Меч ангелов (ЛП) - Пекара Яцек. Страница 64

Я низко поклонился и взял подмышку протоколы допросов. Последние слова епископа немного меня охладили, ибо его доброта могла быть столь же опасна, что и немилость. А может быть, даже опаснее.

– Приходи, когда будешь готов, – добавил он, когда я уже стоял у двери. – И расскажи, что ты обо всём этом думаешь. Ага, а тому, за дверью, передай, чтобы ждал, пока я его не позову.

– Конечно, Ваше Преосвященство.

За дверями каноник сидел на лавке и кипел от злости.

– Отец каноник, – сказал я мягко. – Его Преосвященство просит…

Каноник вскочил с места.

– …чтобы вы не двигали отсюда свою задницу, пока он не соблаговолит вас вызвать, – закончил я громко, и услышал еще один смешок писца.

Я вышел на лестницу, весьма довольный собой, и развернул пергамент. Епископ нацарапал несколько очень неразборчивых предложений, но зато хорошо была видна сумма, которую должен был выплатить казначей. И это было триста крон. Боже мой, триста крон! Его Преосвященство, вероятно, нездоров. Были времена, когда сумма в три сотни крон не произвела бы на меня впечатления, но в тот момент была словно избавление. Так уж оно есть, что в часы похмелья вы рады даже кислому вину, которое в моменты успеха трактирщику пришлось бы насильно лить в горло. К тому же, триста крон во все времена триста крон. На эту сумму в Хезе можно было прожить полгода (а скромно даже год), что означало, что ваш покорный слуга, по крайней мере, в течение следующего месяца будет иметь что есть и что пить, а может быть, даже погасит наиболее срочные долги. Щедрость епископа была действительно удивительна, и я надеялся, что это мои многодневные ожидания в канцелярии смягчили чёрствое сердце Его Преосвященства.

Я добрался до гостиницы, в которой арендовал комнату, стараясь избегать толпы. На самом деле, я не должен был бояться воров, но бережёного Бог бережёт. В конце концов, я мог нарваться на талант с золотыми пальцами, а потеря трёх сотен крон была бы для меня очень болезненна.

Корфис грелся на скамейке у гостиницы, подставляя лицо солнечным лучам.

– Работа кипит, – сказал я в качестве приветствия.

Он медленно открыл глаза.

– Мордимер. – Улыбнулся он. – Рано ты сегодня.

– Ну да, - согласился я. - Напомни: сколько я тебе должен?

Он раскрыл глаза ещё шире.

–Только не говори, что у тебя есть деньги! – почти крикнул он.

– Знаешь, Корфис, не все в Хезе должны об этом знать. – Я покачал головой. – Пойдём в мою комнату.

Мы поднялись по скрипящей лестнице. Номер, который я снимал, находился в конце коридора, к нему вели четыре крутые ступени. Двери были закрыты на надёжный замок, но по опыту я знал, что умелый взломщик очень быстро с ним справится. Так что в комнате находилось мало ценных вещей. Честно говоря, в ней вообще не было ценных предметов. Может быть, за исключением официального инквизиторского костюма: чёрного кафтана с вышитым серебром сломанным крестом, чёрного плаща и столь же чёрной шляпы с широкими полями. Но не думаю, чтобы нашелся смельчак, который украл бы мой мундир. В конце концов, за попытку выдать себя за инквизитора грозили наказания настолько суровые, что у любого наглеца могли вызвать дрожь в ногах. Кроме того, на полу громоздились книги, которые я получил в подарок от уважаемого мастера-печатника Мактоберта, а одна куча даже заменяла сломанную ножку от кресла. Кроме этого была только кровать, столик, стул, масляная лампа, сундук с одеждой на смену – вот и всё имущество бедного Мордимера. Я сел на стул, а Корфис уселся на кровати, которая опасно затрещала под его тяжестью.

– Мне выходит сорок пять крон, Мордимер, – сказал он.

– Откуда они выходят, приятель? – спросил я.

– Еда и напитки. – Он выставил узловатый палец с обломанным почерневшим ногтем. – Квартира. – Выставил второй. – Кроме того, уборка и стирка. – Выставил следующие два.

