Поцелуй зверя - Бароссо Анастасия. Страница 15

— Теперь знаю в каких. Нет сомнений…

Жрец поднял голову. Взглянул выцветшими, как зимнее небо, зрачками в черные, смородиновые глаза Бера.

— Он там, в древнем оплоте Руси, в Русколани… Там, где река Смородина остановила свой бег, где Калинов мост исчез из яви… И лучше бы всему так и оставаться, Бер…

Но Бер не дослушал. Вскочил с лавки, поднял руки над головой, потрясая большими, как палицы, кулаками — не то торжествующе, не то угрожающе.

— Слава богам!!

— Подожди славить богов, свет мой.

— О чем ты, друг?! Я должен взять его. Должен! Только Велес может приказывать божествам мести, только он в помощь нам сейчас, когда русского духа скоро совсем на этом свете не останется!

— Да? А не потому ли ты хочешь его так сильно, что Велес древние клады хранит? Не потому ли, что он безграничную власть и богатство дарует владеющему идолом?

— Ни власть, ни богатство русским людям не помешают! Сколько можно в нищете и забвении прозябать великому народу?!

— Тот народ от того, может, и велик, что… не даром в свое время предки наши закрыли ход в навь, и спрятали идола.

— Что ты хочешь сказать?

— А вот что: Велесово богатство — что замкнутый круг. Змея, пожирающая свой хвост.

— Что это значит? Говори понятно, я в твоих присказках ни лешего не понимаю…

— Это значит… — жрец задумался на минуту, ища слова, понятные Медведю. — Это значит, что он дарует богатство, и он же отнимает радость от него. И так по кругу…

— А раз по кругу, — Бер упрямо покачал коротко стриженной головой. — Раз по кругу, то… Тогда, значит, было время прятать его. А теперь пришла пора находить!

Жрец промолчал, отпив из чаши небольшой глоток вина. Устало прикрыл водянистые, выбеленные глаза.

— Ты одержим мороками, Медведь. Ты хочешь мстить…

— Да. Хочу. И отомщу, не сомневайся.

— …только вот местью сейчас — особенно сейчас! — можно испортить то, что только-только начало подниматься из пепла, как волшебная птица. Нужно ждать. Возрождать традиции, чтобы постепенно, исподволь возвращался на землю…

Медведь нетерпеливо поднял руку, заставляя Велемира замолчать. Взгляд его изменился, выражение лица сделалось живым и требовательным.

— Лучше скажи… ты нашел жертву? Мне нужны люди. Скоро — не успеешь оглянуться — Масленица. И тогда — что? Еще четыре года ждать?

— Лучше бы подождать, — с надеждой, быстро сказал Велемир.

— Ну, да. Ты бы всю жизнь ждал!

— Да, так. И знаю — кара сама находит виновных, а вмешиваться в Макошину пряжу — только зло творить.

— Что же она не нашла их, эта твоя кара, за девятьсот лет? — Медведь сокрушенно покачал круглой головой. — Нет, жрец. Боги забыли о нас, потому что мы забыли о них.

Велемир молчал. И тогда Медведь подошел к нему, наклонился, дотронулся короткими пальцами до амулета на груди у жреца.

— Вот, смотри, — он приподнял амулет на широкой жесткой ладони. — Сам ведь знаешь. Христиане и иудеи… они даже звезду Велеса в гексограмму каббалистическую переиначили, а потом вообще — в Печать Соломонову! Ха! Будто до них на земле ничего не было! Да за один священный серп Морены, что был занесен над страной столько лет, — нужно мстить. Сейчас на реставрацию убрали этих рабочего с колхозницей, да скоро грозятся обратно вернуть… Ну, ничего, небось не успеют… Только мне нужны помощники. Молодые, сильные и преданные…

— Здесь был один такой, только что, — перебил Велемир. — Он мечтает жизнь за тебя отдать, Руси послужить, новым героем сделаться.

— Ты сам не веришь в то, что говоришь. Я не доверю ему… и никогда такое Рьяну не поручу. Он годен лишь на то, чтобы зубами клацать да девок пугать. Он отважен и предан, да только… — Медведь замолчал, не находя слов.

— Да только больше собственным морокам, чем тебе? Так? — насмешливо прищурился Велемир.

— Как они все… — вздохнул Бер.

