Затерянные в солнце (СИ) - "ВолкСафо". Страница 64

Мы пойдем с тобой до конца, мой брат. Тьярд печально улыбнулся и тронул золотой комочек в груди, что был даром Иртана. От макто в ответ пришла теплая дрожащая волна, и он слегка моргнул, вывернув глаз и посмотрев на Тьярда. Я все равно буду летать на тебе, даже сейчас, когда у меня уже есть свои крылья. Потому что друзей не предают.

Ощущение холодного ветра, раздувающего перья за спиной, вызывало щекотку, и Тьярд периодически слегка поводил плечами, стараясь при этом не потревожить прижавшегося к нему сзади и дремлющего Кирха. Даже спустя долгие три недели пути от развалин Кренена он еще не успел до конца привыкнуть к своим крыльям. Они спешили, останавливаясь лишь на краткий отдых, чтобы напоить макто, поесть самим, проспать пару часов и двинуться дальше. Но все равно Тьярд выкраивал каждый день по нескольку минут, чтобы учиться управляться с крыльями.

Когда он смотрел на анатиай… анай, поправил себя Тьярд. Они – анай, а не отступницы. Они заслужили это. Когда он смотрел на анай, со стороны казалось, что летать легко. Все они делали это так естественно, будто и родились в небе, и порой он даже думал, что летать им привычнее, чем ходить. Из обрывков фраз и их разговоров между собой Тьярд сделал вывод, что от рождения у них крыльев все-таки не было, что они каким-то образом получали их уже в более позднем возрасте. А это означало, что они тоже долго и упорно учились ими управлять. И раз смогли они, то сможет и он.

Поначалу было совсем тяжело. Крылья не слушались, болтались за его спиной, неловкие и громоздкие. Он ковылял, словно неоперившийся макто, он отчаянно колотил ими по воздуху, а потом ветер подхватывал его, сбивал, переворачивал, и Тьярд больно бился об землю, набивая шишки и ушибы, но упрямо продолжая учиться. Теперь дело пошло лучше. Он уже мог взлетать над землей и какое-то время держаться в воздухе, мог держать крылья ровно и открытыми, и закрытыми, чтобы постоянно не колотить маховыми перьями по макушкам окружающих его вельдов. И с каждым разом полет давался ему все легче. Это означало, что совсем скоро уже придет время, когда он сможет распахнуть свои крылья и взлететь, туда, к самому синему небу, уже не боясь свалиться со спины макто, не нуждаясь в том, чтобы привязываться к седлу, не завися от времени года и погоды. И от этого внутри пробуждалось что-то огромное и дрожащее, словно одна единственная золотая струна.

Все вельды мечтали о небе, с самого детства бредили им, словно одержимые. Каждый из них стремился летать на макто, но Тьярд знал, о чем они мечтают на самом деле. Их выдавал этот завистливый взгляд, обращенный на запад, к Данарским горам. Чувствовать воздух и ветра так, как анай, купаться в них, владеть ими, как господин, а не как гость, которому разрешили оседлать макто. И теперь Тьярд понимал, почему вельды так мечтали об этом. Прошло две тысячи лет, они давным-давно позабыли о своем прошлом, о своих предках и своей судьбе, но что-то осталось внутри. Бесконечная тоска по огромному простору, которым они когда-то владели. Великое стремление туда, к самому солнцу, чтобы раствориться в его золотых лучах и позабыть обо всем.

Что же будет теперь, когда старая память возвращалась? Как посмотрят на это вельды Эрнальда? Тьярд чувствовал себя крайне странно в последние дни даже в обществе своих друзей, с которыми прошел весь этот долгий и трудный путь. Они смотрели на него то ли с испугом, то ли с завистью, то ли с почтением, а может, со всем этим одновременно, и день ото дня менялось их отношение к нему. Исподволь, незаметно, пока еще очень медленно, но каждый из них начинал видеть в Тьярде что-то иное, что-то большее, чем они сами. С каждым днем они становились все тише и только молча наблюдали, как он упорно учиться летать, и ждали чего-то. Чего? Тьярд не знал.

