Хроники Сергея Краевского (СИ) - Архиповец Александр Александрович. Страница 27
Не желая более ждать, собравшись с силами, он бросился в бой.
‑ Несравненная Таис! У Ваших ног не принц, а просто влюбленный юноша. В Вашей власти сделать его самым счастливым на свете или погубить. Вершите свой суд! ‑ и он опустился перед де Трай на одно колено. Не смея поднять взгляд, застыл в ожидании приговора.
Молчание затянулось. Так и не услышав ответа, Ригвин робко посмотрел на Таис. Девушка стояла, прикрыв глаза рукой, ее плечи вздрагивали.
‑ Что с Вами, любовь моя? Неужели я Вас невольно обидел? ‑ вскочив на ноги, воскликнул Ригвин.
Де Трай, вздрогнув, отшатнулась, остановила влюбленного протянутой ладонью и размазывая слезы по лицу (на котором сегодня не было румян), едва слышным, срывающимся голосом произнесла:
‑ Ваше Высочество... Я... я горда тем, что смогла привлечь Ваше внимание... зажечь огонь любви и страсти. Не скрою, с первых мгновений нашей встречи я... я полюбила Вас. Для простой, бедной девушки было бы счастьем разделить Ваши чувства. Вверить свою судьбу и жизнь... Я же сделать этого не вправе, я недостойна Вас. ‑ Таис вновь закрыла глаза руками. С трудом подавив рыдания, продолжила: ‑ Скоро Ваше Высочество горько пожалеет о том, к чему сейчас так страстно стремится. И не доведи Бог, станет меня проклинать. А я... я этого не переживу! Великодушно пощадите несчастную девушку! И де Трай рухнула к его ногам.
Ригвин смертельно побледнел, в мозгу рождались картины одна страшней другой. Склонившись к ней, принц изменившимся до неузнаваемости голосом прохрипел:
‑ Откройте мне свою тайну... Наконец, я приказываю, говорите!
Таис, выдержав паузу, смиренно‑печально произнесла:
‑ Пусть будет так! Лучше Вы узнаете правду от меня, чем из дворцовых сплетен. Обещайте больше не терзать мою душу и строго не судить. Я уже и так наказана судьбой. Обещайте! ‑ И, не давая принцу вставить слово, быстро продолжила: ‑ Я уже говорила, что из бедной семьи. У моих родителей четверо детей и совсем крохотное имение. Я младшая и всегда донашивала одежду сестер, а иной раз ложилась спать голодной. Но мы не горевали до того дня, когда Альфред Аландский, загоняя лань, упал с лошади... Слуги привезли его в наш дом. К несчастью, я ему приглянулась. Услышав отказ, Альфред рассвирепел и пригрозил, что убьет отца и мать, продаст сестер в Та‑Милию, а меня возьмет силой. Я знала, что он не шутит... Той ночью...
Дальше Ригвин уже не слушал. Пелена ненависти и горя опустилась на его глаза, закрыла уши.
"Проклятый Альфред! ‑ дрожа от ярости, думал он. ‑ Почему ты мертв?! Почему я сам не могу вырвать твое черное сердце! Ты замарал все, к чему успел прикоснуться. Клянусь! Клянусь памятью отца и душой матери. Завтра же выкорчую все твое поганое семя до третьего колена! А Таис, Таис не виновата! Она жертва, всего лишь невинная жертва... Горе тому, кто посмеет косо глянуть в ее сторону".
‑ ...Так я оказалась во дворце, среди насмешек и презрения. Теперь Вы понимаете, почему я не могу ответить на Вашу любовь...
Принц решительно прижал ее к груди. Робость и сомнения исчезли. Вот только где‑то далеко‑далеко в глазах затаилась боль, сквозь которую то и дело языками пламени прорывалась жгучая ненависть, говорившая о том, что детство его осталось позади.
‑ Твоей вины в том, что случилось нет. Ты передо мной чиста! Враг проклят и мертв. И я не позволю ему из могилы рушить наше счастье! Ну, а злопыхателям рты я закрою!
‑ Любимый, как ты великодушен. Я не могу поверить своему счастью!
Подняв на руки, Ригвин отес девушку на кровать. Не выдержав напора, пеньюар своевременно распахнулся. Принц безумно ласкал губами ее лицо, неловко, зато искренне. Таис тоже пыталась зажечься, но тщетно. Она могла отдать тело, но бессильна была подарить то, чего никогда не знала, ‑ любовь!
