Угол белой стены - Адамов Аркадий Григорьевич. Страница 23

— Похоже, что Семенов его действительно не знает.

— А тот его знает?

— Да, — вздохнул Лобанов.

— Но это же чепуха!

— Чепуха, но факт.

— Ну знаешь. Одно из двух.

— Тебя больше устроит, если я скажу, что ничего не понимаю, да?

— Конечно, — невесело усмехнулся Сергей. По крайней мере, мы будем в одинаковом положении. — И, помедлив, добавил: — Но вообще-то, Семенов не похож на главаря шайки.

— Хотя вполне может быть в ее составе.

— Это другое дело. Но главарь… Тут должен быть опасный главарь, — он многозначительно посмотрел на Лобанова. — И еще, Семенов, по-моему, никогда не пойдет на убийство. Не тот характер.

— М-да. Может быть, ты и прав, — с сомнением отозвался Лобанов.

В конце концов они решили, что необходимо отдохнуть и хоть один раз пообедать вовремя. При этом, как всегда, условились: о деле больше ни слова. Отдыхать так отдыхать.

Спускаясь по широкой лестнице — столовая помешалась в полуподвале, — Лобанов затеял азартный разговор о хоккее. И тут же, конечно, возник спор, ибо не могут два отчаянных болельщика его не затеять, тем более если речь идет о формировании сборной страны для предстоящего первенства мира. Каждый горячо отстаивал своих кандидатов, проявляя свойственную всем подлинным болельщикам эрудицию, сыпя терминами и примерами из международных встреч прошлого года. При этом Лобанов успевал здороваться со всеми встречными сотрудниками, знакомить с ними Сергея и шутить по любому поводу. Жизнерадостный его характер легко брал верх над усталостью, и, глядя на него, Сергей чуть ли не физически чувствовал, как эта усталость уходит и от него. И в который раз уже он лорадовался, что в таком трудном и запутанном деле рядом с ним этот человек.

С аппетитом уплетая обед, среди общего шума и движения — столовая на этот раз была полна людей — Сергей сказал:

— Знаешь, нравится мне твой Жаткин.

— Он всем нравится. Перспективный парень.

Это было любимым словечком Лобанова, оставшимся у него с того времени, когда он был внештатным тренером по самбо в московском «Динамо». И Сергей, усмехнувшись, спросил:

— И результативный?

Это было у Лобанова вторым любимым словечком.

— Посмотришь, — лукаво ответил он.

Оба твердо придерживались условия не говорить о делах. Но разве можно о них не думать? Особенно когда в таком шуме говорить трудно и больше молчишь. И Сергей подумал об Алеке. Что это за парень, откуда? И как случилось, что он оказался замешанным в преступлении? Ведь грамотный, неглупый парень, любит своих стариков. Он, конечно, вспыльчивый, самолюбивый, гордый. Алек сказал сегодня: «Глупая гордость». Видно, он о чем-то жалеет, видит какой-то свой промах… На «глупую гордость» такого поймать нетрудно — молодой, неопытный и, видно, только-только выпорхнул из-под родительского крыла. А родители-то на Кавказе. Почему же он оказался так далеко? Преступные его связи не могли возникнуть еще там, в родном городе, и привести сюда. Алек явно из хорошей, честной семьи. Значит, они возникли уже здесь. Но как здесь оказался сам Алек? Убежал из дому? Почему? Он любит родителей. Может быть, попал в какую-то историю? Или несчастная любовь? Нет, из-за этого не бегут из дому. Алек сказал: «Красивая женщина». Но он ее назвал «опасностью», так о любви не говорят, даже несчастной. Видимо, «красивая женщина» встретилась ему позже. Итак, почему же Алек оказался так далеко от дома? Если он не убежал из дому, то, может быть, приехал в Москву или в Борек к кому-то в гости? Или учиться, поступать в институт? Но если он приехал в гости, то был бы в какой-то семье или у друзей; тут случайным, а тем более преступным связям возникнуть трудно. А вот если он приехал поступать в институт, один, в чужой город, тут все может произойти. Сколько таких случаев он, Сергей, знает! Куда же приехал Алек: в Москву или в Борек? Где его путь вдруг пересекся с путем того, главного, самого опасного, человека? И на что Алека поддели, на какой крючок? Вот тут, пожалуй, очень к месту будет «красивая женщина», ну и «глупая гордость», конечно.

