Дорогой ценой - Рой Кристина. Страница 34

Он поздоровался с ней. Она вздрорнула от неожиданности.

Щёки её побледнели, но тут же лицо её зарделось, как маков цвет.

Затем она сбежала вниз по ступеням и протянула ему руку.

— Добро пожаловать, Адам! — сказала она просто и приветливо.

Он растерялся, но поцеловал её руку.

— Я не предполагал, что мы здесь встретимся. Я думал, что ещё рано идти в Горку, — лгал он вежливо.

— Хотя я встаю рано, однако, в этот час я тебя не ожидала, — призналась она. — Я думала, что вы с дедушкой приедете только, после обеда.

— Дедушка даже не знает, куда я пошёл; он ещё спит. И так как мы здесь встретились, то мне сейчас, наверное, не нужно идти в Горку, а только попозже, с ним вместе.

— Это по твоему желанию, — сказала она сердечно. — Однако подожди немного, я сейчас приду.

Она оставила его одного. Когда Маргита вернулась, она принесла с собой большую красивую попону и расстелила её на ступеньках.

— Здесь сыро. Садись, пожалуйста!

Ему всё это показалось сном.

— Пожалуйста, расскажи мне, как госпожа Орано перенесла дорогу? Не повредило ли ей путешествие?

— Я ещё не знаю, но думаю, что нет, — ответил он, ощущая растерянность от её посестрински участливого вопроса. — Я желал бы, чтобы она хотя бы сегодня видела, ведь день выдался такой чудный.

— А разве бывают дни, когда она вообще ничего не видит? Пан Вилье говорил, что зрение её только ослаблено.

— Иногда оно ослаблено, а иногда она совсем не видит.

— Бедная! Я много думаю о ней. Но я надеюсь. Господь даст, что она здесь поправится.

— Все надеются на наш климат.

«Климат её не вылечит», — подумала Маргита и спросила:

— А как твои дела? Далеко ли ты продвинулся в своих исследованиях?

— Как странно, что ты об этом спрашиваешь, — ответил он с усмешкой.

Она немного побледнела.

— Почему это странно? — спросила она и посмотрела, на него добрым взглядом.

— По твоей воле, которую ты выразила при нашем прощании, эта формальность ни к чему.

— Одна формальность, конечно, ни к чему, но я действительно хотела бы знать, как тебе жилось на чужбине.

— Очень хорошо, — ответил он, откинув голову назад. — Хотя исследования наши особенно не продвинулись, но результатов достаточно, чтобы написать труд, когда приедет профессор Герингер.

— Разве он с вами не приехал?

— Нет, он задержался в пути и приедет только через два-три дня. А так как маркиз предложил нам свою помощь, труд мы напишем в Подолине. Мне это будет тем приятнее, что хозяйке Орлова мы будем меньше надоедать, — добавил он, улыбаясь и кланяясь.

Она взглянула на него. Адам ожидал увидеть в её глазах гордое равнодушие, однако он ошибся.

— Мне бы вы не помешали. Я вам приготовила всё, что необходимо, чтобы вы могли спокойно работать, а сама я не намеревалась жить сейчас в Орлове, — спокойно сообщила Маргита.

— Это почему же?

— Как ты, наверное, знаешь, Николай ещё болен. Он сюда приедет на поправку.

Жить он будет вблизи Горки, и я хочу быть около него.

Он наморщил лоб. Как спокойно она говорила об этом!

А дедушка согласен жить один в Орлове?

— О, если ты будешь в Подолине, то он приедет ко мне, и мы здесь будем все вместе. И тебе, когда утомишься от работы и соскучишься по дедушке, недалеко будет прийти сюда.

— Это так, но ты едва ли будешь желать моих посещений, а я не хотел, бы быть навязчивым.

Она опустила голову. Силы её иссякли, ведь она видела, что он не желал примирения.

«Нет, он тебя не понимает, — говорил ей внутренний голос, — ты должна с ним объясниться». Подняв голову, Маргита посмотрела на Адама. Их глаза встретились.

— Адам, — сказала она тихо, — письмо, которое ты написал мне в институт, меня очень обидело. Я сердилась, и если бы не дедушка, я бы тебе никогда не подала руки. В день свадьбы я вела себя, как думала тогда, наилучшим образом. Однако это было недостойно и не по-христиански. Я долго боролась с собой, пока смогла тебя простить; а теперь я тебя прошу простить мне моё недостойное поведение. Если мы друг для друга не можем быть большим, то будем хотя бы друзьями, ведь мы близкие родственники.

