Рыжая Соня и Меч Севера - Бахорин Юрий. Страница 21

— Да ну?! — вскричал шемит, остановившись в двух шагах, и быстро выхватил из ножен клинок.— Видал? Вмиг изрублю тебя, поганца, на кусочки!

Он прыгнул на Вожака, занеся правую руку для удара, но противник его двигался несравнимо быстрее, как проблеск молнии опережает движение грозовых туч, породивших его. Шемит словно завис в прыжке. Он еще только приготовился бить, а кулак Севера уже врезался ему в висок, одним ударом оборвав жизнь врага. Уже мертвый, воин нелепо взмахнул руками, словно все еще пытался поразить противника, но пальцы не удержали меча. Клинок выскользнул из руки шемита и упал в песок, а сам он, странно кувырнувшись назад, рухнул к ногам победителя. В полной тишине Север нагнулся к противнику и коснулся рукой жилки на шее — сердце не билось.

Он поднял с земли честно завоеванный меч и в победном жесте вскинул его над головой. Трибуны ответили на приветствие восторженным ревом. Вожак, правда, не испытывал ни малейшей радости, но, раз уж он ввязался в эту нелепую игру, ему приходилось придерживаться ее правил. Дождавшись, пока гул голосов не начнет стихать, он направился к своему тюремщику.

— Да…— протянул тот уважительно.— Вот только быстро! — Он выразительно посмотрел на своего подопечного.

— Я воин, а не шут,— сдержанно ответил Север, протягивая тюремщику добытый клинок.— Когда я получу свой меч?

— Завтра,— ответил тот, забирая оружие.

— Почему не сегодня? Я хотел бы его проверить и, если понадобится, привести в порядок.

— Драка завтра. Сейчас еда и девка,— хмыкнул тот.

— Я предпочел бы меч, а женщину можешь взять себе,— возразил Север.

— Возьму,— пожал плечами Паг.— Но клинок завтра.

Второй поединок Севера отличался от предыдущего разве что тем, что теперь он вышел на арену не с пустыми руками. Лишь одно порадовало его — за ним началась охота. А это значило, что ему не придется убивать неумелых трусов, непонятно как оказавшихся среди тех, кто ежедневно зарабатывает отсрочку от смерти, убивая ближнего.

Выйдя на арену в роли новобранца, он спокойно отошел в сторонку и принялся поджидать, когда предполагаемый соперник найдет его сам. Его тошнило при мысли, что придется с мечом в руках гоняться за каким-нибудь бедолагой, чтобы в конце концов лишить его жизни на потеху толпе. Два десятка пар участвовали в омерзительном представлении. Трибуны ревели, а вокруг раздавались лязг оружия, стоны умирающих и кровожадные вопли победителей.

Постепенно на песке оставалось все больше бездыханных тел, живые покидали арену, и Вожак наконец заметил и своего противника, который так же, как и он, не участвовал в общей драке. Рослый жилистый гирканец пристально, оценивающе смотрел на него, хотя что он собирался выяснить, разглядывая неподвижного воина, Север так и не понял.

Арена опустела, и степняк двинулся вперед. Он шел, поигрывая кривым гирканским мечом, и по манере его движений Северу стало ясно, что тот не впервые взял в руки оружие. Вожак не знал, насколько искусно противник владеет клинком, но не подлежало сомнению, что сам он считает себя мастером. Север двинулся навстречу, на ходу вытягивая из-за спины свой меч. Закинув его на плечо, он словно прогуливался, в то время как гирканец продолжал поигрывать клинком, размахивая им, будто разминался перед боем, и внезапно метнул его с четырех шагов. Такой выпад, несомненно, оказался бы смертельным, не следи Север за глазами противника.

Когда раскосый степняк осознал, что задумка не удалась, рукоять меча уже выскочила из пальцев. Клинок Севера встретил его на полпути, изменив направление. Несильно, но вполне достаточно, чтобы оружие прошло мимо цели. Гирканец, правда, сдаваться вовсе не собирался. Воспользовавшись тем, что все-таки отвлек внимание противника, он быстро нагнулся, схватил горсть песка и попытался бросить в лицо Вожаку. Однако опять опоздал, получив сильный удар ногой по крепко сжатому кулаку. Гирканец резко выпрямился, но вновь недостаточно быстро: песок попал в глаза, и он даже не увидел, как сверкнула сталь в руках врага. С распахнутым в беззвучном крике ртом голова, быстро вращаясь, полетела в сторону. Из перерубленной шеи хлынул фонтан крови, и Север поспешно отступил в сторону, победно вскинув над головой меч.