Да, опять перед Сергеем человеческая трагедия, опять чья-то измятая, исковерканная судьба! И снова тот знакомый уже случай, когда надо бороться не столько против, сколько за человека. А за этого паренька стоит бороться, даже с ним самим.

— Да ты слышишь меня? — обратился к нему Лобанов.

— Что ты говоришь? — откликнулся Сергей.

— Я говорю: ты еще компота хочешь?

— Нет, нет, пошли.

Выйдя из столовой, они закурили и медленно стали подниматься по лестнице.

— Мне тут пришла в голову одна мысль, — сказал Лобанов. — По-моему, перспективная. Вот этот самый чемодан, за которым пришел Алек… И те двое с чемоданом на вокзале… Так?…

— Пожалуй. А дальше? — поинтересовался Сергей.

— А дальше вот что получается. Семенов, которого опознал Колосков, следил от вокзала за теми двумя. А потом Алек приходит к нему за чемоданом. Ерунда?

— М-да. Непонятно.

— Так, может, это не Семенов следил? Может, Колосков ошибся?

— Во всяком случае, опознал он его потом нетвердо. Там, на рынке. А вот на вокзале… Иначе бы они за ним не пошли.

— Вот именно — «они»!

— Да, это интересно. Причем два вопроса бы ему по ставить, — мечтательно произнес Сергей.

— А какой второй?

— Алек… Еще бы раз убедиться, что он был на вокзале.

— Стой, стой. Тех двоих с чемоданами встречали высокий парень и девушка в беличьей шубке. Так?

— Это говорит Колосков. А их видел еще и тот толстяк. Тем более что парень был в длинном черном пальто и в шляпе; А Алек…

— Ну! — с упреком произнес Лобанов.

— Да, конечно, — согласился Сергей. — Вот именно поэтому.

Они здорово научились понимать друг друга, эти старые друзья по МУРу.

Сергей вздохнул:

— Эх, ходим мы рядом с чем-то, но никак не ухватим.

— Значит, я этим толстяком займусь, — заключил Лобанов. — Как-то мы его упустили.

— Обязательно. А я пока переговорю с Москвой. И еще раз потолкую с Алеком. Перспективный парень. — Сергей подмигнул.

Они расстались на лестнице.

Сергей зашел к себе в кабинет, и, словно только и дожидаясь его возвращения, немедленно зазвонил телефон. Сергей снял трубку.

— Товарищ подполковник, — услыхал он голос дежурного. — К вам тут пришел один гражданин. Разрешите пропустить?

— Ко мне?

— Так точно. Называет вашу фамилию.

— А его фамилия как?

— Федоров.

— Гм. Не знаю такого. Ну пропустите.

— Слушаюсь.

Федоров, Федоров… Знакомая как будто фамилия. Где он ее слышал? За эти дни промелькнуло столько фамилий, столько прошло людей! Федоров… Определенно, кто-то называл ему эту фамилию… А-а, вспомнил! Ох, уж этот Урманский! Неужели это он его прислал? Все-таки нахальный парень. И старик тоже хорош… Нашли способ звать в гости.

Сергей рассердился. И когда в дверь постучали, он недовольно и строго крикнул:

— Войд-ите!

Огромный человек в полушубке и валенках неуклюже, боком зашел в кабинет, скомкав шапку в руке. Седые потные волосы беспорядочно топорщились во все стороны и, небрежно зачесанные назад, открывали широкий, изрезанный глубокими морщинами лоб. Круглое усатое лицо раскраснелось от ветра. Человек нерешительно остановился у порога, закрывая своей мощной фигурой чуть не всю дверь.

«Ого, — с невольным восхищением подумал Сергей, — вот это да. Такой в войну мог, конечно, дел наделать и героем стать». Только какое-то чрезмерное его смущение, почти робость не позволяли представить себе ратные подвиги этого человека.

— Проходите, товарищ Федоров, садитесь, — пригласил Сергей.

Старик оторвался наконец от двери и тяжело, вперевалку, приблизился к столу. Стул под ним угрожающе заскрипел. Только сейчас Сергей заметил, что в заскорузлой, широченной руке его зажат паспорт, казавшийся непривычно маленьким.

Положив шапку на колени, Федоров вынул полосатый платок, вытер потную красную шею и, кашлянув, сипло произнес: