Ученики Ворона. Черная Весна (СИ) - Васильев Андрей. Страница 18

— Ну, вот смотри — я кивком указал на дверь кареты со своей стороны — Если со всей дури по ней ногой вдарить, то путь на волю будет свободен. Сломать ее я не сломаю, но вон того громилу, что за ней стоит, сброшу на дорогу мигом. Потом сам спрыгну — и лови меня.

— Так-то оно так — подтвердил Гарольд — Да вот только что потом-то делать? Если ты бежишь от стражи, то ты, по сути, бежишь от королевского суда. Для простолюдина эти слова ничего не значат, а вот для нас с тобой наша честь есть суть наша жизнь. К тому же подобное бегство несомненно докажет несуществующую вину. Раз бежал, значит преступник. А еще ты немедленно будешь объявлен вне закона, и с этого момента тебя может убить любой житель Силистрии. Более того — куча народа будет искать тебя для того, чтобы прикончить, а после получить награду за твою голову. Королевскую награду, именную.

— Даже так?

— А как же — невесело рассмеялся Гарольд — Ты не пожелал королевского правосудия, а это означает одно — недоверие к нашему славному королю. Значит, не веришь ты в его справедливость и непогрешимость. Это оскорбление, которое смывается только твоей кровью.

— Подытожим — потер я переносицу, звякнув кандалами — Если не бежать, то нас казнят. Если бежать — то убьют в ближайшее время. Знаешь, вариант с «бежать» все равно оставляет большой простор для фантазий. Может, и не поймают нас. Дадим о себе знать ребятам, найдем кузнеца, снимем цепи и быстро-быстро покинем город. А потом пускай ловят, не жалко.

— Беги — на полном серьезе заявил Гарольд — Используй этот шанс. А я не могу. Не могу, понимаешь? Все и так паршиво, а это окончательно лишит меня шанса и на месть, и на все остальное.

— Понимаю — покивал я, в очередной раз поражаясь тому, как он продолжает цепляться за некие основы своего былого бытия, которые кроме него никому, похоже и не нужны — К тому же никто не даст гарантии в том, что твой дядюшка только этого и не ждет.

Эта мысль мне пришла в голову еще тогда, когда нас усадили в карету. Мол — бегите, парни. И всем будет хорошо. Вам за Гранью, мне тут.

— Запросто — Гарольд усмехнулся — Видал, какое он представление устроил?

— Да кабы он один — я закинул ноги на скамью напротив — Ты только не обижайся, дружище, но братец у тебя еще та скотина.

— Знаешь, я не хочу его оправдывать — помолчав, сказал мне Гарольд — Да и не стану, потому что нет в этом смысла. Но доля моей вины в этом есть.

— Тра-ля-ля — скорчил рожицу я — Слушай, давай обойдемся без вот этих вот размышлений и жалостливых признаний. Мы знакомы уже два года и никогда ты себе подобных сомнений не позволял. Ты всегда верил в друзей, сталь и удачу, и никогда не сворачивал с намеченного пути, так не начинай превращаться невесть во что. Я и без того тебя в последнее время не узнаю, так много стало в тебе этой… Как ее… А! Сентиментальности. Хорошее слово, я его от Ворона узнал.

— Ну-ну — подбодрил меня Монброн — Что еще?

— Еще? — закусил удила я — Слушай, что еще. Дядюшка Тобиас, по сути, объявил твоей семье войну, и Генрих переметнулся в его стан. По сути, предал родную кровь и выбрал другую сторону, не ту, на которой ты. Про сестер и мать говорить не стану ничего, они женщины, да и не моего ума это дело. А что до братца твоего — гнида он, вот и все. А какой разговор с гнидами на войне, ты знаешь. И если я не прав, то можешь прямо сейчас плюнуть мне в лицо.

— Не буду плевать — с каким-то облегчением расхохотался Монброн — Потому что ты прав. Во всем. Знаешь, я себя в последнее время ощущаю как человек, который попал в густой туман, причем в знакомых ему местах. Вроде очертания везде привычные, но все какое-то чужое. Вот я бреду в этом тумане, натыкаюсь на углы там, где их не было, спотыкаюсь, дороги отыскать не могу. А я же еще и вас за собой веду. Одно дело самому голову на плаху положить, совсем другое еще и ваши с собой за компанию туда же пристроить. Что ты улыбаешься? Мне прошлого лета до конца дней хватит. Флоренс, между прочим, до сих пор снится. Придет под утро во сне, стоит, улыбается и молчит. Ни Ромул, ни Флик не приходят, а она — часто.

