Венец Бога Справедливости - Шихматова Елена. Страница 188

— Ну, что? — спросила Беатрис. — Караулы расставлены?

— Да. Я не проверял, только спросил Модеста.

Беатрис кивнула. Руфина неотрывно смотрела на него, даже не оборачиваясь к ней, он чувствовал ее упрек. Пройдя мимо нее, Андрей сел на низенький походный табурет. Маленькие Эля и Ник уже спали, они лежали, прислонясь друг к другу, рядом Беатрис и, теперь, Андрея.

— Мы дали слово, и должны что-то делать. Но сделать мы ничего не сможем, пока не поймем какие действия реально предпринимать. Эти кристаллы… они выполняют чью-то волю, но, очевидно не просто так. Скорее всего, это доступно тем, кто имеет с ними непосредственный контакт. Следовательно, если все, действительно, так, то мы должны добраться до Балскове. А Балскове, я уверен, у границ Каримэны. Искажение пространства ему не помогло, извержение Глории тоже. Логично предположить, что он попробует пробраться внутрь самым обычным способом, надеюсь, его задержат постовые. Если родители в курсе происходящего, то они вполне могут закрыть доступ всем, тогда это шанс, что и Балскове не проникнет в страну.

— Откуда они могут это знать, тем более, если в Каримэне все по-старому?

— На этот вопрос ответишь мне ты, Георг.

— Я?!

— Смотри. Из десяти Богов четверо погибло, одна их них, Тэат, в безопасности. То, что Балскове привел в действие Глорию, говорит о выборе Горавна: он перешел на его сторону, Азалия, наверняка, тоже. Хотя, вполне возможно, что она вообще осталась не у дел, ведь магией она пользоваться не может, а о путях мщения Балскове с лихвой расскажет ей сам. Амнэрис? Не знаю, не берусь даже предполагать. Адэли вряд ли. И то, что на море пока все спокойно, скорее всего, говорит в пользу того, что она осталась верна Богу Справедливости. И… Тасмир. Где он?

Андрей вопросительно посмотрел на Георга. Но как он может?.. И, тем не менее, Георг не стал возражать: он, действительно, ощущал связь с Богом Добра и Милосердия. Он догадывался также, что и его паническое настроение усилилось через эту связь.

— Я… могу сказать только, что он существует, и он… расстроен, если так можно выразиться. Первое время я ощущал даже страх и, если не панику, то отчаяние точно.

— Попробуй сосредоточиться, — продолжал Андрей, — нам нужно знать, где он.

— Как? Я не понимаю!

— Ты должен ощущать его через установившуюся между вами связь (и опять связь!), и его настроение, и то, где он находится. Только не прибегай к мысленному общению!

Георг глубоко вздохнул. Он ощущал эту связь, но хаотично, не настолько определенно, как того требовал Андрей. После двух минут напрасного копания в себе, Георг открыл глаза и решительно заявил:

— Я не могу! Я ничего не чувствую!

— Подожди, не торопись. Если хочешь, я могу помочь тебе описать эту связь, хотя такое можно только чувствовать.

— Что?! Ты никогда не говорил мне…. Это тогда, пять лет назад?

— Да, после того, как я не дал развиться трещине в Долине.

В следующее мгновение Андрей невольно вздрогнул: заговорила Руфина.

— Он не сможет ощутить эту связь, пока не…. пока не свяжет себя связью не менее сильной.

При этом она вопросительно посмотрела на Андрея, он сидел, опустив глаза, но знал, что она ждет его подтверждения.

— Да, наверно, ты права. Жаль, и тем не менее. Продолжая свою мысль, хочу сказать, что Тасмир в курсе происходящего, Георг подтвердил это, сообщив о его чувствах. Думаю, и надеюсь: он сообщил родителям о происходящем в мире, и надеюсь, также: они приняли правильное решение.

— Я надеюсь, — повторил Георг, на мгновение он задумался, и тут его осенило. — Андрей! Но ведь ты должен чувствовать их, они дали тебе вторую жизнь.

Краска бросилась в лицо, от одной мысли, что Руфина может знать о его чувствах, ему стало не по себе.

— Они знают? — осторожно спросил Георг, удивленный такой реакцией брата.

— Да.

— Уверен.

— Нет, я знаю.

— Хорошо. Уверен, вход в страну временно прекращен. Во всяком случае, это наиболее логичное и правильное решение.

— Представляю: какого страху навел Тасмир, явившись во дворец!

