Ловцы душ (ЛП) - Пекара Яцек. Страница 31

– Сожалею, господин маркграф. Сегодня я собираюсь посетить Хоффентоллера и убедить его, чтобы он смирился с потерей.

– Я буду вам признателен, – ответил он, хотя я был уверен, что он доверяет мне в той же степени, что и змее, обвившейся вокруг запястья.

– В таком случае, я позволю себе проститься с господином маркграфом. Наверное, до вечера. – Я вежливо поклонился.

– Я верю, что вы человек чести, – надменным тоном сказал Рейтенбах, когда я был уже в дверях.

Я обернулся и посмотрел ему прямо в глаза.

– Я инквизитор, – ответил я холодно. – А инквизиторы даже честь, если только возникнет такая необходимость, кладут на алтарь Господней любви.

Я видел, что мой ответ ни в коей мере его не устроил.

– Но я вам доверюсь, – сказал он медленно. – Хотя, тем, что я расскажу, нелегко делиться с другим человеком.

– Внимательно слушаю, господин маркграф.

– Я собираюсь жениться на Анне, – сказал он. – Хотя и знаю о её... – он замолчал на секунду, а его глаза омертвели, – любовных похождениях... совершаемых лишь для того, чтобы возбудить мою ревность. Женское коварство... – Он натужно рассмеялся.

Я не стал смеяться в ответ, ибо дворянке не подобает совокупляться со слугами, независимо от того, капризна она или нет, и независимо от того, чего она хотела добиться своим поведением.

– Пожалуйста, примите мои самые искренние поздравления, господин маркграф, – отозвался я на его слова равнодушным тоном.

– Спасибо, – ответил он. – Поэтому я надеюсь, что вы сможете сообщить Хоффентоллеру о моих честных намерениях. – Ведь это большая честь для простой дворянки, стать маркграфиней Рейтенбах.

– О, несомненно, – признал я с полной серьёзностью и почтительностью в голосе. – Я уверен, что Хоффентоллер оценит честь, которая оказана его дому. Ибо это хоть и древний род, но бедный, не так ли?

– Древний. – Он махнул рукой. – Он, конечно, рассказывал вам о Маурицио Хоффентоллере и крестовом походе?

– Прадед, не так ли? Прославился несгибаемой верой и погиб в языческом плену.

– Именно так. А погиб он потому, что дед Хоффентоллера деньги, которые получил от императора на выкуп, пропил и проиграл в кости.

– Печально, – подытожил я. – У него не было, случайно, двоюродного брата с таким же именем?

Рейтенбах озадаченно посмотрел на меня.

– Нет, – ответил он. – По крайней мере, я ничего об этом не знаю.

Он отвернулся к окну, тем самым давая понять, что разговор окончен.

– Приятного путешествия, – сказал он.

Я вышел, размышляя о том, обманул ли меня Матиас (для чего, однако, ему это было нужно?), или просто дворяне, чей разговор подслушал Курнос, что-то перепутали. Тем не менее, ясно было одно: Маурицио Хоффентоллер был прадедом моего заказчика. А что с ним случилось потом, этого я уже не знал. Впрочем, возможно, Курносовы аристократы были правы? Может, на самом деле Маурицио вернулся много лет спустя, стариком, сломленным пленом, а семья скрывала этот факт, предпочитая лелеять перед соседями легенду о неукротимом защитнике веры, умирающем мученической смертью? Я слышал о таких историях, и не обязательно они касались крестовых походов. В течение года инквизиторской практики я узнал, что многие знатные семьи из поколения в поколение скрывали позорные тайны, касающиеся ближних или дальних родственников. То, что кто-то из сыновей был похож на конюха; то, что дед в молодые годы предпочитал общество плечистых крестьян, а не окрестных дворянок; то, что прадеду после битвы прислали прялку и заячью шкуру. О таких вещах не говорилось вслух.

