Смерть волкам (СИ) - Чеблакова Анна. Страница 178

Это была тяжёлая, обитая железом дверь на маленькой площадке, к которой из коридора вела узкая лестница. Оба поднялись по ней. Здесь на стене висел один фонарь в железной решётке, и в его жёлтом свете всё казалось резким и неестественным.

— Оборотни выломают эту дверь, — сказал Рэйварго.

— Мы не можем её заваливать. Это единственный выход на случай, если оборотни прорвутся внутрь ратуши. Я отправлю в коридор группу парней, когда они подойдут совсем близко, — ответил Тьяррос.

— Это будет ловушка.

— Для оборотней.

— Всё это можно предотвратить…

— Было бы можно, если бы Кривого Когтя пристрелили, когда надо, — сурово оборвал его Тьяррос.

Рэйварго слишком устал, чтобы спорить.

— Зачем вы меня сюда привели? — спросил он.

— Дай мне свой пистолет, — велел мэр. Рэйварго завёл руку за спину и сжал рукоять. Потом вытащил оружие и протянул его вперёд.

Тьяррос взял пистолет. На секунду Рэйварго подумал, что сейчас мэр застрелит его, но тот просто повертел пистолет в руках и поднял глаза:

— Это «Шторм» 1990-го. Хороший ствол, хотя и староват. «Рог» будет получше, хотя патроны для них требуются одинаковые. У тебя есть серебряные пули?

— Нет.

— Так я и думал.

«Зачем тогда спрашивал», — подумал Рэйварго. В это время Тьяррос приподнял свой жилет и Рэйварго стал виден патронташ на его поясе. Пальцы Тьярроса вытащили оттуда два серебряных патрона. Рэйварго забеспокоился.

Тьяррос вытащил барабан пистолета и вынул из него две свинцовые пули, заменив их серебряными. Вернув барабан на место, он протянул его Рэйварго дулом вперёд. Во второй руке он держал большой ключ, поблёскивающий в свете фонаря.

— Ты знаешь, что делать, — сказал он железным голосом. — Полчаса туда, полчаса обратно. И две минуты на исполнение.

Рэйварго взял пистолет, поставил его на предохранитель и неторопливо убрал за пояс. Его руки не дрогнули.

— Почему я? — спросил он.

— Потому что так надо. Они должны умереть, Рэйварго. Так будет лучше и для города, и для тебя.

— Для меня?

— Ты видел лица людей в зале? — спросил в лоб Тьяррос. — Половина из них считает тебя предателем. Если ты переживёшь эту ночь, ты станешь никем. Твоя репутация полетит к чёрту. Если тебе плевать на себя, подумай об отце. Убей их, Рэйварго, и я обещаю: тебя запомнят не как предателя, а как человека, исполнившего свой долг.

«Мой долг…» Рэйварго положил ладонь на рукоять пистолета и на секунду прикрыл глаза. Он вспомнил, как они вместе тащили его вверх, вытаскивая из-под грозивших раздавить камней. «Мой долг — это защищать их, тупая ты башка».

— А если я откажусь? — услышал он собственный голос.

— Тогда поверь мне, — голос Тьярроса был похож на чугун, такой же холодный, тяжёлый и безжизненный, — тебе не придётся переживать из-за своей репутации, потому что я сам убью тебя.

После этого он открыл дверь.

Какое-то время они стояли и смотрели друг на друга, потом Рэйварго вышел наружу. Спустя секунду дверь за ним захлопнулась.

Он посмотрел на опустевший город, мгновенно ставший чужим и неприветливым. Закат уже почти померк, запад стал из красного бледно-розовым, как мякоть недозрелой земляники. Рэйварго взглянул на тяжёлую, будто набухшую, луну и быстро зашагал вперёд. Каждый шаг отдавался в его ушах громким шумом. Иногда Рэйварго нервно оглядывался через плечо, хотя и понимал, что никто не станет его догонять. Постепенно он ускорял шаг, а потом вообще бросился бежать.

Меньше чем через несколько минут запад из розового стал бледно-голубым, а всё остальное небо залилось густой синевой. Не было слышно пения птиц, лая собак, мычания коров — если не знать, что все животные и птицы покинули окрестности, и не видеть чистого, как стекло, неба, то можно подумать, что начинается небывалая гроза.

Впрочем, было ещё кое-что, что отличало сегодняшнюю грозу от обычной: не было духоты. Жара спала, и с юга дул свежий ветер. Рэйварго предпочёл бы северо-восточный ветер, со стороны Лесистых гор и моря. Конечно, запахи соли и хвои, напитавшие его в начале пути, по дороге растаяли бы, сменившись запахом пыльных пространств и цветущих медленных рек — но это было бы гораздо лучше того запаха, который принёс южный ветер: гарь, пепел и кровь от поруганного и убитого Намме.