* * *
Входя в комнату графини, Сергей наконец понял, что его так беспокоило весь вечер. Он вдруг вспомнил, где видел ее лицо. На стереофотографии в портмоне незнакомца! Пусть оно сейчас было не совсем таким, а может, и вовсе иным, но это несомненно один и тот же человек. Да какой там человек! Вернее сказать, оборотень женского рода. Так вот откуда ощущение неуверенности и вины! Ей, конечно же, знакомы перстень и шпага! И что же теперь делать? Чего ожидать? Во всяком случае, не родственных чувств. Но ведь при малейшем желании Луиз могла давно отправить его к праотцам. Горе‑маг и глазом бы не моргнул. К чему тогда весь этот маскарад? Кошка играет с мышью, прежде чем ее слопать? Или ей все же что‑то от него нужно? Но что? Что? Остается единственный шанс ‑ попытаться разыграть эту карту. Блефовать, так до конца!
Приняв столь героическое решение, окинул взглядом арену предстоящей битвы. С прошлого раза апартаменты существенно изменились. Вместо средневекового будуара взору предстала гостиная богатого загородного дома конца двадцатого века.
Первым в глаза бросался выложенный в стиле ренесанса камин с мерно потрескивающими дровами. Рядом лежали заботливо заготовленные поленья. Чуть в стороне стояли два огромных кожаных кресла и легкий овальный столик, на котором, уверенный в своей неповторимости, гордым серебром сиял поднос. На себе он нес хрустальную вазу с фруктами, два высоких, почти невидимой прозрачности, бокала и несколько длинных, напоминающих баллистические ракеты, бутылок. Слух ласкала знакомая мелодия "Let it be", рожденная музыкальным центром "Panasonic", почему‑то казавшимся абсолютно уместным атрибутом обстановки. На стенах, обшитих канадской березой, висело несколько гравюр с городскими пейзажами. Окна закрывали плотные светло‑бежевые шторы. На полу лежал большой, на всю комнату, ковер. Но пройдя несколько шагов, Сергей засомневался в его происхождении. Похоже, ноги ласкала шкура неведомого зверя.
В комнате посвежело.
Пока он осматривался, графиня успела сменить туалет. Теперь на ней были немного потертые в обтяжку джинсы, серый свитер грубой ручной вязки да мягкие далеко не новые адидасовские кроссовки. Волосы сзади удерживала заколка. На левом запястье золотом сверкнули миниатюрные часики.
"Во всех, голубушка, нарядах хороша", ‑ завистливо вздохнул Сергей, поглядывая на неуместный камзол.
‑ Проходите, рыцарь. Присаживайтесь, ‑ в ее голосе вновь звучала ирония.
"Ну уж нет! Из равновесия ты меня не выведешь, ‑ раздраженно подумал Краевский, вынужденный принимать навязанные правила игры. ‑ Ишь, как постаралась! И земная обстановка здесь не зря... Ой не зря..."
Не замечая приписываемого ей коварства, Луиз легко нырнула в кресло, подогнув под себя ноги. Похоже, эта поза неудобства ей совершенно не доставляла. "Ну прямо‑таки эмансипированная студентка. Дочь богатого профессора на каникулах".
Мило улыбаясь, Сергей подошел к столику. Оказалось, что сесть в кресло не так‑то просто. Мешала шпага. Пришлось примоститься бочком, на самом краешке.
‑ Я благодарен за то, что Вы снизошли ко мне... ‑ так и не дождавшись подачи соперника, начал игру Краевский. ‑ Я знаю, что в гостях, что Вам неровня, и все же, разрешите поухаживать?
‑ Будьте так любезны, мой милый, начнем вон с той бутылки. Поверьте, чудесное вино. Даме страсть как хочется его отведать!
Взяв указанную бутылку, галантный кавалер растерялся. Чертов сосуд был целиком стеклянный, без малейшего намека на пробку. Повинуясь внезапной догадке, он попытался найти ответ в голове невинно улыбающейся студентки. И... нашел! Воодушевившись маленькой победой, лихо испарил верхушку горлышка невидимым лучом перстня.
Луиз непринужденно рассмеялась.
‑ С Вами, мой дорогой, нужно держать ушки востро! Того и гляди, обманете бедную девушку, ‑ и сразу, пожалуй впервые за весь вечер, став серьезной, добавила: ‑ Надеюсь, у Вас хватит ума не наделать глупостей. Поверьте, я не желаю Вам зла, а хочу лишь дружески побеседовать. Вы действительно мне симпатичны. Налейте бокалы и сядьте поближе.
Тягучий янтарный напиток, наполняя комнату ароматом осенних трав, устремился в фужеры и из‑за их прозрачности, казалось, завис в воздухе.