– Ох, Корфис, не нуди, – ответил я. – Я должен ещё тебя заставлять платить за то, что в этой грязной норе живёт инквизитор. У вас в последнее время были кражи или драки? Грунгал из „Лопнувшего Бочонка” даёт мне номер и питание бесплатно, я хотел было к нему переехать, но там полно крыс, а я не люблю, когда посреди ночи меня будят крысы. Грунгал говорит, что они просто хотят обнюхать кого-то нового. Жаль только, что странным образом органы обоняния у них расположены на зубах, а? – Я засмеялся над собственной шуткой.

Корфиса как-то не развеселило моё чувство юмора. Он сложил пальцы и вздохнул.

– Ты, Мордимер, всегда так всё повернешь, чтобы было по-твоему, – сказал он. – А знаешь ли ты, парень, сколько вина у меня вылакал? Я ведь тебе уже даже считаю всё по себестоимости!

У него не было шансов меня разжалобить. Тот, кто строит второй трактир, не заслуживает того, чтобы плакать над состоянием его кошелька. И, кроме того, вино в таверне слишком отдавало водой. Корфис на ходу подмётки рвал, несмотря на глуповатый внешний вид. Внешность может быть обманчива. Я вытащил из кармана две пятикроновых и один золотой дукат, то есть примерно половину того, что вначале затребовал Корфис.

– Держи, старик, – сказал я. – Может, разживёшься с моей потери.

Корфис скривился, но деньги взял. Попробовал дукат на зуб и улыбнулся.

– Пусть будет мне в убыток. – Махнул он рукой.

Когда он уже вышел, я решил немедленно приняться за чтение протоколов допросов. Уже вчера я заметил, что писец карябал как курица лапой, но, к счастью, в нашей преславной Академии Инквизиториума нас учили в числе прочего расшифровывать подобные каракули. В конце концов, мои учителя прекрасно знали, что писцы не раз и не два весьма охотно облегчали себе допрос бутылочкой вина или водки. Особенно, если во время следствия не было приглядывающего за ними инквизитора.

Я сел за стол, зажёг лампу и погрузился в чтение, зная, что я стал первым инквизитором, который имеет возможность ознакомиться с протоколом. Я читал, и по мере чтения мне становилось всё труднее и труднее поверить своим глазам. Я знал разные ереси, часть из них выявил сам, о части слышал из уст более или менее раскаявшихся грешников. Но я не ожидал, что ересь, когда-то обосновавшаяся в городке Гевихт, вернётся ко мне в самом Хезе. От мерзкого богохульства расходились всё более широкие круги.

– Господь наш, Иисус Христос, умер на кресте, чтобы искупить наши грехи… – сказал один из монахов.

„Возмущение среди допрашивающих”, отметил писарь на полях. И я не удивился, ибо сам был возмущён. Ведь у нас были многочисленные свидетельства, что Господь спустился с Голгофы и вместе со своими Апостолами вырезал пол-Иерусалима, как это не очень элегантно, но в соответствии с правдой, сформулировал когда-то печатный мастер Мактоберт. „Не мир я вам принёс, но меч ”, – сказал Господь, и он был совершенно прав, ибо толпа, освободившая Варавву, заслуживала только того, чтобы даровать им быструю смерть.

– …и тогда в его тело вошёл, – продолжил еретик, – ложный Христос, Зверь о Девяти Головах, который вместе с обманутыми Апостолами воцарился в Иерусалиме…

„Возмущ”, а потом только каракули – только и успел записать дознаватель. Затем приписка: „по истечении двух молитв допрос возобновился”. Интересно, что они делали во время этого перерыва? – задал я себе вопрос. Били допрашиваемого? Это было бы очень непрофессионально, но кто знает? Я посмотрел на список присутствующих при допросе. Четыре человека: председатель суда отец каноник Одрил Братта, судебный писец Зигмунд Хаусманн, мастер-палач Фолкен. Четыре? А куда делся четвёртый? Я внимательно осмотрел пергамент, но на нём не было следов скобления, замазывания или подчистки. Эта деталь должна была избежать внимания читающих протокол. Кроме того, что могла означать приписка: „возмущение среди допрашивающих”? Вы не представляете, наверное, что палач Фолкен мог быть назван допрашивающим, или что это мог написать о себе судебный писец, который вообще не имел права задавать вопросы обвиняемым. Из этого следовал один вывод: кто-то сопровождал отца каноника. Но кто был этот четвёртый человек, и почему его имя не указано в протоколе?