Меч ангелов (ЛП) - Пекара Яцек. Страница 20

Очевидно, похитителям хватило бы и того, чтобы им удалось пережить те восемь дней, о которых говорили в подвале Иоганн с Оли. Тогда миновал бы день рождения Лёбе, а вместе с этим днём миновала бы и смертельная угроза для девушки. К сожалению, сначала ваш покорный слуга, а потом сам купец оказались настолько ловки, что добрались до укрытия Швиммеров.

Теперь понятным становился и невероятный приступ безумия старика Лёбе, повод которого раньше казался мне крепко преувеличенным. Я помнил его отчаянные рыдания, волчий вой и неистовство в глазах, которое уступило место болезненному отупению. Следовательно, он не защищал собственного ребёнка, а заботился всего лишь, чтобы девушка не была обесчещена прежде, чем будет посвящена демону. Отчаивался, потому что потерял шанс на вторую молодость, а несчастье дочки ничего для него не значило.

Загадкой оставалось для меня лишь то, как Иоганн узнал о предательстве Лёбе. Подслушал разговор или подсмотрел тёмные ритуалы? И почему он, зная, что должно произойти, не сообщил Святому Официуму! Что ж, этого я не узнаю никогда, ибо Швиммер даёт уже отчёт о своих делах пред Господом и Его Ангелами. Но трудно не заметить, что он сам виноват, пытаясь решить проблему своими силами, и даже не пытаясь довериться мудрости Инквизиториума. В конце концов, мы для того и существуем, чтобы меряться силами со злом, расследовать и карать проклятые ереси. Мы наблюдаем за спокойствием душ простых людей, и как больно было узнать в очередной раз, что те, кого мы всеми силами защищаем, не доверяют нам так, как должны бы.

Забавным, однако, казался мне тот факт, что Лёбе был убеждён, будто я обо всём прекрасно знаю, и именно поэтому приказал меня убить и решился поспешно свернуть все свои дела и удариться в бега (потому что не мог быть уверен, что я не оставил кому-то информацию). Ведь в ином случае взяла бы верх осторожность и купеческая хитрость, и не имея свидетелей своих зловещих поступков, он старался бы скрыть целое дело, признавая всё обычным похищением. В какой-то, следовательно, мере, хоть и весьма бессознательно, я посодействовал разоблачению подлого культа демонопоклонников. Я, правда, искренне признаю, что это было небольшим утешением…

Я не думал, что кто-то в Амшиласе будет в восторге от моего доклада, но не собирался ничего скрывать. Одно дело - представление неполных отчётов Его Преосвященству епископу Хез-Хезрона, и совершенно другое - попытка обмануть монахов и связанный с ними Внутренний Круг Инквизиториума. У меня было впечатление, что это не пошло бы мне во здравие, и я не был настолько глуп, чтобы даже пробовать подобные фокусы.

– Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное, - сказал я только с горькой насмешкой, думая о собственной нерасторопности.

Старый монах покивал головой, а потом отвернулся и исчез за дверями, находившимися за рабочим столом канцеляриста. Я вздохнул и вышел на коридор, где меня уже ожидал послушник, дабы указать мне дорогу к келье.

Меня ожидала тяжёлая ночь, которую я намеревался посвятить написанию доклада, как и был обязан. Я не сомневался, что рано или поздно меня ожидает справедливое наказание, но я знал, что приму его с соответствующим повиновением, преисполненный тоскливой радостью и страхом Божьим. Я осмеливался лишь иметь надежду, что Святой Официум позволит мне искупить вину и поручит мне выследить Ульрика Лёбе, чтобы потом привести его на допрос в Амшилас. Очевидно, купец должен был укрыться вдали от Хеза и изменить фамилию, но я знал также, что ничто и никто не может сравниться с терпеливой любовью Инквизиториума, которая рано или поздно найдёт случай вернуть каждого грешника в лоно нашей благословенной Церкви.

Я использовал своё влияние, чтобы поместить Илону в штаб-квартире хезского Инквизиториума, теоретически, чтобы она могла свидетельствовать о поведении своего отца, а на практике потому, что ей попросту некуда было идти. Тем не менее, такое положение дел не могло продолжаться вечно. Инквизиториум не ночлежка, где можно отдохнуть и переждать плохие времена.

