Смерть волкам (СИ) - Чеблакова Анна. Страница 179
Солнце опускалось за горизонт, пятно его света медленно поползло с пола на дверь, с двери на потолочную балку. С каждым часом Веглао волновалась всё сильнее. Волнение придавало ей сил, но в этих силах ощущалась какая-то болезненная напряжённость. Её усталость никуда не делась, она просто была загнана куда-то вглубь. Веглао казалось, что она слышит у себя в голове тихий, усталый голос: «Ну хорошо, я пока не буду высовываться… раз ты настолько глупая, или храбрая, не знаю уж, как это назвать, и не хочешь отдохнуть хоть немного, я пока не буду напоминать о себе… сделай всё, что ты хочешь сделать — если сможешь, конечно…»
По ощущениям Веглао, прошло не меньше шести часов, когда Октай наконец проснулся. Он вздохнул и повернул голову. Глаза у него слегка заплыли. Веглао в это время всё ещё сидела на своей койке, глядя воспалёнными глазами в никуда. Волнение, усталость, бешенство от собственного бессилия, донимавшие её последние несколько часов, вот-вот должны были достичь пика. Вскоре она соскочила на пол и принялась ходить туда-сюда, разминая мышцы. Тогда-то и произошёл вышеупомянутый диалог.
В самой его середине их прервал звук шагов из коридора. Оборотни притихли. Через некоторое время послышался звук ключа, поворачивающегося в замке, и дверь их камеры приоткрылась.
На пороге стоял Ринорс. Его голубые глаза смотрели на оборотней испуганно, раздражённо, но и с любопытством, и даже, возможно, с сочувствием.
— Я ухожу в ратушу, — сообщил он. — Вас запру здесь.
— Конечно, — кивнула Веглао, глядя на него глазами послушной школьницы. Октай изумлённо вытаращился на неё. Ринорс тоже посмотрел с каким-то недоверием.
— Кривой Коготь хочет прибить меня не меньше, чем я его, — честным голосом сообщила Веглао Ринорсу, — поэтому в тюрьме нам будет безопаснее. Сегодня ночью, по крайней мере. Кхе-кхе! — она вдруг закашлялась, согнувшись и прижимая руки ко рту. — Вы уж простите… простите меня, я болею.
— Болеешь? — настороженно переспросил Ринорс, отступая на полшага. — Чем ты болеешь, скажи на милость?
— Не знаю, — пожала плечами Веглао. — Что-то с лёгкими. Временами ужасно болит. Знаете… в одной из наших сумок лежит фляжка из алюминия. В ней у меня лекарство. Вы не можете меня выпустить, я понимаю, но, пожалуйста, принесите мне фляжку, ладно?
Ринорс постоял, обдумывая эту просьбу, потом молча вышел и закрыл дверь. Октай посмотрел на Веглао, его глаза поблёскивали, как острия двух синих кинжалов:
— Мы можем напасть на него сейчас. Запрём его самого в этой дурацкой камере, а сами выйдем наружу, заберём зелье, найдём оружие.
Веглао покачала головой:
— Его ждут в ратуше. Если он не придёт, все поймут, что мы сбежали.
— Ну и что? Им сейчас не до нас. Делать им нечего, только ловить нас и снова совать в эту тюрьму.
— Вот-вот, — кивнула Веглао. — Если они узнают, что мы сбежали, они не станут нас сажать. Они просто отправят кого-нибудь в город, чтобы он нашёл нас и пристрелил на месте, пока мы не убежали к Кривому Когтю.
Октай ничего не успел ответить — а может, он и не собирался отвечать. Дверь снова открылась, и Ринорс протянул внутрь камеры руку с фляжкой.
— Спасибо! — с воодушевлением воскликнула Веглао, сопроводив свои слова выразительным покашливанием. — Спасибо вам большое!
Ринорс что-то буркнул в ответ и скрылся за дверью. А потом в окошечко в двери упали два ножа.
— Это на случай, если оборотни нападут на вас, — донеслось до них.
Через некоторое время вдалеке лязгнул замок входа в тюрьму, и ребята остались одни во всём здании.
— Ну и что ты думаешь делать? — спросил Октай.
— Когда придёт время, я выпью зелье, — ответила Веглао, задумчиво покручивая пальцами крышечку фляжки.
— Мы выпьем зелье, — поправил ей Октай, но Веглао покачала головой:
— Нет, его буду пить только я. А ты превратишься и выломаешь двери.
Октай потерял дар речи.
