Записки из чемодана Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его - Серов Иван Александрович. Страница 73

«Давайте, пан, договоримся так: я даю вам написанный на бумажке ваш псевдоним (подаю ему свернутую бумажку), если он правильный, вы сами расскажете о себе и о том, что я буду спрашивать. Если не захотите говорить, то будем оформлять ваш арест и уличать свидетелями, которые знают вас».

Он в пылу своей уверенности, что я не знаю псевдонима, согласился с условием. Тогда я ему говорю: «Разверните и читайте бумажку». Он развернул, побледнел и еле выговорил: «Всё расскажу».

Рассказал следующее: что является проректором Люблинского института, пишет научный труд и одновременно является командующим 3-го округа АК, на который возложена задача с подпольными войсками округа ворваться в Варшаву, когда русские выбьют оттуда немцев, и провозгласить польское эмигрантское правительство законной властью. Члены правительства в основном находятся в подполье в районе Варшавы с 12 министрами и вице-премьером.

Затем он добавил, что ни одной фамилии он не назовет (своих помощников) — хоть убейте. Далее он сказал, что золото для подпольной организации они получают из Лондона, и спрятано оно на территории костёла.

Я ему сказал, что золото уже изъято. При этом он уточнил, что золото им сбрасывают в поясах с английских самолётов ночью в заранее условленном месте и по разработанным сигналам. В том числе и на территорию, занятую немцами. Там у них есть полковник-авиатор, поляк, который всё организует и переплавляет в Люблин.

С «аковцами», сколько мне приходилось допрашивать, любой разговор кончался так, что они ни на какие контакты с Красной Армией не пойдут, но якобы оружия против Красной Армии не применяют и не будут. Вот враньё! Вот подлецы! Мы воюем, а они ждут, когда можно власть в Варшаве захватить [258].

На следующий день, когда запаковали золото в небольшой ящик для отправки в Москву, я вызвал сотрудника, который должен был ехать нарочным вместе с финансистом, и говорю: «Возьмите этот ящичек и сдайте лично начальнику секретариата НКВД СССР, и возьмите расписку», и подаю ему препроводительную записку.

Он одной рукой взял записку, а второй рукой взялся за ящичек, дёрнул, а поднять не может. Взялся двумя руками — тоже не поднимет. Затем, смутившись, поднатужился и, согнувшись, вынес его из кабинета [259]. Я предупредил, что на аэродроме их встретят сотрудники НКВД.

Нужно, кстати, указать, что путём допроса арестованных «аковцев» и других враждебных деятелей было установлено, что в Польше действовали враждебные Красной Армии, кроме «Армии Крайова», организации: «Неподлеглость» — «Независимость», «Народовы силы збройны» — «Народные вооружённые силы» и, кроме того, отдельные враждебные группы из числа богачей, «кулаков» и др.

Руководителями были в основном буржуазные элементы, офицеры, помещики и др. Все они хотели буржуазной Польши и руководствовались указаниями Миколайчика из Лондона. Непосредственно в Варшаве сидел граф Комаровский, «Бур» псевдоним.

Эти организации подстрекали местных жителей не выполнять указания: ПКНО, военных комендантов из Красной Армии; саботировать мероприятия местных властей; совершать диверсии на железных дорогах; совершать теракты против бойцов и офицеров Красной Армии [260].

В последующем после ряда ликвидаций нескольких крупных организаций обстановка вокруг Люблина стала утихать, «аковцы» попрятались, и каких-либо крупных проявлений не отмечалось. На днях имел место случай, когда мне пришлось столкнуться с методами допроса арестованных сотрудников польского министерства госбезопасности.

Нашей оперативной группой был арестован один активный «аковец», участвовавший в диверсиях против Советской Армии, который вначале немного рассказал о своих преступлениях, а затем замкнулся и прекратил давать показания.

Нам было известно, что у поляков имеется арестованный, который знаком с нашим арестованным и является его начальником. Я позвонил министру госбезопасности Польши Раткевичу и спросил, есть ли у них такой арестованный. Он мне ответил утвердительно. Тогда я ему сказал, чтобы он доставил его ко мне в оперативную группу на допрос. Раткевич сказал, что будет сделано.