Хоффентоллер был действительно близким соседом Рейтенбаха. Их земли граничили, а путь верхом от замка до усадьбы занял у меня времени всего лишь до полудня. Я чувствовал себя уже совсем неплохо и наслаждался свежим воздухом и приятной поездкой. Я пересёк реку (если это была та же, о которой говорил Курнос, то в ней на самом деле трудно было утонуть) и въехал на расположенный у берёзового перелеска двор Хоффентоллера. Усадьба Хоффентоллера представляла собой большое деревянное здание, окружённое запущенным частоколом, вероятно, помнящим старые недобрые времена, когда в провинции постоянно вспыхивали усобицы и мятежи. Дом, как я уже упоминал, была большой, но одноэтажный, и его венчала башенка с развевающимся на ветру знаменем. На нём был изображён герб рода – Бык с Тремя Рогами. Теперь я мог узнать, где находится этот третий рог. Он рос между глаз. Ворота были открыты, на внутреннем дворе я заметил трёх слуг, в грязной луже развалились две свиньи, десяток кур копал червей. За всем присматривал поседевший пёс с облезлой шкурой и печальным взглядом. Что ж, не удивительно, что Анна предпочла променять этот дом на замок маркграфа. Слуга уставился на меня, когда я въехал в ворота. Пёс поднял голову и вяло гавкнул, после чего, сочтя, что уже исполнил свой долг, положил морду на лапы. Я соскочил с седла.

– Иди сюда, живо! – Окликнул я одного из людей Хоффентоллера, молодого парня, похожего на стоящую на задних лапах ласку. – Лошадь в конюшню, накормить, напоить, почистить. Увижу хоть одно пятно грязи на шерсти – прикажу тебя выпороть. Ты понял? – Я бросил ему поводья.

– Хозяин дома? – Спросил я старшего из слуг.

– Дома.

– Веди. – Я подошёл к нему и, поскольку он не реагировал, врезал ему в ухо. Не слишком сильно, только чтобы стряхнуть с него оцепенение, в которое, видимо, погрузились все присутствующие здесь. – Веди, говорю!

– Да, да, господин, сию минуту, – очнулся он.

В тёмном коридоре пахло гниющим деревом. Как Бог свят, скоро Хоффентоллер проснётся без крыши над головой или, что ещё хуже, с крышей на голове. Со двора мы прошли в большую комнату с квадратным столом в центре. В камине горели толстые берёзовые поленья. Я посмотрел на стены и увидел старые полинявшие ковры и несколько портретов. Ковры, наверное, должны были стоить когда-то немалых денег, но теперь нити истёрлись, а цвета потеряли свою сочность. Картины выглядели закопчёнными, кроме того, все они были засижены мухами, а позолоченные рамы превратились в буро-коричневые. В трёх мужских лицах, изображённых на портретах, можно было обнаружить семейное сходство с Матиасом. Особенно внимательно я рассмотрел портрет, висящий слева. У изображённого на нём мужчины был суровый взгляд, резкие черты лица и усы, похожие на вертела. Не Маурицио ли это Хоффентоллер, участник крестового похода? Я отодвинул себе стул и сел.

– Доложи, что приехал Мордимер Маддердин, инквизитор, – приказал я слуге.

– Инк… – запнулся он.

– Мне повторить?

– Уже, уже иду…

Прошло несколько минут, и в комнате появился хозяин. В буром кафтане, кожаных штанах и сапогах до колена. Когда я посмотрел на его лицо, то заметил, что он выглядит уставшим. Я встал.

– Мастер. – Он улыбнулся и протянул мне руку. Я пожал его ладонь. – Как же я вам рад. Съедите что-нибудь? Выпьете? Гость в дом, Бог в дом, как говорится.

– Охотно, ибо поездка разожгла мой аппетит.

– Прикажи что-нибудь приготовить. – Хоффентоллер повернулся к старому слуге, и тот побрёл вглубь дома. – И вино достань из погреба, – крикнул он. – Самое лучшее!

– Садитесь, садитесь, прошу, – обратился он уже ко мне. – Расскажите мне, чего вам удалось достичь.

– Не буду скрывать, немногого, – вздохнул я. – Я побеседовал с Рейтенбахом, расспросил вашу дочь и предложил ей помощь, но всё напрасно.

– Он не хочет её отпускать? – Хозяин внимательно посмотрел на меня.

– Наоборот. Она не желает расставаться с маркграфом. И, честно говоря, я думаю, что она честна в своих устремлениях. Более того, Рейтенбах хочет взять её в жёны.

Хоффентоллер разразился громким смехом. Я слегка нахмурил брови, поскольку, признаться, не такой реакции я ожидал.

– Вот это здорово! – Он с громким шлепком хлопнул себя ладонями по бёдрам.

Слуга внёс на подносе бутылку и две серебряные чаши. Матиас открыл и разлил вино.

– Ваше здоровье, господин Маддердин. – Он поднял кубок.