Охотники за Костями (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 138

Паран потрогал рукоять меча у пояса, затянул ремень шлема. — Я не так слеп, как вы считаете. — Он поглядел на город и натянул поводья. — Скачите рядом, Ното Свар.

— Капитан, ворота выглядят закрытыми, и крепко. Нас не ждут.

— Плевать на клятые ворота. — Паран пришпорил коня.

Ното Свар бросил взгляд за плечо: там сотнями собрались солдаты, они смотрели вслед. — Боги… ну почему я не среди них? — прошептал он.

И поглядел на капитана Добряка. Он однажды спустил невинного человека с парапета башни. "А теперь проделывает то же со мной!"

Однажды ее послали ловить младшего брата, выслеживать его по городу — о, он знал, что она идет за ним, знал, что она способна схватить его за тощую лодыжку, подтащить к себе и вытрясти мозги из черепа. Пришлось ей побегать той ночью! Ему было десять, и он успел выйти из — под контроля. Глаза, блестящие словно смоченные слюной мраморные шарики, зубы белые словно волчьи клыки, мосластые ноги, шаловливые ручонки… Непоседливый злыдень.

Он собирал… кое-что. Тайно. Пряди волос, обрезки ногтей, гнилые зубы. Со всех членов семейства, весьма обширного. Сорок два человека, если считать четырехлетнюю Минаралу. Он ее посчитал, выродок. Безумец менее изобретательный удовлетворился бы изготовлением полчища мерзких кукол, над которыми измывался бы, причиняя родне незначительные, но хронические страдания и питая ненасытимую злобу… однако братец, понятное дело, видел более обширное поприще для своей подлости. Не удовлетворяясь человекоподобными куклами, он сделал из палок, веревок, соломы, шерсти и рогов стадо овец. Сорок две головы. Запер их в ограде из прутиков, подобранных во дворе поместья. Затем он вырвал себе молочный зуб, обточил в подобие волчьего клыка и соорудил для себя волка из клочков меха. Кукла была такого размера, что могла проглотить тех овец в единый кус.

Использовав извращенную магию, он поместил волка в стадо.

Вопли и стоны оглашали всю ночь несколько домов города — жильцов терзали кошмары, вонь ужаса и овечьей шерсти, стук копыт, отчаянные попытки спастись от когтей и клыков громадного рычащего волка, бегство… Зверь вволю потешился над каждым. Ох, ей еще долго не забыть тех мучений.

В течение следующего дня дяди, тети, племянники и все остальные собрались, бледные и дрожащие, и поняли, что разделили один и тот же кошмарный сон. Не сразу, но сумели они осознать и причину этих кошмаров. Разумеется, причина уже успела сбежать и спрятаться в одном из бесчисленных логовищ. Она намеревались отсиживаться там, пока не утихнут гнев и раздражение близких.

Когда преступления совершают малолетние дети, их родственники обычно сменяют гнев на простую озабоченность. Но это касается обычных детей, нормальных детей; а Бен Адэфон Делат зашел слишком далеко. Опять.

Торахвель Делат получила задание выследить брата и осуществить подобающее наказание. Она быстро придумала кару. Содрать шкуру! Овцы, вот как? Она захватила волчью куклу, намереваясь использовать ее для жестокой пытки. Она не так талантлива, как младший братец, и уж конечно не так изобретательна… но она сумеет превратить существо в подобие поводка и следовать за братом, куда бы тот не бежал.

Ему удавалось держать дистанцию весь день и всю ночь; но за звон до рассвета она поймала его на крыше в аренском квартале Прелид. Выхватила из кармана куклу волка и с силой развела ее задние ноги.

Братец упал на спину и тут же перевалился на живот. Он визжал и смеялся, и насмешка чуть не заставила ее оступиться. Торахвель еще сильнее вывернула волчьи ноги.

Немедленно упав на плоскую крышу. Бедра словно загорелись.

Брат все вопил, но и смеялся одновременно.

Задыхаясь и моргая, она в первый раз рассмотрела куклу. Было еще темно, но все же ей удалось понять, что тельце волка обернуто куском меховых панталончиков — ее белья, пропавшего неделю назад с веревки; природу твердой внутренней части куклы она предпочла не разгадывать.

