Охотники за Костями (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 136

Кулат сказал, сражаясь с камешками во рту: — И в этом проблема, о Высочайшая.

Фелисин моргнула. Она прослушала… — Что? Какая проблема?

— Этот Носитель, пришедший с юго-востока. С собаками, покорными лишь ему.

Она разглядывала Кулата, старого уродца, обнаружившего в последнее время склонность с сексуальным томлением говорить о вине — как будто слова стали для него наивысшим из удовольствий, заменяли само пьянство.

— Объясни.

Кулат пососал камешек, проглотил слюну. — Погляди на бутоны, о Высочайшая, на бутоны болезни, на множественные Уста Синего Языка. Они уменьшаются. Они высыхают и отпадают. Он сам так сказал. Они уменьшились. Этот Носитель в один несчастный день перестанет быть носителем. И потеряет полезность.

"Полезность". Она посмотрела на паренька внимательнее, увидев суровое, угловатое лицо преждевременно постаревшего мужчины, ясные глаза, слишком большие для этой ссохшейся оправы. Может быть, он откормится — пищи у них стало предостаточно. Юнец, готовый стать взрослым. — Он останется во дворце.

Глаза Кулата расширились: — О Высочайшая…

— Я сказала. Открытое Крыло, где стойла и дворики. Он найдет там место для собак…

— О Высочайшая, есть план превратить это крыло в твой личный сад…

— Не перебивай меня больше. Я сказала.

"Мой личный сад". Мысль понравилась ей, и рука потянулась за кубком. "Да. Я увижу, как он растет".

Занятая приятными мечтами Фелисин не заметила, как омрачилось лицо Кулата. Он поклонился и ушел.

У мальчика есть имя, но она даст новое. Более соответствующее ее видению грядущего. Она тут же улыбнулась. Да, его будут звать Крокус.

Глава 15

От Ното Свара пахло мазью и склепом. Ротный хирург, родом из Картула, бывший жрец Солиэли, долговязый, тощий и сутулый, стоял и ковырял в нездорового вида зубах рыбьей косточкой. Он так увлекался этим занятием, что успел прокопать канавку вокруг каждого зуба, отчего улыбка его походила на ухмылку черепа.

За все время общения с капитаном Параном улыбка впервые появилась на желтом лице; Паран тут же почувствовал, что одного раза более чем достаточно.

Целитель казался погруженным в раздумья и утомленным жизнью. — Не могу сказать наверняка, капитан Добряк, — выдал он наконец.

— Что именно?

Мутные глаза под спутанными прядями блеснули серым. — Ну, э, вы же задали вопрос?

— Я не задал вопрос. Я отдал приказ.

— Так точно. Я так и сказал.

— Я приказал отойти.

— Капитан, Верховный Кулак очень болен. Вы не получите пользы, потревожив умирающего. А вот подхватить ужасную заразу сможете.

— Нет, я не заражусь. А умирание — как раз та проблема, которую я пытаюсь решить. Я желаю видеть его. Вот и все.

— Капитан Чистая Криница…

— Лекарь, капитан Чистая Криница больше не командует. Я командую. Отойдите с дороги, или я назначу вас промывать кишки лошадям. Учитывая плохое питание, они…

Ното Свар смотрел на косточку. — Я отмечу это в журнале. Капитан Добряк, я являюсь главным лекарем, и возникают некоторые сомнения о главенстве. В нормальных обстоятельствах мой ранг выше капитанского…

— Обстоятельства у нас ненормальные. А я теряю терпение.

Выражение мягкого неудовольствия. — Да, я слышал о том, что бывает, когда в теряете терпение. Даже когда вы неправы. Должен напомнить, что лечить сломанную челюсть капитана Чистой Криницы предстоит мне. — Он сделал шаг в сторону от шатра. — Прошу, капитан. Всегда вам рады.

Паран со вздохом миновал хирурга и откинул полог.

Полутьма, воздух густо напоен благовониями, которым не удается скрыть вонь разложения. В первой комнатке четыре лежака с командирами, из которых только двое знакомы Парану. Они спят или без сознания, руки и ноги раскиданы по пропитанным потом матрацам, шеи раздуты от бубонов, дыхание напоминает хриплый хор висельников. Потрясенный капитан поскорее прошел во внутреннее помещение, занятое кулаком.

Его тело едва виднелось сквозь спертый, пыльный воздух. Паран подумал, что Даджек Однорукий уже мертв. Старческое бескровное лицо покрылось пурпурными кровоподтеками, закрытые глаза залепила слизь. Распухший, цвета аренской стали язык высунут изо рта, губы высохли и потрескались. Кто-то, вероятно, Ното Свар, покрыл шею Даджека смесью глины, пепла и грязи; она засохла, охватив шею подобием рабьего ошейника.

Но через миг капитан услышал тяжелый вдох, неровный и слабый, заметил содрогания грудной клетки. Воздух со свистом вышел из легких.

"О боги! Этому человеку не дожить до утра!"

Капитан сообразил, что у него немеют губы и ухудшается зрение. "Эта чертова кадильница… д'байанг…" Он постоял еще полдюжины ударов сердца, смотря вниз, на высохшее тело величайшего из живых полководцев Империи, и резко отвернулся.

Два шага по внешней комнате — и его остановил хриплый голос: — Кто ты, во имя Худа?

Паран поглядел на заговорившую. Она привстала в постели, сумев бросить взгляд на капитана. Темная кожа, однако тело без поджарости, свойственной жителям пустыни; большие, очень темные глаза, черные прямые волосы, коротко обрезанные, но выдающие природную курчавость. Круглое лицо от страданий припухло, отчего глаза глядели словно из ям.

— Я капитан Добряк…

— К Бездне ты Добряк. Я служила с ним в Натилоге.

— Ну, это обескураживающая новость. А вы?

— Кулак Руфа Бюд.

— Новое назначение, я не слышал о вас. Даже не могу сообразить, откуда вы родом.

— Шел — Морзинн.

Паран нахмурил лоб. — Запад Немила?

— К юго-западу.

— И как вы попали в Натилог?

— Проклятие! Дайте воды, во имя Худа.

Паран начал озираться, нашел бурдюк и подал женщине.

— Вы дурак, — пробормотала она. — Явиться сюда… Теперь вы умрете вместе с нами. Не могу пить, влейте в рот.

Он вынул пробку и наклонился. Женщина закрыла прекрасные, сверкающие глаза, запрокинула голову и открыла рот. Трещины на шее открылись, сочась густой жидкостью. Капитан сжал бурдюк, стараясь, чтобы вода попадала в горло.

Женщина жадно глотнула, закашлялась.

Он отодвинул бурдюк. — Довольно?

Она с трудом кивнула и снова закашлялась, бранясь на неведомом языке. — Проклятый дым. Рот немеет, даже непонятно, глотаешь ты или не глотаешь. Едва сомкну глаза, д'байанг насылает грезы. Как от Красного Ветра.