Шагни в Огонь. Искры (СИ) - Мичи Анна "Anna Michi". Страница 78

Необычная форма зрачков не менялась, на свету они по-прежнему мгновенно сужались в кошачьи полосочки; впрочем, это, единственное заметное глазу, изменение адепту даже нравилось.

Кроме того, других признаков, свидетельствующих об успешном преображении, Тенки не нашёл. Да и никак не мог встряхнуть себя и заняться исследованием собственного организма плотнее: серая муть в сознании не проходила.

Что хуже всего – порой беспамятство овладевало нинъе настолько, что он переставал замечать свои передвижения. То оказывался на первом общежитском этаже, в небольшой кухонке, ощущал себя жадно хлебающим ледяную воду прямо из-под крана; то обнаруживал, что стоит перед лестницей и пытается понять, как сюда попал и куда вообще направлялся. С каждым разом радиус этих бессознательных перемещений увеличивался: если поначалу Тенки разгуливал лишь по общежитскому крылу, то потом всё чаще стал «просыпаться» в учебных коридорах, в холле первого этажа, а то и совсем – на территории школы, под открытым небом – как и был, в спортивных штанах и майке, домашнем наряде.

Это весьма бы адепта обеспокоило – если бы непреходящее равнодушие ко всему позволило бы ему всерьёз заинтересоваться собственным состоянием.

***

То, что на него опять накатил припадок лунатизма, Тенки сообразил, когда увидел перед лицом свои стиснутые на решётке пальцы: он стоял у главных школьных ворот и почему-то тоскливо смотрел наружу.

Ветер, холодный даже для конца ноября, насквозь пронизывал лёгкую ткань домашней майки. От очередного ледяного порыва по всему телу нинъе прошла долгая дрожь, от затылка до щиколоток.

– Бр-р, – Тенки с трудом отнял затёкшие руки от решётки – и чего вцепился в неё, как дурак?

Повернулся, чтобы идти назад, домой, глянул на высокое школьное здание, огромный чёрный прямоугольник в серо-голубом небе. Из-за крыши бежали облака. Быстрые перламутровые облака. На миг показалось, что здание наклоняется над Тенки, неотвратимо грозя упасть, раздавить.

Только оно на самом деле падало.

Тенки застыл, не в состоянии отвести взгляда от накренившейся школы. Мозг кричал: «Беги!» – но тело не слушалось. Тень от здания накрыла нинъе с головой, острый край крыши приблизился, Тенки увидел стену так близко, что мог разглядеть малейшую трещину в кладке.

И ветер вдруг подхватил его, заставил упасть, растеряться, где низ, где верх. А потом взмахнуть руками и лететь.

Вокруг было шумно. И холодно.

Тенки открыл глаза, поморщился: тут ещё и воняло. Вернее всего, человеческой мочой, хотя к этому аромату примешивался запах гнилой селёдки, тухлых яиц и почему-то дешёвых женских духов.

Адепт огляделся. Он находился в узком пространстве, заставленном огромными контейнерами. Помойный угол – теперь ясен источник вони. Нинъе поднялся, сел, приваливаясь к стене – та жгла холодом, но без опоры смертельно кружилась голова. Судя по фонарям, оранжевый свет которых виднелся из Тенкиного тупика, сейчас ночь. А судя по воплям и музыке, разносящейся вокруг – он или в квартале развлечений, или...

Фестивали Инея?!

Да нет... Рано ещё. Ещё ведь только ноябрь.

Только Тенки никак не мог сообразить, какое число. И как сюда попал, сообразить не мог тоже.

С трудом собирая разъезжающиеся ноги, нинъе встал. Попробовал сделать пару шагов, не отнимая руки от стены. К выходу, к музыке.

Перед ним открылась широкая улица. Сновали люди. На грязного парня, неуклюже застывшего в тёмном проулке, никто не обращал внимания.

На миг Тенки засомневался, стоит ли выходить. Хотелось вернуться к помойке, забиться в угол, заснуть, устроившись на мешках с мусором. Однако изнутри нинъе грызло невнятное беспокойство, гнало куда-то идти, что-то делать.

Медленно, с сожалением оставляя спасительную темноту, адепт выбрался из проулка. Побрёл по улице, не совсем понимая, куда идёт.

Надо было довести заклинание до конца. Вот что было важно.

