Камни его родины - Гилберт Эдвин. Страница 23
– Правильно! – Рафф отодвинул свой стул и встал. – Прошу прощения. Сейчас вернусь. Я почти ничего не ел сегодня.
– Что случилось? – спросила Нина, провожая глазами раффа, который устремился на кухню. – Куда его понесло?
– Он проголодался, – ответил Эбби и, гордясь своей дружбой с Раффом, добавил: – Он получит все, что только захочет. Даже с Винсом, который проектировал этот зал, здесь так не носятся. Повар прямо обожает Раффа.
– А ведь Рафф не швыряется чаевыми, – заметила Нина.
– Разумеется, нет, – подтвердил Эбби. – Он поступает проще: когда ему понравится какое-нибудь блюдо, он отправляется к повару, от всей души расхваливает его и называет великим артистом. После этого повар готов расшибиться в лепешку. Рафф как-то рассказывал, что его отец всегда твердил: "Люди изголодались по доброму слову... "
Нина кивнула, но тут же добавила:
– Интересно знать, куда деваются все его добрые слова, когда он встречается с твоей сестрой? Похоже на то, что... – Она вдруг запнулась, глядя на входную дверь, глаза ее сузились, она прикусила нижнюю губу: – Вот, помяни черта...
Конечно, это Трой. Она пришла вместе с Винсом и вот уже наклоняется и нежно целует Эбби в ухо, а Нина поздравляет Винса. Эбби слушал и надеялся, что Трой сдержит свое обещание и оставит Нину в покое.
– Эб, посмотри-ка, разве не дивно? – Трой села и наклонила голову, показывая Эбби новые серьги. Потом, как бы спохватившись, слегка повернулась и к Нине.
– Да, конечно, – сказал Эбби. Серьги и впрямь прелестны: явно ручная работа, тусклый желтый металл, гравировка в абстрактном духе. Трой объяснила, что эти серьги преподнес ей Винс по случаю своей победы на конкурсе.
Триумф Винса произвел на нее огромное впечатление – это ясно. И ничего удивительного тут нет. Только все разыгралось уж как-то слишком быстро. Среди прочих недостатков за Трой водится и этот грех: ее тянет к людям, успех которых поразил ее воображение. Конечно, ее восхищение вполне искренне, но она доходит при этом до нелепостей.
Прошлым летом в Бостоне, после окончания Редклиф-колледжа, она получила работу в канцелярии гуВернатора и сразу же задалась целью перестроить государственную машину на новый лад. Впрочем, этому начинанию не суждено было осуществиться, так как вскоре, направляясь завтракать, она случайно встретилась в городском саду с неким молодым скульптором (вернее, попалась ему в лапы). Юноша производил довольно жалкое впечатление, но Трой все-таки взяла его под опеку, поскольку он, во-первых, только что продал одну из своих работ нью-йоркскому музею Уитни, а во-вторых, пока еще не добился признания в Бостоне. Она таскала его за собой по всему городу, приводила домой к обеду, ездила с ним на побережье, прожужжала всем уши, и в конце концов ей удалось устроить ему выставку в частной галерее на Ньюбери-стрит.
Конечно, она втянула в эту историю и Эбби, который в то лето работал чертежником у "Перри, Шоу и Хепбер-на". Однажды, собравшись пойти позавтракать, он обнаружил в приемной Трой, которая приволокла своего скульптора, чтобы Эбби представил его одному из компаньонов фирмы и помог получить какой-нибудь заказ. Эбби пришлось выполнить ее просьбу, но, как и следовало ожидать, ничего из этого не вышло.
Не обладая подлинно творческими способностями, Трой всегда испытывала влечение к людям более одаренным, чем она сама. Вероятно, в какой-то мере это объяснялось тем, что Остины (за исключением Вернона Остина, который уже в молодости сбежал из Бостона и стал архитектором), как правило, были бизнесменами, адвокатами, преподавателями или политическими деятелями. Трой не чувствовала особой нежности к большинству из них, а воевала решительно со всеми.
Особенно раздражало ее полное отсутствие в их семье того, что она называла артистичностью. А впрочем, говорила она, чего и ждать от этих мрачных, унылых людей? Ведь они все – республиканцы, а республиканцы недаром слывут тупицами.
