Стихотворения и поэмы - Андреев Даниил Леонидович. Страница 17

Когда же взор, слепимый страшным светом,

Я поднимал на миг в высоты дня —

Искр миллионы в воздухе нагретом

Роились там, танцуя и звеня.

А в глубине, за пляской их бессменной,

И мукой, и восторгом искажён,

Чуть трепетал, двоясь, как полусон,

Как дни и ночи – страстный лик вселенной.

Мучительная двойственность была

Влита, как в чашу, в это созерцанье.

Порой галактик дальнее мерцанье

Внушает нам покорность ту… Но жгла

На дне её щемящая обида

За жизнь, мне данную Бог весть зачем:

Мир громоздится тяжкой пирамидой,

А Зодчий был бесстрастен, глух и нем.

В последний раз я встал, когда к закату

Склонялся день. Мне виделось: вон там,

Вдали в углу, трава чуть-чуть примята.

Быть может – след?.. По скрюченным кустам

Прошёл я вглубь. Безрадостным величьем

Глазам открылось море камыша.

Без волн, без зыби, молча, не шурша,

Оно стояло… Тусклое безличье

Отождествляло стебель со стеблём.

Что там: болото? заводи Неруссы?..

Томительно я вглядывался в грустный,

Однообразно-блеклый окоём.

По тростникам из-под древесной сени

На солнцепёк спустился… Шаг один —

И стало чудом властное спасенье

Из тихо карауливших трясин.

Судьба, судьба, чья власть тобою правит

И почему хранимого тобой

Нож не убьёт, отрава не отравит

И пощадит неравноправный бой?

Как много раз Охране покориться

Я не хотел, но ты права везде:

Дитя не тонет в ледяной воде

И ночью рвётся шнур самоубийцы.

Куда ж ведёшь? к какому божеству?

И где готовишь смертное томленье?

Быть может, здесь, в Лесу Упокоенья,

Опустишь тело в тихую траву?..

Сил не было. В глазах круги… Как рогом

Гудела кровь, рвалась и билась вон…

В бреду, зигзагом я дополз до стога,

И всё укрыл свинцовый, мертвый сон.

Глава третья

Ich fuhle des Todes

Verjungende Flut,

Zu Balsam und Apher

Verwandelt mein Blut.

Nowalis [1]

Я поднял взгляд. Что это: крылья? знамя?..

Чуть осыпая цвет свой на лету,

Сиял и плыл высоко над глазами

Сад облаков – весь в розовом цвету.

Нездешняя, светящаяся влага

Баюкала и омывала их,

И брезжили селения святых

У розового их архипелага.

Я видел невозможную страну:

Её и нет, и не было на свете,

В её врата проходят только дети,

В прекрасный вечер отходя ко сну.

В моря неизреченного сиянья

Душа вливалась тихою рекой…

Прости моё греховное метанье,

В бездонном океане упокой.

И стало всё прекрасно и священно:

Созвездья, люди, мудрый сон камней…

Я вспоминал спокойно и смиренно

Борьбу и страх моих последних дней.

Как было странно… Господи, впервые

Со стороны я созерцал себя:

Срываясь с пней, кустарник теребя,

Я лез и полз сквозь дебри вековые.

Куда? зачем?.. Не я ли сам мечтал

На склоне лет уйти к лесам угрюмым,

Чтоб древний бор с его органным шумом

Моим скитом и школой веры стал?

И в смертный день, ни с другом, ни с женою

Минуту строгую не разделив,

Склониться в прах на сумрачную хвою

Иль под шатер смиренномудрых ив.

Я жизнь любил – в приволье и в печалях,

И голос женщин, и глаза друзей,

Но широта в заупокойных далях

Ещё безбрежней, выше и полней.

Один лишь труд, любимый, светлый, строгий

Завет стиха, порученного мне,

Приковывал к горячей целине,

Как пахаря у огненной дороги.

Но если труд был чист – откуда ж страх?

Зачем боязнь пространств иного мира?

Ещё звучней оправданная лира

Вольёт свой голос в хор на небесах.

А если нет, а если мрак и стужу

Я заслужил – Отец наш милосерд:

Смерть не страшна, я с детства с нею дружен

И понял смысл её бесплотных черт.

Да, с детских лет: с младенческого горя

У берегов балтийских бледных вод

Я понял смерть, как дальний зов за море,

Как белый-белый, дальний пароход.

Там, за морями – солнце, херувимы,

И я, отчалив, встречу мать в раю,

И бабушку любимую мою,

И Добрую Волшебницу над ними.

Я возмужал. Но часто, как весна

Грядущая, томила мысль о смерти;

За гулом дней, за пеной водоверти

Страна любви была порой видна,

Где за чертой утрат и бездорожья

В долины рая проходила Ты —

Царица ангелов, Премудрость Божья,

Волшебница младенческой мечты.

Жизнь милая! за все твои скитанья,

За все блуждания благодарю!

За грозы, ливни, за песков касанье

На отмелях, подобных янтарю;

За игры детства; за святое горе

Души, влюблённой в королеву льдов;

За терпкий яд полночных городов,

За эту юность, тёмную как море.

Благодарю за гордые часы —

Полёт стиха средь ночи вдохновенной

В рассветный час мерцающей вселенной

По небесам, горящим от росы;

За яд всех мук; за правду всех усилий;

За горечь первых, благодатных ран;

За книги дивные, чьи строки лили

Благоухание времён и стран;