Зеркало зла - Булычев Кир. Страница 62

Утром Регина проснулась мрачной, больной, с красного лица лоскутами слезала обгоревшая в шлюпке кожа. Даже пират Сюркуф вряд ли полюбил бы ее в тот момент.

– Мы погибли, – сказала она. – Я всю ночь не спала и поняла – мы погибли. Мы закончим жизнь в арабском гареме – нас продадут на рынке в Омане. Теперь ты понимаешь, почему я не спала всю ночь?

Дороти знала, что хозяйка ночью спала, потому что у той заложило нос и она сопела и храпела. Но храпящий человек не знает, как он ужасен для окружающих.

– Тебе все равно, – сказала хозяйка. – Тебе и в гареме будет лучше, чем в твоем вонючем нищенском доме.

– Мой дом не вонючий и не нищенский, – обиделась Дороти, но хозяйка даже не слышала ее. Она была поглощена своим горем. – И вообще мне показалось, что господин Рахман согласен нас доставить в Рангун.

– Что ты говоришь! – возмутилась Регина, но тут же спросила: – А почему ты так думаешь? Что за глупость?

– Он не был сердитый, – ответила Дороти. – Он – торгаш. Он думал, как бы нас… использовать.

– Ты в самом деле так подумала? Нет, чепуха! Бред твоего жалкого мозга.

Но мысль Дороти, несмотря на отрицание ее Региной, запала той в сознание. Она подошла к окну каюты и, глядя на птиц, летящих за кормой баггалы, шептала, рассуждая:

– Но что он хочет? Сколько ему обещать…

Принесли воду для омовения, потом чай и сладости. «Я растолстею, – подумала Дороти, – и стану такой же соблазнительной, как Регина. Правда, сладостей много не съешь».

Потом Дороти попросила разрешения у госпожи выйти на палубу. Сама Регина на палубу не пошла, потому что плохо выглядела, но Дороти отпустила и велела ей внимательно прислушиваться и приглядываться. Как будто Дороти была арабкой.

На палубе было прохладно. Моросил дождик, но ветер дул ровно, и судно неслось быстро… К Оману? Где это – Оман?

– Доброе утро, – сказал горбун.

Он неслышно подошел к Дороти. Глаза его опухли и поблескивали где-то глубоко, обведенные почти черными кругами.

– Вы плохо себя чувствуете? – спросила Дороти.

– У меня внутри есть болезнь, – сказал Камар. – Но в Каире живет один доктор, знаменитый на весь мир. Он обещал вылечить меня травами.

Дороти чувствовала к молодому человеку жалость. Ей хотелось что-нибудь сделать для него.

– Вы хорошо говорите по-английски, – сказала она. – Просто замечательно.

– Я хочу поехать в Англию, – ответил молодой человек, – я буду учиться в университете в Оксфорде. Я несколько лет готовился. У меня был учитель, отец купил его у пиратов. Но потом он умер. Сейчас я хочу найти другого. Не хотите ли стать моим учителем?

Молодой человек робко улыбнулся, и вдруг Дороти увидела, что камешек в кольце немного потемнел. Осторожно!

Дороти было странно сознавать, что Камар может ей чем-нибудь угрожать. Слишком безобиден и робок был его черный взгляд. Но камешку она уже верила.

– Разве женщина может быть учителем по вашему закону? – спросила Дороти.

– В некоторых обстоятельствах может, – туманно ответил Камар.

Они замолчали.

– Ваш отец, – спросила тогда Дороти, чтобы переменить тему разговора, – ваш отец в самом деле не изменит курса вашего корабля? – спросила она.

– Это очень дорого стоит, – ответил Камар.

– Но с каждым часом мы уносимся прочь от Рангуна? – спросила Дороти, глядя, как легко судно разрезает волны.

– Может быть, – странно ответил Камар.

– Моя госпожа готова дорого заплатить.

– Каждый день стоит много золотых монет. Нас ждут в Омане перекупщики. Вы просто не представляете, сколько мешков с пряностями лежит у нас под ногами.

– Я думаю, что муж миссис Уиттли оплатит вам ваши расходы.

Камар вдруг улыбнулся.

– Мы привыкли, – сказал он искренне, – не доверять неверным. Вы, христиане, не держите своего слова. Вы – обманщики.

– Далеко не все!

– Бывают, наверное, исключения.

– Среди ваших людей тоже много обманщиков.

– Разумеется. Но у нас другая хитрость и другая ложь.

– А сколько стоит изменить курс?

– Спросите у моего отца, – сказал горбун. – Я бы сделал это бесплатно.

«Он слишком пристально смотрит на меня, от него исходят горячие волны… Мне становится сладко и страшно. Но и жалко его».

– Лучше за все платить, – сказала Дороти, отворачиваясь от Камара.

– Тогда платите вперед, – сказал Камар.

Дороти бросила взгляд на камешек. Он еще более потемнел.

Она уже понимала, какого рода опасность исходила от Камара и почему камешек как бы остановился, темнея, на полдороге. Он не мог понять своим каменным компьютером, насколько была опасна для Дороти страсть, охватившая молодого горбуна.

– Я не знаю, как моя госпожа решит уговаривать вашего отца, – сказала Дороти. – Она умная, она сообразит. Например, она может написать расписку…

– А когда мы привезем вас, – печально ответил горбун, – то английский фактор скажет, что нас не знает, а его жена сумасшедшая, подпись которой недействительна. Так было с одним другом моего отца. Он был разорен и повесился.

– Значит, нас ждет дорога в Оман? Откуда, вернее всего, мы уже никогда не вернемся домой…

– Но в Омане бывают европейцы. Туда заходят португальцы, там бывают голландцы…

– Это все наши враги. Нам нечего ждать пощады…

– Зачем вы согласились пойти в услужение к такой неприятной женщине? – спросил Камар.

У него был смешной акцент. Будто ему было трудно выплевывать английские слова, поэтому он предварительно очищал их от мяса и выговаривал лишь кости слов.

– Чего еще я могла ждать? – ответила Дороти. Следует сказать, что слова молодого араба были ей приятны.

– Я вижу, что вы принадлежите к высокому роду, – продолжал Камар. – Я узнаю сиамскую княжну, когда я вижу одну из них.

– Сиамскую княжну? – Эти слова ничего ей не говорили. Она не была уверена, что слышала когда-нибудь это слово – Сиам. Наверное, это арабское государство. И вдруг ей стало неловко признаться в том, что ее мать – лигонка из Авского королевства. Она испугалась разочаровать молодого горбуна.

– Вы схожи с тростинкой, с гибким побегом розы, и губы ваши подобны розовым лепесткам.