Легенда о королях - Леонтьев Дмитрий Борисович. Страница 25

— Я не силен в составе метеоритов, но этот запах мне совсем не нравится. Магия это или радиация, но пора уносить отсюда ноги. Обещанных монстров, по счастью, не видно, а вот факелы начинают гаснуть. Будем считать это разведкой. Вернемся сюда с войском, выкурим эту тварь, кем бы она не была, и начнем разработку месторождения. А камень отошлем в подарок Артуру — пусть облысеет, старый черт!

— Не получится, сир, — сдавленным голосом сказал Конрад.

— Что не получится? Отправить Артуру камень? Через портал Волчьих ворот вся эта скала пролезет…

— Уйти не получится. Обернитесь.

За тускнеющим кругом факельного света горели три пары ярко-желтых глаз. Расплывчатые силуэты были столь причудливы, что поначалу я даже не мог понять, с кем мы имеем дело. Но потом одна из тварей повернулась, осторожно обходя пещеру по темной стороне, и, удивленный, я воскликнул:

— Гиены! Конрад, это просто гиены!..

— Они гигантские, сир!

И это не было преувеличением. В холке каждая из тварей была не менее двух метров. Виновато ли было излучение, исходившее от метеорита, или эти твари выползли из допотопных времен, но даже с одной такой псиной не справился бы и отряд меченосцев.

— Не знал, что они водятся на Аввалоне, — я с сомнением посмотрел на свой меч. — А у нас нет даже копий… Что будем делать, Конрад?

— Для меня было честью сражаться с вами плечом к плечу, сир, — тихо, но твердо сказал Конрад. — И честью будет погибнуть рядом с вами.

— Звучит не слишком оптимистично, — отозвался я, краем глаза следя за гиеной, заходящей нам за спину. — Они ждут, когда погаснут факелы. Привыкли к жизни в темноте, и свет им мешает… Это наш единственный шанс, Конрад! Не бросай факел. Придется действовать двумя руками. Удар факелом в глаза — удар мечом в горло или по лапам. Понял?

— Понял, сир. Но они больше лошадей. Что им наши мечи?

— У меня дед на медведя с рогатиной ходил, а тут меч… Я уже говорил тебе, Конрад: пусть они нас боятся! Ну, готов?

— Готов, сир!

— Тогда — вперед!

Мы бросились на гиен одновременно, но легконогий Конрад, опередив меня на пару шагов, нанес удар первым. Обожженная огнем тварь пронзительно завизжала, в воздухе остро запахло паленой шерстью. Конрад что было сил ударил мечом по толстой, как ствол дерева лапе, отскочил и… рухнул под тяжестью бросившегося на него сзади зверя. Заорав во всю мощь легких, я что было сил рубанул насевшего на него зверя, ткнул факелом в метнувшуюся ко мне тень, нанес еще один удар… Стальные тиски сомкнулись на моей руке, по счастью, прикрытой панцирем, рванули, отбрасывая факел, и пещеру накрыла тьма. Я рубил, колол, даже пинал ногами наугад, крича Конраду, чтоб он не вставал с земли, и снова — рубил, колол, рубил… Я не помню, сколько длился этот бой. Очнулся я уже на свежем воздухе. Немыслимо болели выбитые из суставов плечи. Нательная рубаха была мокрой, словно я вздумал искупаться прямо в доспехах. Надо мной хлопотал восхищенный Конрад:

— Вы бы видели себя со стороны, сир!

— Я вообще ничего не видел, — пробормотал я, удивляясь, что у меня идет из носа кровь. — А это я где? Я тебя не задел, мальчик?

— Нет, сир. Я поднялся, только когда одна из этих тварей бросилась на вас сзади. Я срубил ей голову с двух ударов, сир! А вы… Вы были как герой древних баллад! Как вы дали ей головой прямо в лоб! Она так и села на задние лапы…

— Теперь понятно, где я сломал нос…

— Да что вы, сир! Нос заживет. Вы посмотрите на доспехи! Вот это клыки! Они же буквально стружку с вас снимали! А вы с них!

— Ты-то как?

— Спасибо, сир, вполне… Что я? Я почти все время лежал, а вот вы… Да, этим подземным собачкам с вами здорово не повезло…

— Я не из тех, кто любит природу во всем ее многообразии, — признал я.

— Сир, что это за мир, из которого вы пришли к нам?

