Книга 1. Цепные псы одинаковы - Олненн Иней. Страница 62

— Этот Лес, — говорил он, — первое пристанище Бессмертных в мире нашем. След их не виден уже, а благодать осталась…

Шли они сперва средь берез, и света вокруг много было, и деревья росли не кучно, хоть верховым едь. Ручьев им много встретилось, но не из всех Травник пить велел.

— Некоторые из болот текут, — объяснил он недоверчивому Эйрику, — а там вода гнилая.

Потом все больше осины им попадаться начали да ольха, дорога тяжелее стала, а ближе к вечеру они и вовсе в такой бурелом забрели, что Оярлик взвыл.

— Ты куда это нас завел, Травник уважаемый? — вопрошал он, пробираясь под елкой, в три погибели согнувшись. — Тут не то что человек, медведь не пройдет!

Путь и вправду был не из легких — кругом завалы из хвороста и древесных стволов, а под ними ямы с водой нередко хоронились. Ингерд в одну такую провалился, так его еле вытащили.

— Да мы по самой окраине Леса идем-то, — оправдывался долговязый Травник, — тут до Гиблых Болот рукой подать. Не любит Лес соседство такое, оттого и бурелому полно.

— Так зачем к самым болотам заворачивать? — Эйрику очень уж хотелось к белоствольным березкам вернуться.

— А затем, что только в одном месте между болотами и Лесом выход к Морю есть, мы к этому выходу и должны попасть.

Эйрик неслышно вздохнул. А дорога меж тем становилась все хуже и хуже. Елки росли столь тесно, что иной раз надо было лазейку искать, как в заборе. Постоянно приходилось быть настороже, чтоб глаза уберечь и ноги не сломать. Продирались сквозь чащу с треском, да хрустом, да с руганью, и вдруг Травник остановился, руку поднял, и все остановились.

Впереди, с боку левого тоже сучья трещали — шел кто-то им наперерез. Ингерд, Оярлик и Эйрик Травника за спину задвинули да кинжалы из ножен вытащили — мечами тут не размахаешься — гадали, кто к ним пожаловал — зверь иль человек. В лесу-то и без того темно, а тут еще ночь подкатила, поневоле осторожничать начнешь, мало ли что…

Не зверь то оказался, а человек, но человек — с одного взгляда определили — странный, потому кинжалы в ножны не опустили. Подходит к ним — росту высокого, с Ингердом вровень, телом не худой, в одежде простой, дорожной, посох крепкий в руках держит; лицо сильно загорелое, нос — клювом, горбатый — ничего примечательного, но глаза!.. Ингерд только глянул в них, и точно в омут бездонный ухнулся, тонуть начал, задыхаться, вокруг тьма кромешная, а он барахтается, будто рыба в сети, и сеть его на дно тащит… Голос Травника — далекий и беспомощный — слышал недолго, но отозваться не мог, вокруг вода, а ему дышать нечем. А потом пропало вдруг все — и лес, по которому шел, и омут, в котором тонул, и ударил в лицо ветер соленый — вольный ветер, сильный, тот, что по бескрайним просторам морским гуляет! Очутился Ингерд на берегу Моря на скалистом, у ног прибой ревет зверем бешеным, ярится стихия, волной могучей в твердь земную бьется — что людские сражения в сравнении с такой битвой! Ингерд вдохнул жадно терпкий ветер, соленые капли с губ выпил — и рассмеялся счастливым и горьким смехом: домой он пришел! Вот перед ним — его вотчина, его хлеб, могилы дедовские, его земля!..

— Просилось сюда сердце твое, — из-за спины голос. — Возрадуйся, Волк, ибо получил ты желаемое.

Ингерд даже оборачиваться не стал, знал, что это давешний встреченный ведун его сюда привел.

— Недолгой будет радость моя, — отозвался Ингерд. — Никто из тех, кого любил, не ждет меня здесь, но ждут дела незавершенные, и время не щадит мой путь.

— Расстояние есть для того, кто идет. Для мысли расстояния нет.

Голос из-за спины звучал глубоко и сильно, грохот волн морских не заглушал его. Ингерд тоже не кричал, знал — его услышат, даже если молчать будет.

— Поведай о бедах своих, — молвит голос. — Я здесь, чтобы избыть их.

Долго Ингерд не отвечал, в пенные волны глядел, Море слушал, потом говорит — трудно, слова подбирая не пустые, нужные:

— Стою нынче на берегу, как на трех дорогах — какую выбрать?.. Какая из них где заканчивается? Какая верная? Нельзя ошибиться мне.

— Дай имена тем дорогам, — велит голос.