— Подожди. Скоро появится человек, достойный этого. Я знаю. Видел…

— Не могу ждать!!! — внезапно снова взвился Медведь. — Ты сам знаешь — еще четыре года потом ждать! Если бы у меня был сын… то я бы завещал ему… и умер бы спокойным… но у меня его нет… и времени нет. Так где жертва?

Стремительность, с которой Велемир вдруг поднялся с лавки, лучше всего другого показала, насколько ему был утомителен этот их вечный и бесполезный.

— Вот она, — сказал Велемир, подойдя к двери и распахивая ее в полумрак сеней. — Входи, — сказал он коротко, обращаясь уже к Бояне.

Медведь смотрел внимательно и оценивающе на вошедшую девушку. А когда наливал для нее в чашу вина из большой бутыли, в глазах у него уже золотились искры довольства. Подойдя к Бояне, он протянул ей питье.

— Пей.

Она пила, и горячее, словно солнце, чувство разливалось по венам, спускалось к замерзшим ногам и снова поднималось к горлу. То чувство, от которого кружится голова и развязывается язык.

Этот Медведь был такой и в то же время не такой, каким она его себе представляла все это время. Харизма, властность и сила, исходящие от него, превышали все мыслимые ожидания. Этому, конечно, в немалой степени способствовали круглые черные глаза с золотыми искрами в глубине, на ровно смуглом, словно загоревшем в солярии, лице. Совершенно черные глаза под густыми, короткими черными бровями. Да и все остальное… больше всего Бояну поразила аккуратная модная стрижка и ухоженная бородка-эспаньолка, делающая широковатое лицо чуть более благородным. Шаманские амулеты на мощной, короткой, как у борца, шее. Лохматая, серо-коричневая шуба без рукавов, накачанные плечи в татуировках. Она различила среди них Велесов круг и символику Мары. Бояна невольно усмехнулась. Серьга в ухе. Кожаные брюки. Высокие байкерские ботинки. Приходилось признать — все это смотрелось более чем эффектно. Медведь полностью оправдывал свою славу главы лютичей. Бояна невольно улыбнулась Медведю, сверкнув на миг прекрасными зубами.

— Садись.

Бояна послушно села, а вернее — упала на застеленную шкурами лавку. Потому что ноги вдруг ослабли и почти подкосились.

— Ну, говори.

Девушка встрепенулась, кровь бросилась ей в лицо от неожиданности. Но вдруг оказалось, что этот тихий приказ относится вовсе не к ней. Жрец, склонившись к уху Бера, заговорил тихо и быстро, время от времени вонзая в лицо Бояны острый, как нож, взгляд.

— …ушла из дома… как обычно, любовь… в Москву… ну, и так далее… в общине два года почти, в ведовстве преуспела…

— Км-м… — понимающе кивал Медведь.

— …а девка отчаянная, в смысле — несчастная, так что… К тому же — чистая славянка.

— Да уж вижу!

Медведь еще раз одобрительно кивнул, разглядывая девушку. Она же, в свою очередь, не отрывала от него изумленного взгляда широко раскрывшихся серых глаз. Мужчины говорили о ней так, будто бы ее не было здесь, в этой жарко натопленной комнате. Но — не то от вина, не то из-за обаяния Медведя, это вовсе не задевало. Напротив, было даже приятно, будто она отдалась, наконец, в надежные руки, которые знают лучше ее самой о том, что ей нужно. Черные глаза, аккуратная бородка и плечи под волчьим мехом вселяли веру в себя и гордость за собственный выбор.

— Ну, что… готовь к имянаречению, — сказал Бер и вдруг, подойдя почти вплотную к Бояне, вкрадчиво спросил:

— Чего ты хочешь?

— Я хочу…

Бояна растерянно замолчала. Вскинула широко распахнутые, мятежные глаза цвета дыма. И вдруг, запрокинув голову, поднесла чашу к губам, выпивая все, что там еще оставалось.

— Хочу быть истинной! Самой близкой к родным богам, к своему Роду, к корням и к небу! Хочу справедливости на земле, чтобы каждому по заслугам…

Медведь одобрительно и так оглушительно засмеялся, что в его смехе утонуло окончание желаний Бояны.

Жрец, обессиленно откинувшись на лавке к стене, наблюдал всю эту сцену с любопытством, чуть приправленным печалью. Однако Медведь, видимо, был очень доволен.

— Вот! Слышал, Велемир?! Справедливости! Побольше бы таких красавиц и красавцев мне в сыновья и дочери, и справедливость на земле русской восстановится, да еще как — некоторые и глазом не моргнут…