Стихотворения и поэмы - Андреев Даниил Леонидович. Страница 18

Благодарю за мрак ночей влюблённых,

За треск цикад и соловьиный гром,

За взор луны, так много раз склонённый,

С такой любовью, над моим костром;

За то, что ласковей, чем в сумрак бора

Живое солнце – луч духовных сил

Отец Небесный в сердце низводил

Сквозь волны ладана во мгле собора.

Благодарю за родину мою,

За нищий путь по шумным весям века,

За строгий долг, за гордость человека,

За смерть вот здесь, в нехоженом краю…

Ещё – за спутников, за братьев милых,

С кем общим духом верили в зарю,

За всех друзей – за тех, что спят в могилах

И что живут ещё – благодарю.

Я отхожу в безвестный путь мой дальний,

Но даль светла, – ясна вся жизнь моя…

В последний раз для радости прощальной

Являются далёкие друзья.

Любимейших, легендой голубою

Пятнадцать лет сопутствовавших мне —

Я вижу их: в домашней тишине,

В уютной комнате – предвечно-двое.

Иные спят. Иные, взор скрестя

С моей судьбою, бодрствуют в тревоге,

Серёжа М. проходит по дороге

К себе домой, о Моцарте грустя;

Два – под дождём алтайской непогоды,

И девушке в глаза глядит другой…

Расчёсывает косы цвета меда

Та, что была мне самой дорогой.

Ресницы опускаются. Туманно

Яснеет запредельная страна,

Лазурная, как воды океана,

И тихая, как полная луна.

Приветь меня, желанное светило!

Во царствии блаженных упокой…

Я вздрогнул: вопль – растерзанный, живой,

Вдруг зазвучал с неотразимой силой.

Откуда, чей?.. В душевной глубине

Зачем он встал, мой смертный час наруша?

Он проходил, как судорга, сквозь душу,

Он креп и рос – внутри, вокруг, во мне.

Вторая мать, что путь мой укрывала

От бед, забот, любовью крепче стен,

Что каждый день и час свой отдавала,

Не спрашивая ничего взамен.

Седые пряди – вопль всё глубже, шире,

Черты как мел, лицо искажено, —

Да, ей одной из всех живущих в мире

Перенести уход мой не дано.

Я цепенел, я плыл в оцепененье,

Но лик не таял, крик не умолкал, —

Ему навстречу властно возникал

Нежданный образ, чёткий, как виденье.

Моей поляны угол тёмный, куст,

За ним – трава, стволы, песок горячий…

Я ж днём глядел: там лес всё так же мрачен

И от следов живых созданий пуст.

Но всё яснел непобедимый образ,

Отпрянул бред, как рвущаяся ткань,

И чей-то голос, требующий, добрый,

Вдруг молвил твёрдо: – «Что ты медлишь?

Встань!»

Удар сотряс сознание и тело.

Я поднял взгляд: прохладный, как вода,

Спешил рассвет – чуть лиловатый, белый, —

Для милосердья, а не для суда.

Неужто выход?.. но – куда?.. И разве

Могу я встать, искать, бороться вновь?

Мозг – как свинец, в ушах грохочет кровь,

Губ не разжать, весь рот подобен язве.

Бреду, шатаясь. Под листвой темно,

Но вон трава чуть-чуть примята шагом:

Косцов и баб веселая ватага

Когда-то здесь прошла давным-давно…

В последний раз на рубеже свободы

Я оглянулся на мой стог, лозу,

Я поднял взгляд на лиственные своды,

На рассветающую бирюзу.

Вставало солнце в славе самодержца.

Пора обратно, к людям, в жизнь – пора!

Но как бывает непонятно сердце,

Противочувствий тёмная игра.

Зачем мне ты, навязчивое чудо?

Я принял смерть; раздор страстей умолк,

Зачем же вновь брать этот горький долг —

Бороться, жить, стремиться в мир отсюда?

Зачем вот здесь, у тихого ствола,

В лесу Предвечного Упокоенья,

Огонь желанья и страстей горенье

Вода бессмертия не залила?

Я побеждал; я отходил покорно,

Ведь смерть права, бушуя и губя:

Она есть долг несовершенной формы,

Не превратившей в Божий луч себя.

Но в небесах, в божественном эфире,

Высокой радости не знать тому,

Кто любящих оставил в дольнем мире,

Одних, одних, на горе, плач и тьму.

Не заглушит надгробного рыданья,

Скорбь материнскую не утолит

Ни смена лет, ни пенье панихид,

Ни слово мудрости и состраданья.

Тогда захочешь свой небесный дом

Отдать за то, что звал когда-то пленом:

Опять, опять припасть к её коленам,

Закрыв глаза, как в детстве золотом.

Но грань миров бесчувственно и глухо

Разделит вас, как неприступный вал,

Чтоб на путях заупокойных духа

Чуть слышный плач тебя сопровождал.

Нет! Праванет на радость мирной смерти!

Влачись назад, себялюбивый червь!

В рай захотел? Нет: вот по этой персти

Попресмыкайся. Дни твои, как вервь

Виясь, насквозь пронижут немеречу!

Вон и тропа… И вдруг, среди тропы —

Уверенной мальчишеской стопы

Недавний след мне бросился навстречу.

Отпечатлелись, весело смеясь,

Пять пальчиков на сыроватой глине…

И с новой силой здесь, в лесной пустыне,

Я понял связь, – да: мировую связь, —

Связь с человечеством, с его бореньем,

С его тропой сквозь немеречу бед…

И я ступил с улыбкой, с наслажденьем

На этот свежий, мягковатый след.