— Обычный мир. Разве что постаревший и обленившийся. Техники стало больше, счастья меньше. Количество людей возросло многократно, поэтому все одиноки. Мир, в котором накопилось так много опыта, что его не ценят и наступают на одни и те же грабли. Мир, где за право верить в Бога заплатили жизнью тысячи лучших, поэтому священные книги стали доступны всем и их никто не читает. Старый, подходящий к своему концу мир, потому что он уже не хочет ни бороться, ни верить, ни искать…

— И вы там были королем? — с недоверием спросил он.

— Нет. Я бы не хотел там быть королем.

— Но… Разве можно стать королем не по праву крови?

— Не обязательно, Конрад, — я подвинулся к разведенному им огню — меня пробил запоздалый озноб. — Королем стать не так уж и сложно. Только для чего? Власть — это не привилегия, власть — это ответственность…

— Но… Как стать королем?

— Способов много… Большинство из них — сплошная подлость, но историю пишут победители, а они умеют подать себя в выгодном свете…

Если б я мог предвидеть будущее, то скорее бы проглотил свой недальновидный язык! Но смертному не дано заглядывать за ограду нерожденного времени, и в ночной тиши я рассказывал ему странные истории о королях своего мира. О Кромвеле и Ленине, о Сталине и Наполеоне, о Фиделе Кастро и Рюрике… А сверху на нас взирала серебристая луна, одинаково равнодушная к людской храбрости и людской глупости…

Глава 5,

написанная сэром Джоном Хотспером,

графом Вестминстским, герцогом Нотингемским

Он будет отныне, как сгусток мести, Стальной пружиной в лесной глуши. В чем дело? Возможно, здесь слиты вместе И гнев, и особое чувство чести, И гордое пламя его души?!

    Э. Асадов

Я, сэр Джон Хотспер, рыцарь дворянского рода, граф Вестминтский, герцог Нотингемский и пр., и пр., пишу эти записки в назидание потомкам и ради сохранения памяти о великих деяниях короля Максимуса, чаще известного под именем Черного Короля, создателя великого королевства Аввалон. Бог не дал мне счастья отцовства в ранние годы, а теперь, когда мой характер и образ жизни вполне сформировались, вряд ли судьба дарует мне благо семейного уюта. Виной тому и заботы, возложенные на меня правителем Аввалона, и моя излишняя требовательность к возможной избраннице. Считая любовь величайшим даром Бога, я не нахожу возможным отдавать ее первой встречной, заменяя это чувство суррогатом терпимости к той, кто будет со мной всю жизнь. Я предпочитаю одиночество личное — одиночеству в кругу семьи. Да и сам я, признаться, вряд ли способен вызвать у женщин яркие чувства, ибо долг и верность идеалам считаю неотъемлемой частью себя самого, а женщины не очень любят, когда мужчина не принадлежит им всецело. Поэтому вряд ли эти строки сможет прочитать мой наследник, а род Хотсперов, скорее всего, угаснет вместе со мной. Так что вы, читающие эти строки, примите их в подарок, как неоценимый опыт и память о деяниях благородных и легендарных.

