Элегия эллическая. Избранные стихотворения - Божнев Борис Борисович. Страница 6
«Стою в уборной… прислонясь к стене…»
Стою в уборной… прислонясь к стене…
Закрыл глаза…Мне плохо…обмираю…
О смерть моя… Мы здесь наедине…
Но ты – чиста… Тебя не обмараю…
Я на сыром полу… очнулся вдруг…
А смерть… сидит… под медною цепочкой…
И попирает… деревянный круг…
И рвет газеты… серые листочки…
«И – поле злаков или трав…»
И – поле злаков или трав –
Мое лицо – следы потрав,
И гибнут колос и листы,
Мое лицо – сгниешь и ты…
И леса или ветхой рощи
Мое лицо, о, будь попроще,
И ветром сломанные ветви
Мое лицо таит, заметьте…
И от сгнивающих растений
Мое лицо покрыли тени.
И, в небо простирая корни,
Мое лицо, о, будь покорней…
И плача и дрожа, как ива,
Мое лицо, ты некрасиво.
И как фальшивые цветы
Мое лицо не любишь ты…
«В твоих объятьях можно умереть…»
В твоих объятьях можно умереть
От нежности, как от туберкулеза.
И на лицо твое смотреть, смотреть,
И улыбаться слабо и сквозь слезы…
Не бойся же меня руками сжать –
Просторно мне, как выпущенной птице,
Душой в твоих объятьях возлежать,
А телом тихо к небу возноситься…
«Вымывшись и белую рубашку…»
Вымывшись и белую рубашку
На тело свежее надев,
Я вздохну спокойно и нетяжко,
Лишь едва заметно побледнев.
Мокрой щеткой волосы приглажу
Привычными движеньями руки,
И кривыми ножницами даже
У висков подрежу волоски.
Зеркало к своим губам придвинув,
Подышу на темное стекло,
Думая – я через час остыну,
А мое дыхание тепло.
Всматриваясь в пятнышки веснушек,
Я замечу желтую одну.
И взгляну на брови и на уши,
И на губы синие взгляну.
И поставлю зеркало обратно
На пыльное помятое сукно,
И сделаются сразу непонятны
Потолок и стены, и окно.
И прилягу на кровать устало
С тупеющею болью в голове,
И, пальцами впиваясь в одеяло,
Проглочу из трех крупинок две…
«Пять месяцев я прожил без пенсне…»
Пять месяцев я прожил без пенсне
И щурился, как всякий близорукий,
Но то, что видел, видел не во сне,
Мои стихи и радость в том поруки.
Но я не все в стихах своих раскрыл
И радуюсь не обо всем воочью –
Не два стекла, а пару белых крыл
Я пред глазами видел днем и ночью…
«Богобоязненный семит…»
Богобоязненный семит,
Я целомудренней Онана,
Но терпкий аромат банана
Меня волнует и томит.
И не понять мою игру:
Я влажные раздвинул губы
И медленно вонзаю зубы,
Прокусывая кожуру.
Она упруга и туга,
Но смачивается слюною,
И мусульманскою луною
Уже не кажется дуга…
Я словно прикасаюсь к коже
И к девственному животу,
И снова ощущаю ту,
Что некогда томила тоже…
Но не луна… О, нет, не грудь
И не живот моей Эсфири…
Четыре лепестка, четыре
Осталось мягких отогнуть.
И мною обнаженный плод
Себя бесстыдно мне покажет.
И будет поцелуев слаже
Его благоуханный мед…
«Над городом несется смерч…»
Над городом несется смерч,
А в глаз пылинка попадает…
Я испытал и жизнь и смерть,
И все-таки еще страдаю…
Корабль с людьми идет ко дну,
Но плавает средь бури пробка…
Люблю тебя, тебя одну,
И ты меня спасаешь робко…
«Как утомлённый почтальон…»
Как утомлённый почтальон,
Идущий в тихом переулке,
Как церемонный котильон,
Звенящий в дедовской шкатулке.
Как солнечный пушистый снег,
Ногами загрязнённый очень,
Как лошади усталый бег,
Когда ей путь не укорочен.
Как женщина среди детей,
Не захотевшая ребёнка,
Как радостнее всех вестей
С любимым волосом гребёнка.
Как вымазанное лицо
Немолодого трубочиста,
Как выкрашенное яйцо
Пасхальной краскою лучистой.
Как холодеющий тюфяк
Под неокоченевшим телом,
Как одинокий холостяк
В публичном доме оголтелом.
Как разорвавшийся носок,
Заштопанный неторопливо,
Как юноша, что невысок,
И девушка, что некрасива.
Как проволочные венки
На торопливом катафалке,
Как телефонные звонки
И в чёрной трубке голос жалкий.
Как улыбающийся врач,
Болеющий неизлечимо,
Как утешение – не плачь,
Когда печаль необлегчима.
Как ангел Александр Блок,
Задумчиво смотрящий с неба,
Как полумёртвый голубок,
Мечтающий о крошках хлеба…