Трибуны восторженно взревели, а он стоял и с отвращением смотрел на них, животных, считавших себя людьми. Их восхищала не красота поединка, который по сути так и не начался, а яркая кровь, обагрившая убитого, который все еще стоял на ногах, как будто надеялся, что так сможет задержаться в мире живых. Его сотрясала жестокая судорога, затем ноги начали подкашиваться, и он упал на колени, вызвав у зрителей новую бурю восторга.

Северу стало противно. Он повернулся и ушел прочь.

Как ни странно, этот бой многому научил его. Признаться, поначалу Вожак почувствовал к гирканцу некое расположение. Он не пытался оскорбить противника, как шемит, словно в тот день наблюдал за их поединком и теперь решил испытать себя, доказать, что чего-то стоит. Значит, честолюбив… Примерно так рассуждал Север, пока они не сошлись посредине арены и гирканец не повел себя подло и глупо.

Теперь же Север понял: хоть он и убедил себя в том, что принял предложенные ему правила игры, на самом деле это не так. Он был и остался все тем же искусным воином с непоколебимыми понятиями о чести, которые не смогла изменить даже его сложная и полная тайн и опасностей жизнь.

Но теперь выбора у него не оставалось. Чтобы выжить, он должен вести себя как все. Гирканец, пытавшийся победить с помощью коварства, лишь подтвердил эту горькую истину.

И тем не менее на следующий день, когда ему пришлось драться с безоружным новичком, Вожак не сумел перебороть себя и бросил меч, чтобы уравнять шансы соперника. Он все равно победил, но, по крайней мере, не чувствовал себя подлецом. Его поведение не понравилось ни Уру, ни Пагу, зато, как это ни странно, толпа рукоплескала его победе.

Север слегка успокоился: раз не придется ломать себя и менять свои взгляды, можно жить. Дальнейшие дни превратились для него в бесконечную череду боев, победа в каждом из которых поднимала его еще на одну ступеньку в местной иерархии.

Чем дальше Север продвигался вперед, тем более опытные и умелые воины выходили драться с ним. Многие из них понимали: побеждать Вожаку помогает то, что он умело использует ошибки противников. Однако это никого не спасало. Людям зачастую свойственно переоценивать себя, и большинство не сомневалось, что они-то не совершат ни малейшей оплошности и тогда счастливчику придется вступить в настоящий бой, который покажет, кто чего стоит.

Находились, правда, воины, которые, видя непрерывные победы Севера, не рвались в битву, но встречались и такие, кому не терпелось доказать свое превосходство. Они сами выбирали Севера в противники и неизменно платили жизнью за свои заблуждения.

Поначалу Уру был очень недоволен тем, что поединки заканчиваются, едва успев начаться. После того как Вожак отказался использовать оружие в бою с новичком, он даже вызвал Севера к себе:

— Ничего не скажу, что благородно, то благородно, но учти: большинству янайдарцев благородство чуждо.

Зрителям же, как ни странно, необычный боец понравился, быть может, потому, что он привнес в их главное развлечение нечто новое. Нечто такое, чего они не видели прежде. В конце концов Северу перестали докучать требованиями растянуть поединок, чтобы подольше помучить жертву. Более того, его стали использовать как гвоздь программы в балагане: начали выпускать на арену под самый конец представления, после того как заканчивались все бои. И зрители оставались смотреть. И не просто оставались. Если прежде к концу боев янайдарцы начинали расходиться, то теперь трибуны чаще пустовали в начале очередного дня и, как правило, заполнялись только к его середине, а многие зрители вообще приходили только на бой Севера.

Жизнь пленника, однако, состояла не только из боев, хотя текла на удивление уныло и однообразно. Поединки нередко заканчивались поздно вечером. Возвратившись к себе, он ужинал и почти сразу ложился спать. Зато время между завтраком и обедом оставалось в его распоряжении, и Вожак обычно тратил его на размышления, пытаясь составить обстоятельный план побега, а также осмыслить увиденное в Янайдаре, или городе Призраков, как его еще называли в других странах Хайбории.