Каждый день я благодарю судьбу за то, что она свела меня с таким удивительным человеком, как сэр Максимус. Аввалону невероятно повезло с таким властелином. Покойный сэр Ромул был мудр и справедлив, но для создания того, чем Аввалон стал сегодня, требовалось несравненно больше. Однако начну по порядку. Я уже писал о появлении на острове орд лицемерного и жестокого короля Артура, о появлении Черного Короля и осаде Волчьих Ворот, о досадном обмане Эварта Октанского и о беспримерной по мужеству схватке сэра Максимуса с подземными чудовищами. Эти легенды вы наверняка не раз слышали и сами. Но мало кто может рассказать о кропотливом, полном подвигов и титанического труда создании королевства Аввалон. Когда, чудом избежав гибели в подземельях, король возвратился в город, я поклялся, что ни на шаг не отпущу его одного, до тех пор, пока на юге острова не воцарится порядок и покой. Максимус пытался отговаривать меня, но я остался непреклонен, и, назначив во вверенном мне городе умного и расторопного управляющего (а заодно переименовав его в Нотингем, чтоб смыть даже память о позорной попытке переворота), я отправился с королем в путешествие, затянувшееся на целых три года. Дело в том, что за время правления сэра Ромула многие местные бароны решили взять себе столько власти, сколько могли удержать, и страна оказалась раздроблена на множество отдельных территорий, со своими правителями и своими законами. После исправления ошибки, допущенной с Эвартом Октанским, король интенсивно взялся за объединение разрозненных территорий и этой цели посвятил весь наш многолетний поход. Помимо этого, сир вводил множество удивительных и полезных для процветания острова новшеств. Он открыл особые заведения, именуемые «школами» и «университетами», призванными обучать и воспитывать молодежь Аввалона. Он уговаривал и даже заставлял жителей острова отдавать своих детей в эти заведения и отправлял за моря целые экспедиции, призванные не только торговать, но и заманивать в страну всевозможными благами людей умных и талантливых, способных обучать, строить, писать картины и создавать скульптуры. Под его управлением в кратчайшие сроки был создан целый флот. Торговцев, плававших на этих кораблях, он учил диковинной науке со странным названием «экономика» и буквально завалил тысячами удивительных товаров — диковинок, способных облегчать и улучшать жизнь людей во всем мире. Именно эти диковинки прославили Аввалон на весь мир, и потихоньку к нам потянулись ученые, не находившие понимания в своих странах, актеры, менестрели, скульпторы и архитекторы. Он открыл во всех городах театры, банки, провел канализацию, открывал магазины… Не всегда бароны с радостью передавали власть в руки истинного правителя. И тогда король преображался. Даже мне становилось страшно находиться рядом с этим жестоким, неукротимым и крайне опасным человеком. Не раз мы оставляли покоренный город с висящими на крепостных стенах баронами и их домочадцами. Вскоре его власть уже не пытались оспорить, но сам он мрачнел все больше и больше, темнея лицом после каждого подавленного в городах сопротивления, и все чаще вспоминал какого-то короля из своего мира со странным именем Сталин, то жалея его, то проклиная. Он ввел многочисленные новшества в одежде жителей, научив вязать свитера, приделав к одежде такую диковинку как карманы и подарив дамам необычайно удобную вещь под названием «зонт». Но более всего изменений произошло в армии. Солдат для такого небольшого острова как Аввалон требовалось, в общем-то, совсем немного. Враг все равно не мог проникнуть сюда из-за древних заклятий, а сопротивление баронов сир сломил достаточно быстро. Он оставил всего тысячу тщательно отобранных и прекрасно обученных воинов, назвав их гвардией. Ввел в городах отряды полиции и создал судебно-правоохранительную систему. Были созданы почта и больницы, приюты для сирот и стариков. Но должен с прискорбием признать, что, будучи гением в создании империи, в людях сир ошибался все же слишком часто. Чего стоит одно его попустительство к разбойникам из нотингемских лесов! Не знаю, кого напоминали ему эти мерзавцы, но король проявил излишнюю снисходительность, пощадив их и тем самым позволив вернуться к прежнему ремеслу, обрекая на грабежи и насилие жителей всех окрестных поселений. Получив такое «отпущение грехов» из рук самого короля, разбойники обнаглели окончательно. Каждый день я получал многочисленные жалобы от жителей, читал страшные сводки деяний «лесной братии» и совершенно терялся перед деятельностью сошедшего с ума отца Хука, примкнувшего к лесным бродягам и баламутящего народ глупостями о «священной борьбе христиан с ведьмами и колдунами»… Кстати, о ведьмах. Еще одним живым подтверждением плохого знания людей сэром Максимусом была эта рыжеволосая девчонка — фея Моргана. В принципе, из этой живой и остроумной негодницы могла в конце концов получиться добрая жена или верная подруга для какого-нибудь достойного рыцаря, но ненависть, поселившаяся в ее душе, изменила саму ее суть. Иногда мне было даже жаль ее: жить, подчиняя все свое существо лишь жажде мести, наверное, страшно. Не уверен, что когда-нибудь она успокоится в этой своей ненависти к брату и колдуну Мерлину. Но ее черным мечтам вряд ли возможно осуществиться, и она напрасно ищет знаний у местных колдунов и ведьм, ибо великого Мерлина мог бы победить разве что сам Мерлин. Ни один колдун на свете не в силах тягаться с этим непостижимым существом. Именно «существом», ибо назвать Мерлина человеком вряд ли возможно. Голова кружится, когда пытаешься заглянуть в бездны, из которых он появился. Говорят, что еще до появления людей в Британии этот край назывался «уделом Мерлина». Его настоящее имя — Эмрис, и больше о нем не известно ничего.