— Это означает только одно — назидательно произнес я — Ворон мало тебя нагружает работой. Лично я сплю как убитый и без снов.

— Ну, Аманда сказала, что я так взрослею — возразил мне Гарольд — Не поверишь, но перед отъездом из замка я с ней поделился своими мыслями. Случайно так получилось, сам не ожидал.

— Верю, что случайно. Нарочно с ней давно никто не разговаривает — не удержался я — Она всех от себя разогнала.

— Ну да, характер у нее испортился невероятно — признал мой друг — Она и раньше была не подарок, а теперь… Кстати, я так и не понял, отчего это произошло. Не захотела она мне говорить.

— Да брось ты — даже удивился я его непонятливости — В папаше дело. Сначала она об этом не сильно задумывалась, а потом осознала что к чему. Все-таки из принцесс в нищенки свалилась.

— Ты слишком много общаешься с де Фюрьи — укоризненно произнес Гарольд — Как по мне, дело не в этом. Ну, или не только в этом. Мне кажется, ты тут тоже замешан.

— Стоп-стоп-стоп — махнул руками я, брякнув при этом кандалами — Давай меня сюда не приплетать. Поверь, я до последнего пытался сберечь то, что между нами было. Хотя, если честно, ничего особенного между нами и не было. Так…

— Для тебя «так», для нее это что-то другое.

— Прекратили этот разговор — потребовал я — Мы сейчас осуждаем тебя, а не меня. А что до Аманды… Слушай, вот вернемся в замок, тогда о ней и поговорим. Если вернемся.

— А что я? — Гарольд устроился на лавке поудобнее — Ты назвал меня «тряпкой», я с тобой согласился. Жалко поздно. Надо было вас послушать, убить дядюшку, обстряпав это дело почище, и отправиться обратно в Центральные Королевства.

— Ну, не то, чтобы «тряпкой» — мне стало немного неловко — И потом — ты действовал в каком-то смысле верно.

Так оно и было, на самом деле. В голове моего друга не могло уложиться то, что кто-то посягнет на величие его фамилии, что кто-то из его семьи сможет предать родную кровь. Монброны Силистрийские всегда были первыми во всем, и Гарольд впитал это с молоком матери. Его дом в самом деле был его крепостью, в падение которой он никогда бы не поверил. Он и не верил до той поры, пока не увидел все своими глазами.

— Верно, неверно… Какая теперь разница — Монброн отогнул занавеску на окне, скрывавшую нас от зевак — Почти приехали. Скажи, ты когда-нибудь думал о том, что твоя жизнь закончится на плахе или в петле?

— А ты туда собрался? — изумился я — Серьезно? На самом деле?

— Да вот еще — он пихнул мою ногу своей, и я облегченно вздохнул, увидев прежнего Гарольда, который никого и ничего не боится — Это я так спрашиваю, из любопытства.

— Да нет — ответил я — Никогда. Что мне там делать? Я же не уличный воришка.

Карета, скрипнув, остановилась, двери ее распахнулись.

— Выходим по одному — услышал я — По сторонам не глазеть, рта не открывать, знаков никому не подавать.

— Еще раз позволишь себе говорить с нами в таком тоне — и я тебя убью — подал голос Монброн — Не забывай, титулов нас пока никто не лишал и привилегий тоже. Лично мне, например, полагаются позолоченные кандалы, это закреплено в правах моего рода.

— Все такое говорят поначалу — сообщил нам судейский, с которым общался дядюшка Тобиас, заглядывая в карету. Он, оказывается, тоже составил нам компанию — Все требуют почтения и привилегий. А потом плачут, как дети и убеждают наших доблестных тюремщиков, что они совершенно другое имели в виду.

Его слова поддержал дружный хохот, как видно, это была традиционная местная шутка.

Я первым вылез из кареты и тут же зажмурился. После полумрака яркое солнце нестерпимо ударило в глаза.

— Не вороти рожу от солнышка — посоветовал мне кто-то — Теперь тебе его до самой казни не видать.

Смысл этих слов я понял довольно скоро, когда нас с Гарольдом привели в камеру.

Надо заметить, что «Башня-на-Площади» была именно тем, что значилось в ее названии. Редко увидишь такое совпадение названия и места, которое оно именует. Вот возьмем нашу раймилльскую «Веселую площадь». Если верить наименованию, так там народ должен веселиться. Канатаходцев смотреть, жонглеров, пиво пить, и так далее. Но — нет. Там казни проводят, какое уж тут веселье. Ну, разве если только кого-то из казначейских колесуют или судейских, тут да, тут народ очень веселится.