Полынь: Стихотворения и поэмы - Друнина Юлия Владимировна. Страница 4
«Мы идем с переднего края…»
Мы идем с переднего края,
Утонула в грязи весна.
Мама, где ты, моя родная?
Измотала меня война.
На дорогах, в гнилой воде
Захлебнулись конские пасти.
Только что мне до лошадей,
До звериного их несчастья?..
ПРИНЦЕССА
Лицо заострила усталость,
Глаза подчернила война,
Но всем в эскадроне казалась
Прекрасной принцессой она.
Пускай у «принцессы» в косички
Не банты — бинты вплетены,
И ножки похожи на спички,
И полы шинельки длинны!
В палатке медпункта, у «трона»,
Толпились всегда усачи.
«Принцессу» ту сам эскадронный
Взбираться на лошадь учил.
Да, сам легендарный комэска
Почтительно стремя держал!
Со всеми суровый и резкий,
Лишь с нею шутил генерал.
…А после поход долгожданный.
Отчаянный рейд по тылам,
И ветер — клубящийся, рваный,
С железным дождем пополам.
Тепло лошадиного крупа,
Пожар в пролетевшем селе…
Принцесса, она ж санинструктор,
Как надо, держалась в седле.
Она и не помнила время,
Когда (много жизней назад!)
Ей кто-то придерживал стремя,
Пытался поймать ее взгляд.
Давно уже все ухажеры
Принцессу считали сестрой.
…Шел полк через реки и горы —
Стремительно тающий строй.
Припомнят потом ветераны
Свой рейд по глубоким тылам,
И ветер — клубящийся, рваный,
С железным дождем пополам.
Тепло лошадиного крупа,
Пожар в пролетевшем селе…
Принцесса, она ж санинструктор,
Вдруг резко качнулась в седле.
Уже не увидела пламя,
Уже не услышала взрыв.
Лишь скрипнул комэска зубами,
Коня на скаку осадив…
В глуши безымянного леса
Осталась она на века —
Девчушка, дурнушка, принцесса,
Сестра боевого полка.
БАЛЛАДА О ДЕСАНТЕ
Хочу, чтоб как можно спокойней и суше
Рассказ мой о сверстницах был…
Четырнадцать школьниц — певуний, болтушек —
В глубокий забросили тыл.
Когда они прыгали вниз с самолета
В январском продрогшем Крыму,
«Ой, мамочка!»— тоненько выдохнул кто-то
В пустую свистящую тьму.
Не смог побелевший пилот почему-то
Сознанье вины превозмочь…
А три парашюта, а три парашюта
Совсем не раскрылись в ту ночь…
Оставшихся ливня укрыла завеса,
И несколько суток подряд
В тревожной пустыне враждебного леса
Они свой искали отряд.
Случалось потом с партизанками всяко:
Порою в крови и пыли
Позли на опухших коленях в атаку —
От голода встать не могли.
И я понимаю, что в эти минуты
Могла партизанкам помочь
Лишь память о девушках, чьи парашюты
Совсем не раскрылись в ту ночь…
Бессмысленной гибели нету на свете —
Сквозь годы, сквозь тучи беды
Поныне подругам, что выжили, светят
Три тихо сгоревших звезды…
«И опять мы поднимаем чарки…»
И опять мы поднимаем чарки
За невозвратившихся назад…
Пусть Могила Неизвестной Санитарки
Есть пока лишь в памяти солдат.
Тех солдат, которых выносили
(Помнишь взрывы, деревень костры?)
С поля боя девушки России,—
Где ж могила Неизвестной Медсестры?
ВАНЬКА-ВЗВОДНЫЙ
Генералы, штабисты, подвиньтесь,
Чтоб окопники были видны…
Ванька-взводный —
Малюсенький винтик
В исполинской махине войны.
Что бои,
Что окопная мука?—
Он солдат, он привык ко всему.
Лишь к смертям не привык,
Потому как,
Умирая, тянулись к нему.
Все тянулись к нему
За защитой,
Для бойцов
Ванька-взводный был бог
Бог в пилоточке, на ухо сбитой,
В сапогах, отслуживших свой срок.
Что герой, он и сам-то не ведал:
«Мол; воюю, служу, как должон».
Сделал больше других для Победы,
Был за день до Победы сражен…
Так помянем окопного бога.
Что теперь нам сгодился б в сыны…
Ванька-взводный!—
Малюсенький болтик —
Самый важный в махине войны.
ЧЕРНЫЙ ЛЕС
Только буки да грабы, только грабы да буки
Тянут к солнцу сплетенные намертво руки.
Черный лес, обжигающий холодом лес.
Под шатром добела раскаленных небес.
Тишина. Только ветра притушенный ропот.
Тишина. Заросли партизанские тропы.
Заросли держидеревом и купеной.
Тишина. Отчего же здесь веет войной?
Отчего эти старые грабы и буки
Заломили свои узловатые руки?
Отчего даже в светлый напев ручейка
Заронила гнетущую ноту тоска?..
А в глубоком ущелье, у быстрой воды
Обелиск со звездой да землянок следы.
То с Великой Войны запоздавшая весть —
Партизаны свой госпиталь прятали здесь.
Только буки да грабы, только грабы да буки,
Защищая, простерли над лагерем руки.
В черном море деревьев горя горького остров —
Косит раненых смерть, еле держатся сестры.
И губами распухшими чуть шевеля,
Здесь тебя призывают, большая Земля…
Раз в ночи, когда месяц стоял в карауле,
То ли свистнула птица, то ли чиркнула пуля.
И сейчас же, во все прокопченное горло,
Хрипло рявкнула пушка, вздрогнув, охнули горы.
И тогда, задыхаясь от радостных слез,
— Наши! — крикнул слепой обгоревший матрос.
Но, узнав пулемета нерусского стук,
Вдруг рванулся к винтовке разведчик без рук,
Вдруг рванулась куда-то связистка без ног,
И заслон медсестер самым первым полег…
Только буки да грабы, только грабы да буки
Здесь согнулись в бессилии, ярости, муке.
Только плачут холодные капли дождя,
Только люди бледнеют, сюда забредя,
Черный лес, партизанский обугленный лес.
Под сияющим куполом мирных небес…