С дочкой Лёбе я встретился в боковом крыле здания Святого Официума, в небольшой комнатке, которую ей выделили. Когда я вошёл, она сидела на кровати, грустная и бледная, уставившись невидящим взглядом в рассеянный свет дня, который падал из небольшого узкого окошка.

– Здравствуй, Илона, - сказал я.

Она повернулась ко мне, и я заметил, что страшные переживания высекли на этом красивом лице, чуть ниже глаз, глубокие морщины. О, любезные мои, не поймите меня неправильно. Илона была по-прежнему прекрасна, но красотой женщины, а не невинной девушки, лишённой забот и проблем.

– Здравствуйте, – вымолвила она бесцветным голосом. - Я ведь должна буду отсюда уйти, правда?

– Да, моя дорогая, - сказал я. – С этим я ничего не смогу поделать. У тебя есть какая-нибудь родня?

– Нет, я уже вам говорила. - Она пожала плечами. - Моя мать умерла при родах, братьев отца чума взяла... У меня был только он. А теперь у меня есть только то, что здесь. - Она посмотрела в сторону грифонов, вырезанных на сундуке, стоящем в углу комнаты.

– Украшения? Ценности? Посуда?

– Немного платьев. - Она покачала головой. - Немного безделушек. Может быть, хватит на несколько месяцев скромной жизни. Риттер советует мне поехать в столицу. – Она немного оживилась. - Он решил порекомендовать меня своим друзьям. Может быть, я смогу играть?

– Это тяжкий хлеб, Илона, - сказал я. - Тем более, если начинать без друзей и денег.

– Он сделал мне предложение, вы знаете, мастер? – Она улыбнулась мимолётной улыбкой, лишенной, однако весёлости.

– О! - Сказал я только, ибо начал уважать мастера Риттера сильнее, чем прежде. - И что ты ответила, если мне можно спросить?

– Я не люблю его, - сказала она просто. - Он... только друг.

– Мне неприятно это говорить, Илона, но если мы поймаем твоего отца, и если он будет осуждён Святым Официумом, что, даст Бог, скоро случится, то всё его состояние будет конфисковано Инквизиториумом. Таков закон.

– Я знаю, - ответила она...

Она подняла на меня глаза, полные слёз.

– Почему он так со мной? – спросила она. - Ведь я так сильно его любила. Я думала, что он заботится обо мне, переживает за меня. А была лишь словно свинья, которую нужно откармливать на убой, - добавила она более резким тоном, и я заметил, что она сжимает пальцами складки платья.

– Это верно, - ответил я, поскольку не собирался её утешать. - Но ты должна теперь научиться жить с этой мыслью. Если мы не можем чего-то изменить, мы должны с этим смириться. А прошлого, со всей определённостью, изменять мы не умеем.

– Вы найдёте его? – Спросила она, глядя теперь куда-то поверх моей головы.

– Конечно, - ответил я. - Не сегодня, так завтра, не в следующем месяце, так через два или через год. Официум терпелив и настойчив...

– Когда вы его найдёте... Просто спросите... почему...

Я кивнул, но откровенно говоря, мне не нужно было разговаривать с Лёбе, чтобы ответить на этот вопрос. Люди всегда жаждали бессмертия или хотя бы долгой жизни. Молодости, жизненных сил, богатства. И этой тщете бренного существования посвящали бессмертную душу. Они были достойны не только осуждения, но также, а может и прежде всего, жалости. Осуждение лежало в руках Всемогущего Господа, мы же могли предложить им лишь жалость и отправить их к престолу Господню дорогой необъятной, но полной любви боли.

– Я рассуждал, что мог бы для тебя сделать, - сказал я медленно. - И пришло мне в голову определённое решение.

– Какое? – Она посмотрела на меня без тени заинтересованности.

– Я знаю одну добрую женщину, она содержит дом, в котором можно встретить богатых купцов и дворян. Я думаю, что мог бы порекомендовать тебя ей...

– И что я буду делать?

– Привлекательно выглядеть, умно разговаривать, пить вино, флиртовать…

– Вы говорите о дома свиданий! - Она недоверчиво посмотрела в мои глаза и вдруг заплакала. - Вы действительно хотите такой участи для меня? Неужели я ничего не стою в ваших глазах? Может и так, - она продолжала рыдать, - потому что и в моих собственных я ничего не значу.