Эбби, который постепенно усваивал такие же взгляды, не решался их афишировать, а тем более – проводить в жизнь: он ужасно боялся нудных нравоучений отца. Выход был один – окончательно распроститься с Бостоном. Так возникла мечта перебраться на Запад, в Чикаго, куда много лет назад сбежал другой начинающий бостонский архитектор, Луис Салливен.
Во всяком случае, они оба – и Трой и Эбби – отлично понимали, что протестовать или пытаться что-либо объяснить отцу бесполезно. Если речь зайдет об искусстве, отец, конечно, скажет, что их недовольство – сплошной вздор. "Как так? – удивится он. – Разве искусство не представлено у нас в доме самым благопристойным образом? Разве у нас нет картин Гилберта Стюарта и Копли [17]? Разве нет множества фамильных портретов работы неизвестных мастеров восемнадцатого и девятнадцатого веков? Разве мы не принимаем у себя профессоров Гарвардского университета, и писателей, и всяких заезжих аекторов? И разве не мы, Остины, организовали сбор средств для Бостонского симфонического оркестра?.. "
Эбби очнулся, когда Трой сказала, чуть повысив голос:
– А я уже решила, что вы втихомолку задали стрекача, Рафф.
И Эбби увидел Раффа, который вернулся из кухни, держа в руке сэндвич с мясом, от которого он откусывал огромные куски.
– Надеюсь, вы не намереваетесь наесться и сбежать, – продолжала Трой. – Ведь мы собрались в честь Винсента.
– Потому-то я и пришел, – сказал Рафф, усаживаясь рядом с Ниной.
Они много пили за Винса, который держал себя, как отметил Эбби, очень скромно. Он и в самом деле как-то совсем притих: просто сидел возле Трой, неотрывно смотрел на нее, давал ей прикурить – словом, был поглощен ею всецело. Как она скрутила его за эти дни – глазам своим не поверишь! Правда, у Трой всегда были поклонники, которые чуть ли не молились на нее. И все-таки видеть Винса таким молчаливым и даже робким было очень странно.
Как это Винс обмолвился сегодня? Что-то насчет будущего шурина? Эбби начал подозревать, что это была не просто шутка.
– А как вы проводите время днем, Трой? – спросила Нина, пытаясь, как отлично понял Эбби, проявить сердечность.
Глаза у Трой заблестели:
– Лучше бы уж вы спросили, как я провожу время ночью. По-моему, это интереснее. – Заметив предостерегающий взгляд Эбби, Трой добавила: – Нет, нет, я только хотела сказать, что это было бы так же нескромно. Потому что днем я только и делаю, что мешаю Винсу работать. – Она с улыбкой повернулась к Винсу, строгое и красивое лицо которого сразу смягчилось и выразило немое, даже глуповатое обожание. – Попробую вспомнить. Сперва я сидела на каких-то дивных лекциях. Потом Эдуард – это брат Винса – повез меня в полицейский участок, и в тюрьму, и в морг. Между прочим, Нина, знаете ли вы, что в некоторых отношениях Коннектикут – фантастически отсталый штат? У вас тут не продают женских презервативов. Запрещено законом.
Рафф поморщился.
Опасаясь, как бы Трой не оседлала своего излюбленного конька, Эбби срочно переменил тему разговора:
– Кстати, Трой, готов у тебя костюм для завтрашнего вечера?
– Готов, только ты, пожалуйста, ничего не выпытывай у меня, Эб, – отозвалась Трой. Потом, обращаясь к Раф-фу: – А у вас какой будет костюм? О, знаю, бьюсь об заклад! Вы будете противным старым брюзгой в грязном ночном колпаке!
– Горячо, – сказал Рафф.
– Да у него и девушки еще нет, – вмешалась Нина, и Эбби облегченно вздохнул: опасность миновала.
– Ах, нет девушки? – подхватила Трой. – Пойдете со мной и Винсентом.
– Этот номер не пройдет, – отрезал Винс, не проявляя ни малейшего чувства юмора.
– Вообще, – сказала Трой, – я никогда не поверю, что вы не можете подцепить в Стрит-Холле какую-нибудь смазливую кошечку: синие штаны и конфетная мордочка с челкой до бровей.
Рафф нахмурился.
– Если я пойду на этот бал, мне понадобится первосортная девушка: длинноногая и непосредственная.