Тасмир, действительно, перепугал секретарей, которые должны были докладывать королевской чете о просителях, двое из ожидающих аудиенции, которые вошли в этой момент в зал ожидания, едва не потеряли сознание. Даже Альчести парализовало, едва она узнала гостя, только Даниил почтительно склонился, но сказать так ничего и не смог. В итоге Тасмир заговорил первым.

— Я принес вам тяжелые известия, но сначала: вы должны знать, что я лично запретил постовым пропускать кого-либо в страну, и я объясню: почему.

Каждое его слово несло с собой боль и ужас. Что теперь ждало мир, никто не знал. Все это невозможно было принять, поверить в то, что мира, в котором они родились, выросли и жили, больше нет! Так хотелось, чтобы все это оказалось кошмарным сном, но Тасмир стоял перед ними и вещал о гибели мира.

— Мои дети, вы знаете что-нибудь о них?

— Георг летит сюда, с ним Андрей, Беатрис и Руфина.

— Хоть одно хорошее известие! — буквально в один голос сказали Даниил Альчести.

— И еще, они летят далеко не одни, Андрей и Беатрис возглавляют отряд беженцев из Долины.

— Что?! Но…

— Увы, Альчести, Долина пала, я не могу дать ответа: почему и как это произошло, как не могу сказать: почему стоит граница Каримэны.

— И Андрей?.. Где Астэлиас?

— Остался.

— Чтобы погибнуть, — печально заключил Даниил.

— Почему? Почему Астэлиас? — теперь это немой вопрос, никогда более Астэлиас Дэ" Найяла не сможет ответить ей, Альчести, той, которой когда-то осмелился признаться и поклясться в своей любви, не ответит: почему выбрал смерть, вместо попытки сражаться.

Георг и Руфина ушли, Беатрис развернула постель, но Андрей по-прежнему неподвижно сидел на дорожном табурете.

— Что с тобой?

— Мне плохо, Беатрис, очень плохо и я… ничего не могу с этим поделать!

Беатрис подошла к нему и, обняв за плечи, склонилась над ним.

— Андрей, я знаю: сейчас всем тяжело, весь этот кошмар…

— Нет, то есть да, меня это убивает, но… — Андрей повернул голову, в его глазах читалось душевное страдание. — Что я сделал, Беатрис? У меня не было выбора, иначе бы она не смогла помочь тебе, иначе бы она вообще погибла!..

— Руфина. Что ж, теперь это наша общая головная боль.

— Я… я не могу! Не могу воспринимать ее как дочь: это… аморально!

— И я о том же!

— Но ведь я сам…

— Говорил о другом. Теперь ты понимаешь: о чем я?

— Да, и…

— Это нужно принять. Может, надо вообще забыть о тех ее жизнях? В конце концов, она фактически начала жить заново?

— Ты думаешь?

— А что нам остается? Если не хотим свихнуться, считая ту, которая в несколько раз старше нас, своей дочерью!

И тут Андрей рассмеялся, Беатрис с некоторой опаской посмотрела на него.

— В этом есть что-то забавное! Я, не растя ребенка, стал отцом. Причем отцом своей будущей невестки! Ладно, я уже почти привык к этой связи. Немного странно, конечно, непривычно, и в некотором смысле жутковато: ведь эта связь, открывающая чувства и настроения того, с кем ты связал себя прочными узами. Хм! Зато теперь я понимаю: почему посвящение в драконы доверяют только самым близким.

Резонансом отдавались в сознании Руфины мысли Андрея, которые вселяли в нее еще больший страх: кто она теперь? Как ей найти себя? Может, стоит попробовать начать новую жизнь? Она не могла услышать этих слов из разговора Андрея с Беатрис, потому, едва подумав об этом, ей в следующий миг стало страшно: как воспримут они ее предложение?

20 глава. Пепельный дождь

В просторном тронном зале собрались графы, князья, лорды едва ли не всей Западной страны эльфов, прибыли поздравить принца с восстановлением его законных прав. Давно прибыли, и до сих пор не уезжают. Расходов на них уходит столько, что голова Яромира начинала кружиться, едва он читал эти пугающие цифры. Надо прекратить их, решительно, резко, но так, чтобы не перегнуть палку и остаться в рамках приличия. Но какие приличия, когда тратить столько денег невозможно, немыслимо! Яромир сидел на боковом троне — он не занял центрального, королевского, чем, несомненно, упрочил свое положение в глазах знати; нервно перебирая пальцами левой руки по подлокотнику и, подперев голову правой, принц берег жалкие остатки терпения. Так не может более продолжаться, не может.