Через несколько минут он добежал до склада боеприпасов и остановился, прислонясь к стене. Переводя дыхание, он посмотрел на луну и почувствовал, как по его спине пробежал холодок, словно кто-то провёл куском льда по ложбинке между лопаток. Он попытался представить себя на месте тех, кто сейчас так же смотрит на луну и с замиранием сердца ждёт боли, предшествующей перевоплощению, и не смог.

Окна были слишком высоко, но Рэйварго подтащил к стене ящик, на котором сегодня утром выступал человек из правительства. Гевер, вот какая у него фамилия, вспомнил он, карабкаясь на ящик.

Внутри склада было темно. Патроны кое-где лежали прямо на полу. Рэйварго набрал их полные карманы, торопясь изо всех сил. В одном из ящиков лежали оставленные защитниками пистолеты, их было совсем немного. Рэйварго вытащил оттуда, не глядя, два ствола, и полез обратно.

Сумерек не было, как и всегда летом в этих местах. Темнота сгустилась быстро, как будто кто-то огромный набросил платок на невидимую клетку, в которой находились они все — Рэйварго, Октай, Веглао, люди и оборотни.

Рэйварго поспешил дальше. Вот те улицы, по которым он шёл сегодня утром вместе с отцом. Кажется, что это было так давно! Он дошёл до тюрьмы. К тому времени уже совсем стемнело. Луна из дымчато-голубой превратилась в белую, как снег, как жемчуг. Как же она прекрасна! Какая чудесная ночь! Почему ему не страшно?

И тут он услышал крики.

Далёкие крики, стоны и вопли. Волосы на голове зашевелились от волнения, дыхание на секунду перехватило. «Надо идти», — подумал Рэйварго, но не смог сделать ни шага — просто стоял и слушал.

Крики сменились воем, отдалённо похожим на волчий, но гораздо более громким и злобным. В этот момент Рэйварго ощутил наконец ужас — только что он слышал людей, а спустя миг это были уже не люди.

Горизонт зашевелился, задрожал, и, присмотревшись, Рэйварго увидел оборотней. Бежавшие с огромной скоростью, они выглядели отсюда совсем маленькими, не больше мышей. Он отступил на несколько шагов, а потом, словно очнувшись, бросился к воротам тюрьмы.

2

— Где, чёрт возьми, Рэйварго? — проговорила Веглао напряжённым, срывающимся голосом. Она кружила туда-сюда по камере, сжимая и разжимая кулаки, притоптывая старыми ботинками, похрустывая пальцами. Октай, сидя на своей койке, угрюмо глядел в пол. Услышав голос Веглао, он поднял голову и обжёг её мрачным взглядом:

— Да не нервничай ты так! У меня и так сердце не на месте, и ты ещё тоже… Если бы Рэйварго мог, он бы давно уже пришёл. Ты когда-нибудь пробовала вытаскивать кого-нибудь из тюрьмы?

— Можно подумать, ты пробовал, — огрызнулась Веглао, с размаху садясь на койку. — Если он придёт слишком поздно…

— Нет, — твёрдо сказал Октай. — Он не придёт слишком поздно. Он что-нибудь придумает, я уверен.

Пока Донирет готовился к битве, а оборотни Кривого Когтя ожидали ночи, Веглао и Октай предавались единственному занятию, на которое они сейчас были способны. Они спали. Последние несколько дней поспать как следует им никак не удавалось, а впереди их обоих, они это чувствовали, ожидало много такого, к чему нужно прийти отдохнувшим и набравшимся сил. Октай спал тяжёлым и глубоким сном, вытянувшись на своей койке, но Веглао проспала от силы час. Оставшееся время она сидела, скрестив ноги и опершись о колени локтями. Мыслей было слишком много, они толкались и пихались между собой, и если какая-то и занимала измученную голову Веглао на короткое время, её тут же сменяла другая.

Она велела себе не ругать себя больше за то, что не смогла убить Кривого Когтя там, в пещере; что было, то прошло, прошедшего не исправишь. Она так же велела себе не надеяться на то, что Тальнар понял её слова — он и раньше был не особенно храбрым, а жизнь в стае Когтя окончательно вышибла из него остатки решимости, и Веглао даже не могла представить себе, что Тальнар и в самом деле нападёт на своего вожака. А ещё она велела себе немедленно, непременно, прямо сейчас придумать, как им вырваться из тюрьмы, пока не стало слишком поздно. И ничего из этого у неё не получалось.