.
- Итак, мы вас внимательно слушаем.
В течение следующих двадцати минут я рассказывал нашу историю, начиная от нашего с Медынцевым вылета с Кубы под личиной граждан Швейцарии и заканчивая пленением партизанами. Я старался не задерживаться на деталях, но лишнего не болтал, в частности, про то, ради чего меня ждали в Москве. Поведал о хуторе, где едва не оборвались наши жизни, о враче из Лановцов, согласившейся приютить многострадального пилота, рассказал, как удалось завладеть немецкой формой, как в Изяславле встретил свою старую знакомую, чьи товарищи-подпольщики томятся сейчас в бывшем храме... По ходу моего повествования Медведев пару раз меня прерывал с просьбой уточнить некоторые детали.
- О подпольщиках мы знаем, - хмуро констатировал командир отряда, когда я закончил свой рассказ, - и сейчас думаем, как им помочь. А историю вы нам, Ефим Николаевич или кто вы там на самом деле, рассказали презанятную, хоть книжку пиши. Где, говорите, тела немцев из патруля оставили? Леонов! Представляешь, где это? Давай-ка, бери Изюмова, проверьте эту полянку, только аккуратно.
- Леонов, и нашу гражданскую одежду захватите, - крикнул я вдогонку. - Она там под сиденьями.
Поймав на себе взгляд Медведева, я пояснил:
- Не всё же время нам немцами ходить, правильно?
- Хм, в целом мыслите верно. В общем, у нас тут сеанс связи с Центром через... через тридцать четыре минуты, отправим по вам и по девушке запрос. Пусть они там всё по своим каналам выяснят, и в ответной радиограмме утром скажут, те ли вы, за кого себя выдаёте. Если же нет... Ну, не маленькие, сами всё понимаете. И даже убитые немцы, если таковые найдутся, вам не помогут.
Мы с Медынцевым и Варей переглянулись, и Василий Карпович выразил общее мнение, что выбора у нас всё равно нет, и что там, в Москве, должны разобраться. А пока нам было предложено посидеть под охраной, и рекомендовано не производить необдуманных действий во избежание ответных действий, способных причинить существенный вред нашему здоровью.
- И что же нам, в таком виде до утра предлагаете находиться? - возмутился Медынцев. - Мне вот, например, по маленькой нужде приспичило, под себя, что ли ходить?!
- Товарищ Медведев, - добавил я от себя. - Даю слово, что мы будем вести себя тихо, и ни на кого кидаться не собираемся. А из вашего лагеря и так не убежим. Потому что весь путь через болота, которым нас вели, запомнить просто нереально.
Командир отряда нахмурился, видно было по его лицу, как он решает в уме эту задачу. Прошло около минуты, прежде чем он ответил:
- Есть в ваших словах резон. Я-то вижу, что не похожи вы ни на немцев, ни на предателей. Но давайте всё же дождёмся возвращения Леонова. Пусть он или подтвердит, или опровергнет факт того, что вы отправили на тот свет нескольких фашистов.
- Я не выдержу, - честно предупредил Медынцев.
- Хм, вот ведь... Плучек, - подозвал Медведев носатого бойца. - Развяжи задержанного и отконвоируй его до ближайших кустов. Как дело сделает - снова руки ему захомутай.
Так и сидели мы, пока не вернулся Леонов с докладом и кое-какими вещдоками. Увидев в его руках свёрток с нашей одеждой, я облегчённо выдохнул. А тот кинул взгляд в нашу сторону и нырнул в командирскую палатку, откуда уже вышел в сопровождении Медведева и молчаливого майора.
- Что ж, ваша версия нашла своё подтверждение. Убитые немцы всё ещё там, где вы их бросили. Руки мы вам развяжем, но боец приглядывать за вами будет по-прежнему. Леонов, верни им одежду, пусть переоденутся... А пока будем ждать утренней весточки с Большой земли. А Сергей Трофимович сейчас распорядится, чтобы вас покормили, как раз время к ужину, - повернулся он к своему товарищу. - Кстати, знакомьтесь, Стехов, мой заместитель по разведке и комиссар отряда.
Еда была непритязательной, но питательной. Каждый из нас получил по миске варёной картошки с тушёнкой и по кружке обжигающего кипятку, в который добавили какую-то пахучую траву. Плюс по небольшому куску сахару, чтобы, видно, жизнь показалась слаще.
Так же под конвоем нас каждого сопроводили опять же по нужде, а перед отбоем к нам подошёл Стехов.
- Сейчас вас устроят на ночлег, только, уж не обижайтесь, снова придётся руки связать. Сами понимаете, мы обязаны принять все меры предосторожности.
- Опять, - вздохнула Варя, сводя запястья за спиной.
Нам выделили место у костра, огонь в котором поддерживал наш охранник по имени Петя. Мы лежали, подложил под головы скатанные части немецкой экипировки. Караульщный, глядя в сполохи пламени, что-то тихо напевал себе под нос, я так и не понял, что именно, тогда как мелодия показалась мне смутно знакомой, но не более того. Комары, будто привлечённые светом костра, буквально роились над нами, да ещё мешали путы, отчего приходилось лежать на боку, не говоря уже о том, что и мысли разные лезли в голову. Я лежал лицом к Варе, видел её очертания, и шептал, что всё будет хорошо, а сам откровенно завидовал Медынцеву, похоже, видевшему уже седьмой сон.
Утром мы с нетерпением и тревогой ждали очередного сеанса связи с Москвой. Пока суд да дело, нам развязали руки и снова под конвоем сводили до кустов. После чего разрешили умыть физиономии из тазика и накормили завтраком. На этот раз была гречневая каша с добавлением постного масла. Кашеваром была та самая плотного сложения женщина, откликавшаяся на имя Зинаида. Между делом Петя проболтался, что в отряде несколько женщин, в том числе руководитель разведгруппы Мария Фортус. А та смуглянка - самая настоящая испанка, все зовут её просто Африка, потому что запомнить полное имя и фамилию очень сложно . И, кстати, от неё в том числе зависело, расстреляют нас или примут как своих, потому что эта Африка была заброшена сюда в качестве радистки.
- Твоя коллега, - подмигнул я Варе, пытаясь поднять ей хоть немного настроение.
Связистка сидела под навесом примерно до половины десятого, периодически отстукивая 'морзянку', но по большей части что-то записывая карандашом на листе бумаги. Наконец сняла наушники, повернув тумблер, выключила рацию и понесла листок в командирскую палатку, почти тут же выйдя обратно. Спустя пару минут появились Медведев и Стехов. В руках у командира отряда была та самая бумажка, исписанная мелким, убористым почерком. По глазам Дмитрия Николаевича нельзя было догадаться, какой вердикт он готов сейчас озвучить, и я сглотнул застрявший в горле ком. Конечно, глупо было бы получить пулю от своих, но пути Господни, как говорится, неисповедимы.