— Это же верная смерть! — воскликнул он. — Ты хоть понимаешь, как это опасно?
— Я всё равно останусь оборотнем, хоть и не превращусь. А в полнолуние ты всегда слушаешься меня. Думаю, этого хватит. И только мы выберемся, я дам тебе зелья. Ты же знаешь, мы всегда хотим его выпить.
— Веглао, — в голосе Октая звучало сомнение, и такое же сомнение было в его глазах, — ты думаешь, это сработает?
— Да, я так думаю, — сказала Веглао, нисколько не покривив душой.
3
Когда превращение началось, Веглао не оставалось ничего, кроме как смотреть на это. Она могла бы отвернуться к стене, но чувствовала, что не должна этого делать. Пришлось ей наблюдать процесс до конца и впервые за долгое время вспомнить своё первое полнолуние. Вот так это выглядит со стороны. Вот так она когда-то металась по полу, вот так её кровь брызгала по сторонам, вот так напрягались жилы на шее. Ригтирн был вынужден смотреть на всё это — да, она помнила, как он стоял на полу на коленях, схватившись за перила лестницы, каким он был бледным и перепуганным, насколько младше казался своих лет. Боль в сердце, костях, мышцах была невероятной, но она боялась уже не за себя, а за него, и обрывки его имени вылетали из её губ — он, наверное, думал, что она зовёт его на помощь, а она прогоняла его, молила, чтобы он уходил и побыстрее. Но всё это было до того, как весь мир превратился в чёрно-белые тени, а её брат — в приготовленную на заклание жертву.
Октай — нет, уже не Октай — подступил к ней на шаг. Всего на один шаг, но оборотень был таким большим, что тут же приблизился к ней вплотную. Веглао пришлось отступить к стене так близко, что она сквозь одежду чувствовала исходящий от неё сухой жар нагретого кирпича. За всё то время, что они знали друг друга и превращались вместе, она ни разу не замечала, насколько он тёмен. Его шерсть была почти чёрной, гораздо темнее его волос. Васильково-синие глаза налились тусклой желтизной. Веглао сделала глубокий вдох через нос, глядя в глаза оборотня. Ей нечего бояться. Вокруг — стены камеры, а не тёмный лес, и ей больше не тринадцать лет.
— Октай, — услышала она собственный тихий голос, — выломай дверь.
Октай продолжал смотреть на неё. А вдруг он не станет её слушаться? Вдруг он сейчас нападёт на неё, как нападал на ребят из ликантрозория? Хуже всего было то, что Веглао понимала: на его месте она бы не стала слушаться, а просто напала бы.
— Выломай дверь, Октай, — сказала она снова, выбрасывая из головы все посторонние мысли. Октай придвинулся на полшага вперёд, от него пахло звериной шерстью. От Тальнара в эту ночь пахло так же. Веглао захотелось зажмуриться, но она продолжала глядеть Октаю в глаза, снова и снова приказывая ему отвернуться от неё, подойти к двери и сорвать её с петель.
Это было сложно, всё равно что взбираться на крутой холм с тяжёлыми вёдрами в руках и привязанными к ногам гирями. Веглао не знала, сколько времени прошло. Она заставляла его, и заставляла, и заставляла. Его зубы почти касались её лица, на губах чувствовалось горячее дыхание. А потом он подчинился — неохотно и медленно. И в тот момент, когда он повернулся к двери, Веглао смогла перевести дух.
— Ломай дверь, — сказала она. Октай поднял переднюю лапу и поскрёб ей железо.
— Ломай её. — Октай снова начал скрестись, уже двумя передними лапами, приподнявшись на задние. Он слегка порыкивал от недоумения. Веглао сделала шаг вперёд:
— Сломай её, Октай!
Зверь с рёвом бросился на дверь всем своим весом. Она нисколько не поддалась. Октай отскочил от неё и снова набросился, его когти визжали, сталкиваясь со сталью. Он всё больше ярился, и скоро приказы были уже не нужны — Веглао оставалось только увиливать от него, когда он кружил по камере, прежде чем снова накинуться на дверь. С каждым разом удары становились всё сильнее.
— Давай! — крикнула Веглао. — Ты же разрывал решётку, она из того же грёбаного железа, так давай же, выломай эту дверь, выломай её ко всем чертям!
Октай ответил воем. Дверь тряслась под мощными ударами его лап. И тут Веглао услышала из-за неё звуки, от которых сердце у неё на миг остановилось, и вся кровь хлынула к нему от похолодевших рук и побледневшего лица.