Зато он чувствовал тяжесть на своих плечах, но не неприятную, как раньше, когда страх и предчувствие беды владело всем его существом. Теперь эта тяжесть стала иной. Словно Орунг положил ему на плечи свою мозолистую ладонь, подталкивая его вперед, поддерживая его, но и давя, чтобы Тьярд помнил, какую ношу несет. Анкана были правы. Теперь он стал не просто Сыном Неба. Он стал крылатым вестником перемен, единственной рыбкой в косяке, которой нужно было повернуть его в другую сторону. Любой ценой он должен был принести вельдам мир с анай, иначе их цивилизации грозило полное уничтожение.

Рука сама потянулась к поясу и накрыла потертую, потемневшую от времени костяную рукоять кинжала анай. Все вышло так, как он и не ожидал, а одновременно с этим – надеялся. Верго знал все заранее, каким-то образом все-таки предугадал, хоть всегда и говорил, что не обладает даром предвиденья. Тьярд улыбнулся, глядя в звездную черноту над головой, откуда на него смотрел трудолюбивый Пахарь, тянущий свой Плуг. Как должно быть смеялся внутри самого себя Хранитель Памяти, когда рассказывал Тьярду о проклятии Неназываемого, наложенном на клинок анай, о том, что Тьярд обязательно должен привезти его незапятнанным кровью анай, и тогда Верго сможет отвратить угрозу от его народа. Как он смеялся, зная истину, простую и чистую, одну единственную истину, которую ему приходилось заворачивать в цветастую обертку из пафосных фраз и великих надежд, в которые Тьярд с такой силой поверил? Наверное, все так и происходит в мире, который ты задумал, Иртан. Люди, словно дети, хватаются за яркую упаковку и, улюлюкая от счастья, разглядывают ее со всех сторон, не видя, что внутри лежит истинное сокровище. И лишь немногим хватает смелости содрать эту упаковку и посмотреть внутрь. А там, в самой глубине, сидишь ты и смеешься, золотой Бог, и в руках твоих правда.

Тьярд не боялся, потому что ему нечего было бояться. Он уже успел умереть и родиться заново, он успел увидеть что-то там, на другой стороне, что-то, что оставило в нем смутное предчувствие будущего, неопределенного и размытого, но того, что скоро придет. Теперь он знал правду, к которой долгие годы его готовил Верго, а может и сам Иртан через него, и в этой правде силы было больше, чем во всем оружии, во всей ненависти, во всем сопротивлении мира. Чем в самой смерти.

За спиной Тьярда тихонько пошевелился Кирх, вздохнув в полудреме и прижимаясь к нему покрепче, и Тьярд улыбнулся. Тепло, идущее от сына Хранителя, было едва ли не таким же нужным и необходимым, как тепло его веры. Кирх стоял рядом и поддерживал, Кирх всегда был с ним, надежный, как скала, и на него можно было опереться в любой ситуации, что бы ни случилось. И в этом тоже была правда, огромная и бесконечная, как все небо. И теперь пришло время вернуть эту правду людям.

На горизонте мелькнули какие-то огоньки, пока еще едва различимые, и Тьярд прищурился, глядя туда. На ровной глади степей виднелось едва заметное свечение, будто звезды попадали вниз на землю и тлели угольками в глубоком снегу. Несколько минут он вглядывался в это свечение, пытаясь определить, что это, а потом резко вскинул руку, привлекая внимание спутников. От его движения пошевелился за спиной Кирх, потом слегка отстранился и заспанно спросил:

- Что случилось?

- Внизу лагерь, – бросил через плечо Тьярд.

- Лагерь? – Кирх встрепенулся, сбрасывая с себя сонное оцепенение. – Наш или анай?

- Не вижу пока, – отозвался Тьярд.

С двух сторон к нему подлетели две большие желтоглазые тени, на спинах которых сидели друзья. Оба макто были немного крупнее и тяжелее Вильхе, на спине Ульрика сидели Лейв с Бьерном, на Махнире – Дитр.

- Впереди лагерь! – крикнул Тьярд, перекрывая свист встречного ветра. – Снижаемся! Осторожно и медленно, это могут быть анай!

Спутники в ответ вскинули руки, подтверждая приказ, и полетели ровно крыло в крыло с Вильхе. Ульрик опять попытался начать играть и вывернул шею, чтобы цапнуть Вильхе за крыло, но Лейв окриком и резким движением поводьев приструнил его. Поистине, этот макто просто неисправим, так же, как и его хозяин, улыбаясь, подумал Тьярд.

- А если это вельды? – негромко спросил его Кирх, наклонившись к самому уху, чтобы ветер не уносил прочь слова. – Ты готов к встрече с отцом?