Он знал, что она побежит за ним. Знал, что она отыщет кукольное стадо в дворике. Знал, что она догадается использовать волка, ставшего вместилищем его анима и так беззаботно брошенное. Он знал заранее… всё.

В ту ночь, перед рассветом, Торахвель решила, что будет ненавидеть брата до скончания дней. Страстно, яростно, выжигая в себе все земное.

Легко ненавидеть умных, даже если они оказываются родичами. Особенно родичей.

Вернуться от воспоминаний к нынешней жизни оказалось нелегко: ее отвлекала навязчивая мысль о том, что она попала в кошмарный сон, из которого уже не выбраться.

Брат давно уже не дергается на крыше, задыхаясь от хохота. Тогда он быстро распустил узлы заклинаний на кукле, прекратив боль. Ее брат, жив они или мертв — куда вероятнее, что мертв — находился очень далеко. И всем сердцем желала она, чтобы он оказался рядом.

Бормоча как безумный попрошайка, Бридток сидел справа от нее за гранитным столом, руки с длинными ногтями переставляли столбики золотых и серебряных монет. Он искал способ классифицировать их, но, вполне очевидно, не преуспевал в своей затее. Денежные сундуки храма Полиэли оказались бездонными — как им довелось понять, в самом буквальном смысле. Как бы глубоко не запускали они руки в их ледяные недра, там оказывались новые слои золота и серебра, всех видов и сортов. Продолговатые слитки, золотые зубы, пустотелые шары, браслеты и кольца, свитки шелков с золотой вышивкой, такие маленькие, что умещаются в ладони; монеты квадратные, треугольные, трубчатые, дырчатые, в виде полумесяцев; искусно гравированные коробочки, цепочки, бусины, даже литейные формы. Ни одно изделие не было знакомо собравшимся — и запертым — в Г'данисбанском храме сумасшедшей, устрашающей богини. Торахвель и понятия не имела, что в мире столько языков. Надписи на монетах — буквы вроде рисунков, строчки, идущие наискосок, вертикально или по спирали, знаки из крошечных точек.

Они из других миров, настаивал Бридток. Более привычные деньги можно найти в комнате за алтарем. Целая комната, забитая проклятым золотом. В одной этой комнатушке сложена казна, достойная империи. Наверное, он прав. Первые же слухи о чуме помогли ускоренно пополнить запасы Храма. Однако старика больше всего интересовали иноземные монеты. Они стали навязчивой идеей. "Каталог Королевств", утверждал он, станет вершиной науки.

Странно выглядит научный уклон в человеке, так пропитавшемся амбициями властолюбия, что они кажутся единственной причиной, по которой он еще дышит, по которой стучит злобное сердце.

Он распускал так много слухов о своей смерти, каждый год новых; чтобы отвадить охотников, утверждал он. Ей думалось: ему просто — напросто нравится собственная изобретательность. Из собравшихся идиотов — заговорщиков Бридток был, похоже, самым ярким. Ни Септуне Анабин, ни Средал Пурту не вдохновляли на доверие или уважение. Что до Срибина… ну, Срибин вообще стал неузнаваем.

Похоже, такова судьба тех, кого Серая Богиня выбрала в любовники. Утомившись прогнившей, бормочущей тварью, которой стал Срибин, сучка выберет следующего из запаса изнемогающих от ужаса узников. Мужчину, женщину, ребенка или взрослого — Полиэли это не важно.

Бридток настаивал, что культ Ша'ик возродился и стал гораздо, гораздо возвышенней прежнего. Где-то там стоит Город Павших, в нем обитает новая Ша'ик; Серая Богиня собирает для нее урожай безумных калек. В их понимании все смертное принадлежит горю и нищете, близнецам чрева Полиэли. А еще где-то, смутно различимый в серых миазмах хаоса, таится Увечный Бог, кашляет и извивается в цепях, укрепляя нечистые союзы.

Что знала Торахвель о войне богов? Ей было бы все равно, если бы не ужасное влияние войны на ее жизнь, ее личный мир.

Младший брат ступил на неверную тропу; теперь на другую, но тоже неверную тропу ступила она сама. Надежды нет.

Бормотание Бридтока внезапно прервалось вздохом. Он привстал в кресле, глаза его расширились.

По телу Торахвель прошло содрогание. — Что такое? — спросила она.