— Одна дорога — Рунар Асгамир. Месть. Другая — Кьяра Стиэри. Любовь. Третья — эриль Хёльмир. Неизвестность.

— Так ли труден выбор твой?

— По трем сразу не пойдешь, а выберешь одну — другие две быльем порастут, — Ингерд покачнулся под порывом ветра. — С Кьярой пойду — Клятву не исполню, обоих нас дорога к смерти приведет. Пойду за Рунаром — потеряю Кьяру, и не возродиться древнему роду Черных Волков.

— Что же третий путь?

— То мне не ведомо. Знаю только, что на той дороге лишь смерть.

Сильно Море ярилось, не утихали волны, небо над ними тяжелое серое повисло, облака водоворотами кипели — гневалась стихия. Долго Ингерд дышал ею, прежде чем голос ведуна вновь услыхал:

— Я расскажу тебе про третий путь. Другими словами расскажу, не теми, что прежде с тобой говаривали. Раз ты на пороге выбора стоишь — поймешь слова мои. Слушай.

И голос, что сильнее стихии морской звучал, поведал:

— Вот небо над тобой, вот земля у тебя под ногами. Вот день, вот ночь. Вот соль, вот зола. Вот тьма, вот свет. Имя света — Свельм, он был прежде всего. Имя тьмы — Брахья, и он был прежде всего. Они противоположны, и сначала каждый довольствовался своим.

— Что есть свет? — спрашивает Ингерд.

— Тепло, земля, день. Любовь. Действие, жажда. Жизнь.

— Что же тогда тьма?

— Снег, холод, лед. Размышление, созерцание. Покой. Смерть. Одиночество. Вечность. И Свет и Тьма истинны. Они — Эльямары, Творцы. Кто попрал равновесие — неизвестно, но равновесие пошатнулось, и породило желание взять чужое себе. Так было положено начало тха — Великой Вражде. Свет и Тьма создали людей — воинов, которые будут сражаться за них и ради них. Они наделили их лучшим, что имели сами, но поспорили: давать ли людям дух — Знания. Спор привел к битве, и пролилась маа — Первая Кровь. Из этой крови явился орима — Закон — прародитель Света и Тьмы. Свельм и Брахья создали ведунов и оставили людям право решить, брать у них знания или нет. Закон запретил Свельму и Брахье становиться Богами, ибо Мир, ими созданный, был еще хрупок, людские души полнились первозданным хаосом, и пока они не избавились от него, им суждено поклоняться вечуварам. Закон избирает маэров, тех, кто ведет людей за собой. О, это ценная добыча!.. Но Свельм и Брахья могут лишь уничтожить их или попытаться заманить себе на службу, если на то достанет сил и посулов. Маэры не знают до поры ни о себе, ни друг о друге.

— Назови всех, кто известен, — потребовал Ингерд.

— Ты, — последовал ответ. — Ингерд Ветер — маэр Неизбежности. Все, чего ты касаешься, не избежит предначертанного судьбой. Рунар Асгамир — маэр Разрушения, маэр Завоеватель. Завоевателей мало, и они опасны, ибо их жажда властвовать неиссякаема. Кьяра Стиэри — маэр Созидания, она врачует раны мира и дает надежду страждущим. Эрлиг Стиэри — маэр Подчиняющий, он тоже Завоеватель, и такое сочетание выпадает весьма редко, потому слава о молодом Туре останется в веках. Эйрик Редмир обнаружил себя совсем недавно, он — маэр Воздающий, и про таких пока мало что известно. Эриль Харгейд, — голос ведуна неуловимо изменился, а может, показалось Ингерду за грохотом прибоя, — о, эриль Харгейд — сила, обретающаяся в наших землях!.. Эриль Харгейд — атанн, посланный Свельмом в наш мир, дабы хранить его от распада; бессмертный, ставший смертным; мудрый, не имеющий права убивать; отражение солнца, звездный свет — вот кто таков эриль Харгейд, маэр Смотрящий и Смиряющий. Но против эриля Хёльмира ему не устоять.

— Отчего же? Или он слабее?

— Они равны, но эриль Хёльмир — человек, стремящийся к бессмертию, его жажда свершений сильнее, она неоспорима. Эриль Хёльмир — маэр Идущий и Жаждущий, он — Завоеватель. Эти двое едины и противоположны, как элья — жизнь и эгни — смерть. Их битва не знает примирения, им не суждено договориться.

— Это ты, — сказал Ингерд.

Слова сорвались с языка неожиданно — столь внезапной была догадка. Ингерд понял, с кем говорит, и не ощутил ни гнева, ни ярости, ни ненависти.