Позаботимся же о том, чтобы дедушка не заметил, что мы принесли ему жертву.

Она встала. Он вскочил на ноги. Взволнованный, он начал складывать попону. Её слова были для него так неожиданны, что он не знал, как на них реагировать.

— Ты сердишься, Адам? — услышал он голос рядом с собой, и маленькая рука легла на его плечо.

— Да, я сержусь, — сказал он, морща лоб, — потому что из-за твоего оскорбляющего поведения, а также из-за того, что ты не ответила на мой привет, я не смог признаться Орано, что женат, хотя и сказал, что у дедушки живёт моя кузина,.. А что я мог сказать? Что жена меня сразу после свадьбы отправила из дому, лишь бы только не видеть меня?

На её глазах появились слёзы. Маргита почувствовала, что она проиграла. Вышло так, как она и предполагала: она унизилась, но безрезультатно. Теперь оставалось только молчать и на деле доказать свою доброту. Она не обиделась на него за его ложь. Её чистая душа даже не поняла, как он её этим обидел.

Почувствовав себя увереннее, он продолжал:

— Теперь я не знаю, как поправить дело. Что подумает Орано?

— Не беспокойся, — сказала она тихо, — когда я встречусь с Тамарой Орано, я объясню ей, как всё это получилось.

Это для него было слишком. Он вдруг остановился и взял её руку в свои.

— Ты мою вину хочешь взять на себя?

— А почему бы и нет? Господь Иисус Христос умер за мои грехи, как мне не следовать Его примеру? Предоставь это мне, я всё улажу. Тамара мне поверит.

Она хотела отнять свою руку, но он не отпустил, а привлёк её к своей груди. Сердце его забилось от незнакомых ему до сих пор чувств. Она вздрогнула, почувствовав напор, словно что-то чёрное приближалось к ней. Её потянуло обратно к кресту. Там душе её было гораздо свободнее и блаженнее.

— Адам, ещё так рано. Господа после путешествия долго будут спать. Идём со мной. В Горке ты потом можешь взять повозку или дедушкиного коня, пойдём!

— Как мне не пойти, если ты меня зовёшь? Но у тебя же лошадь здесь, ради меня хочешь идти пешком?

— Я с удовольствием пройдусь, — заверила она его, — это даже очень полезно.

— О да, ведь наш климат самый лучший.

Они шли по лесу. Он положил попону на спину лошади, взял поводья и повёл её, рассказывая Маргите о своём путешествии по Египту.

— Подумать только, — сказал он, остановившись недалеко от Горки, — я стоял там у могилы дяди Фердинанда Орловского… Но ты, наверное, не знаешь кто это?

— Знаю, няня твоего отца рассказывала мне о нём

— Разве она ещё жива?

— Да, она живёт в Подграде. Она мне много о нём рассказывала, и о том ужасном вечере, когда он покинул Орлов. И ты видел его могилу? Кто тебе её показал? Ты точно знаешь, что он там покоится?

— Конечно! Маркиз послал своего камердинера со мной, и тот показал мне то место.

На могиле стоит памятник с его именем.

Камердинер рассказывал, что дядя Фердинанд на корабле сильно Заболел и только одного желал: чтобы достигнуть берега… Маркиз Орано и дядя Фердинанд очень любили друг друга.

Орано и сейчас ещё не может говорить спокойно о нашем дяде.

Однако вот и Горка. Как здесь всё изменилось!

— Тебе не нравится?

— Очень нравится! Верно писал дедушка. Ты сделала такой хороший ремонт, что дом не узнать.

— Снаружи не так, как изнутри.

— Посмотрю!

Пани Боровская и остальные слуги немало удивились, когда ранним утром увидели приближавшуюся, мирно беседовавшую молодую пару. Все подозрения слуг в неудаче этого брака исчезли моментально.

Хозяйка показала Адаму весь дом.

Затем, вместе позавтракав, в наилучшем настроении они верхом поехали в Боровце, где и расстались. Адам поскакал в Подолин, а Маргита такой счастливой пришла домой, какой её не видели с того дня, как посетил её пан аптекарь.