Элегия эллическая. Избранные стихотворения - Божнев Борис Борисович. Страница 3

С началом Второй мировой войны Божнев вместе со своей женой переезжает в Марсель. Там Божневы испытали все тяготы немецкой оккупации. «Как российский подданный, Божнев подлежал в 1941 году интернированию, но сумел избегнуть его. В 1944 году Элла Михайловна чудом спаслась облавы на еврейское население в Марселе, а Борис Борисович – от казавшегося неминуемым ареста. Они скитались из дома в дом, влача подпольное существование, прячась в семьях знакомых и друзей. В сентябре 1944 года во время десанта Союзных войск, Божневы вместе с семьей близких друзей просидели неделю в самодельной траншее под беспрерывным артиллерийским обстрелом» [21].

После войны Божнев жил на юге Франции, лишь иногда наведываясь в Париж и изредка поддерживая контакты с литераторами русского зарубежья (А.Гингером, А. Присмановой). После того как в 1947 году его жена была вынуждена уехать в Палестину к престарелой и больной матери, окружение Божнева становится полностью франкоязычным.

Занимаясь в основном рисованием и коллекционированием в Марселе он создал музей деревянных ангелов и купидонов, сохранившийся, кажется, до сих пор. – Божиев не прекращал писать стихи. «Кустарным» способом он издает целый ряд поэтических книг: «Оратория для дождя, мужского голоса и тумана» (1940; опубл. 1948), «Фуга светлых следов» (1948). «Колокольный звон над "Царство Божие внутри нас"» (1948). «Утро после чтения "Братьев Карамазовых”» (1948). «Уход солдат на русско-японскую войну» (1949). «Высоко белеющие строки и свист площади» (1949). Как видим, и в послевоенный период Божнева отличала удивительно высокая продуктивность, говорящая о его напряженных творческих поисках, хотя именно в это время в литературной эмигрантской среде (из поля зрения которой Божнев, как уже говорилось, выпал еще до войны) утвердилось мнение о том, что еще в 30-е годы поэт исписался и «сошел на нет» из-за тяжелой душевной болезни [22].

В своем послевоенном творчестве Божнев все чаще обращался к «жанру, в котором чувствовал себя недостаточно уверенно — к стихотворному эпосу, отступая от формы лирической миниатюры, в двадцатые годы обеспечившей ему особое место на эмигрантском Парнасе» (Л.Флейшман). Далеко не все из послевоенных книг Божнева можно назвать удачными; некоторые (например, «Уход солдат…») грешат многословием, утомительными повторами, темнотой и непроясненностью образов, чему способствовало обилие сложных многоступенчатых метафор, оксюморонных сочетаний и катахрез, а также злоупотребление композиционным приемом варьирования стихотворных строк, придававшим некоторым произведениям характер откровенно формалистических упражнений (прежде всего это относится к «Фуге светлых следов», построенной по образцу стихотворных экспериментов Игоря Северянина («Рондолет» и «Квадрат квадратов»)). Нередко художественное чутье изменяло поэту, и тогда из-под его пера вырывались стихи, удручающие своим безвкусием («В рог изобилия дуют бедняки. / Задами злата чтоб сребристо пернуть…»). Однако в лучших своих вещах («Оратория для дождя…», поэма «Чтоб дольше сна продлилось пробужденье», оконченная в 1959 году и не изданная при жизни автора) Божнев создал неповторимый поэтический мир, в котором причудливо перекрещиваются влияния французского авангарда конца XIX — начала XX века, русского символизма и поэтов «пушкинской плеяды». В стихах Божнева парадоксально взаимодействуют компоненты полярных стилистических систем, сопрягаются элементы различных лексических пластов — поэтизмы и торжественные архаизмы уживаются с прозаизмами и вульгаризмами («Растленно-ангелическая морда / В небытие ударилась ничком…», «…темной желтизной мочи Псалтирь / Гласил Осанну перед санным бегом…», «…смертью смерть — иканье – не поправ…»), — усложненная архитектоника (зачастую напоминающая принцип организации музыкального произведения сонатного типа) и зыбкость сюрреалистических образов сочетаются с неподдельной искренностью лирического чувства и глубиной осмысления вечных законов человеческого бытия.

Последние годы своей жизни Борис Борисович Божнев жил в Марселе, в семье художника-примитивиста Жильберта Пастора, изредка встречаясь с Э.М.Каминер во время ее коротких летних визитов во Францию. Умер Божнев 24 декабря 1969 года от последствий тяжелого гриппа.

Когда-то, получив письмо от Бронислава Сосинского, в котором тот обмолвился фразой: «Живем мы, слава Богу, в славную эпоху — эпоху Пикассо и Лe Корбюзье», — Божнев возмущенно написал в ответ: «И как перо Ваше поднялось написать такую чушь: ведь мы живем в эпоху… Божнева!» И то знает, может быть, он был прав. Во всяком случае наше сумасшедшее время крушения казавшихся незыблемыми ценностей и авторитетов, строгих переоценок привычных литературных имен и устоявшихся репутаций – зыбкое время неожиданных открытий и разочарований, утрат и приобретений, с полным правом можно назвать «эпохой Божнева» – поэта, не рассчитывавшего на прижизненную славу и признание, но сквозь мертвенную пустоту, окружавшую его унылыми десятилетиями, провидевшего живой отклик «провиденциального собеседника», – одинокого чудака, упрямо верившего в бессмертие божественно-бесполезных творений своего дивного дара.

БОРЬБА ЗА НЕСУЩЕСТВОВАНЬЕ (1925)

«Уж был в тумане облик Отчий…»

«Я осудил себя единогласно…»

«И капли слез мешают видеть мир…»