Его прервали, и он не успел закончить опыт. Чего-то не хватало. Какого-то компонента. Этот компонент надо достать. Завершить трансформацию.

Но Тенки забыл, что это было такое.

Кто-то тряс его за плечо и что-то говорил. Возбуждённым, высоким голосом – неприятно.

Чтобы прогнать неизвестного, Тенки оскалил зубы. Зарычал, не открывая глаз.

Чужая рука исчезла. Но голоса не исчезали, мало того, увеличились и переплетались друг с другом. Состояние это вызывало в памяти что-то давно позабытое, что-то из детства. Голоса над его головой. Обсуждают его судьбу.

Через силу Тенки поднял веки. Сначала мутными, неясными красками, потом постепенно прибавляя яркости и чёткости, вырисовались лица. Женщина элхе. Мужчина. Женщина смотрела одновременно брезгливо и жалеюще. У неё были блестящие розовые губы.

– ...оставь, пойдём... – говорил кто-то.

Женщина глядела на нинъе.

– Извини, – сказал ей Тенки. Неизвестно отчего улыбнулся. То есть, хотел улыбнуться, но получилось плохо – она испугалась, отшатнулась к мужчине.

– ...бродяга, бездомный... опасен... – нудил чужой голос.

– Уходи, – согласился Тенки. Снова закрыл глаза, откидываясь назад, растворяясь в блаженстве несуществования. На самом краю ласковой тьмы задержался. Слух уловил слова. «Тебе надо попить. Выпить воды».

В губы ткнулось что-то металлически твёрдое. По подбородку, шее полилась прохладная жидкость. Тенки снова открыл глаза – кто-то держал у его рта фляжку. Вода.

Адепт жадно присосался к горлышку. Не подозревал, что так хотел пить.

Вода смачивала пересохшие губы, приятно лилась по горлу. Тенки всё глотал, глотал, не мог остановиться, пока не выхлебал всю фляжку.

– Потерпи, – произнёс женский голос. – Сейчас мы сходим ещё за водой. Ты сходишь, Ольви?

– Ты хочешь, чтобы я оставил тебя одну с этим? – голос мужской, враждебный.

– Пожалуйста, – женский, настойчивый.

Женщина была совсем рядом, присев на корточки, держала фляжку. Но смотрела вверх, на кого-то, Тенки невидимого. Другим человеком нинъе не заинтересовался, уставился на женское лицо.

Она сидела так близко, что Тенки чувствовал её запах. Её – не тот фальшивый, от шампуней и духов, а настоящий – запах её тела.

Наверху что-то качнулось, по земле двинулись тени. Женщина вздохнула, взглянула на подростка.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила обеспокоенно.

Тенки хорошо себя чувствовал. Почти прекрасно – вот только была бы она ещё ближе. Непреодолимой силой повело коснуться её лица, открытой шеи с намотанными в несколько рядов ожерельями. Адепт крепко сжал зубы, умеряя неуместное желание.

– Ты откуда? Где ты живёшь? – она всё спрашивала, чудачка.

Во рту появилось странное сухое жжение. Языку сделалось неуютно в тесном пространстве за зубами, Тенки приоткрыл губы, хватая воздух.

Стало только хуже: закружился мир вокруг, желудок скрутился, будто его выжимали, как старую половую тряпку.

– Ты в порядке? – снова спросила она, наклонилась к нему, всмотрелась в лицо.

Она была живая. Живая, настоящая, от неё веяло теплом.

– Ну чего же ты молчишь? – произнесла женщина почти с отчаянием. – Что нам с тобой делать? Ты понимаешь меня?

Тенки хотел ей ответить, что отлично понимает. Не стоит принимать его за провинциала-неуча. Он отлично говорит по-элхески.

Пусть только придвинется ещё поближе. Ещё чуть-чуть.

Нинъе смертельно хотелось её поцеловать. Прямо в губы, а потом впиться зубами, схватить за горло, убивая крик. Навалиться, прижать к земле и вцепиться в шею, такую нежную, такую тёплую, светлую.

– Да где же Ольви? – она с досадой отвела глаза, посмотрела куда-то вверх.

Перебирая руками по земле, Тенки по стенке отъехал от женщины. Отодвинулся в сторону, стараясь, чтобы меж ними образовалось порядочное расстояние.

Потом встал, по-прежнему помогая себе руками, опираясь на стену. Женщина-элхе осталась сидеть на земле, смотрела удивлённо снизу вверх.