Разговор этот происходил утром. Вечером я ему вновь напомнил об этом арестованном. Раткевич снова подтвердил, что доставит его. Однако ни вечером, ни ночью арестованный не был доставлен.

Меня несколько удивило такое невнимательное отношение к моим указаниям, и я поручил начальнику опергруппы созвониться с его заместителем Рамковским и выяснить, в чём дело. Начальник опергруппы пришел и доложил мне, что этот арестованный у них ночью умер на допросе. Я, возмутившись, вызвал Раткевича к себе и потребовал, чтобы он мне доложил, как дело происходило. Раткевич, смутившись, сказал, что действительно арестованный умер.

Я спросил, при каких обстоятельствах. Раткевич сказал, что в тех случаях, когда арестованный отказывается давать показания, они начинают вливать через ноздри в нос воду, и когда арестованный начинает уже «тонуть», тогда они прекращают лить, и он начинает давать показания. Таким образом был «потоплен» и этот арестованный.

Я разозлился и приказал Раткевичу прекратить такие методы допроса и строго наказать сотрудников, которые их применяют. Раткевич удивленно посмотрел на меня и говорит: «Товарищ генерал, этот метод допроса применялся при Пилсудском, при Беке. Что таким путём его самого допрашивали, когда он сидел в тюрьме, и этот метод до сих пор сохранился, у нас в польских органах». Ну, после такого разъяснения, я думаю, они не прекратят «топить».

Я уже выше говорил о восстании Бур-Комаровского в августе в Варшаве против немцев. Сейчас заграничные радио начали шумиху, чтобы наши войска ускорили занятие Варшавы, так как уже подошли к Варшаве и находятся на правом берегу Вислы, и поддержали восстание Бур-Комаровского.

За это время Миколайчик побывал в Москве и вёл переговоры с руководством ПКНО, но почти безрезультатно, так как намерение Лондонских поляков было во что бы то ни стало в Варшаве водрузить польское буржуазное знамя и посадить соответствующее правительство. Вокруг Варшавы по нашим данным было до 40 тысяч «аковцев»-нелегалов. ПКНО стоял за демократическую Польскую республику, которая дружила бы с СССР.

И Советское правительство расценивало восстание в Варшаве Бур-Комаровского как авантюру, в результате которой гибнут поляки от немецких танков, авиации и артиллерии. Для руководства восстанием из Лондона прилетел вице-премьер Янковский с тремя министрами в качестве «полноправного представительства Польши» [261].

Я нередко встречался с командующим 1-м Белорусским фронтом Рокоссовским К. К. и Малининым М. С. (начальником штаба фронта), и мы обменивались с ними в отношении дальнейшего наступления, и они были правы, что наступательный скачок к Варшаве, проделанный фронтом, нужно приостановить для того, чтобы подтянуть тылы, склады боеприпасов и приготовиться для дальнейшего серьёзного наступления, учитывая, что перед нами Висла, широкая река.

Безусловно, всё это верно. При этом они показали на карте участок южнее Варшавы, который нашими войскам был летом занят, и еле его удержали, так как немцы пошли в наступление, ряд населённых пунктов отбили обратно, хотя, в общем, удалось удержать этот плацдарм. Обменялись мнениями по поводу «восстания» в Варшаве.

Я им сказал, что это «восстание» явно антисоветская политическая акция, не подкрепленная ни оружием, ни живой силой, рассчитанная на то, что англичане вынудят нас, СССР, ускорить взятие Варшавы, а там уже будет «законное лондонское правительство Польши». Я с ними поделился имевшимися у меня агентурными донесениями, что возле Варшавы в подполье уже есть полный состав «правительства».

Меня К. К. Рокоссовский поблагодарил за информацию и в свою очередь рассказал, что в конце августа в Люблине при открытии памятника бойцам, погибшим в битве за Люблин, он встретился с корреспондентами и заявил им, что «когда мы с ходу хотели захватить Прагу и Варшаву, то на нас обрушились 4 танковых дивизии немцев, и нам пришлось отойти. Мы довольны, что сохранили маленький плацдарм на левом берегу Вислы (южнее Варшавы), но немцы лезут, и мы теряем много людей. Мы пытались сбрасывать грузы восставшим полякам, до 1500 самолетовылетов, но они попадают к немцам». В конце беседы он просил почаще встречаться.