В плену королевских пристрастий - Колесова Марина. Страница 70

— Милорд, нельзя быть таким безжалостным и суровым. Какой бы она не была, она — наша дочь.

— Это не дает ей право вести себя подобным образом. Даже отец-настоятель, как я понял, настаивает на жестком контроле. Я лишь поддерживаю его точку зрения. Как, к сожалению, выяснилось, она не понимает доброго отношения.

— Милорд, она все осознала. Она раскаивается.

— Тогда почему отец-настоятель требует от Вас, чтобы Вы жестко ее контролировали, миледи?

— Чтобы она не впала в другой грех. Она считает, что моя любовь это все к чему она должна стремиться и сейчас будет стараться всеми способами лишь добиться моего расположения, а в этом тоже ничего хорошего нет.

— Даже так? Как интересно… — протянул он, — Значит, девочка почувствовала, что Вы можете ей гарантировать комфортное существование, и решила воспользоваться этим, а отец-настоятель, поняв это, запретил Вам ей его обеспечивать…

— Милорд, пожалуйста, я Вас очень прошу, не зовите ее девочкой. Она наша дочь, и то, что Вы так называете ее, мне очень неприятно слышать.

— Чем же это слово, позвольте узнать, Вам так не угодило?

— Девочка, это чужая, посторонняя, о которой Вы не хотите знать ничего, даже имени… А Катарина не посторонняя. Да, она провинилась, но в наших силах помочь ей исправиться… Она очень любит Вас, милорд. Все, что она сделала, она сделала, лишь пытаясь вернуть Вашу любовь, которую, как ей казалось, она потеряла…

— Оригинальный способ, Вам не кажется? Кстати, все преступники что-то пытались получить или вернуть, однако это не снимает с них вины и не отменяет наказания. Так что Вы решили? Тут ее оставим или заберем?

— Я хочу ее забрать, милорд, очень хочу… но решиться на то, что я буду с ней так строга, как хочет отец-настоятель, мне тяжело…

— Не вижу проблемы. Вы и так сделали для нее все, что могли. Если она будет покорна и послушна, Вам не надо будет быть с ней суровой. Другое дело, что она вряд ли такой будет, поэтому Вам и тяжело принять это решение. Но выхода все равно другого нет. Позовите ее, если это возможно. Я хочу поговорить с ней, перед тем как дать Вам окончательное согласие.

— Конечно, милорд. Я сейчас приведу ее, — согласно кивнув, герцогиня шагнула к двери.

— Алина, постойте.

— Да. Вы что-то хотели?

— Хотел, дорогая, — он, шагнув к ней, вновь притянул ее к себе, — Я вижу, Вас здесь сломали. От роскошной, уверенной в своих силах и своей правоте женщины не осталось и следа… У Вас глаза испуганной, забитой собаки, ждущей выволочку от хозяина и готовой ее покорно принять. Мне интересно: кто это сделал и как?

— Милорд, что Вас не устраивает? Скажите, я постараюсь вести себя по-другому.

— Это очень трудно объяснить словами… Вы сейчас похожи на нежное вьющееся растение, у которого вырвали опору. Совсем недавно оно вздымалось вверх прекрасным цветущим облаком, а сейчас валяется на земле и любой может наступить, поломать, растоптать… Оно знает, что ему теперь придется жить внизу, на земле, не видя ничего кроме ног, затаптывающих его в грязь… Кто так с Вами? Неужели я?

— Красивая аллегория, но она неточна, — Алина задумчиво склонила голову набок и вдруг лучезарно улыбнулась, нежно коснувшись рукой щеки супруга, — У меня не вырвали опору. Мне поменяли ее. Моя опора теперь — Вы. Мне сейчас тяжело привыкать к ней и еще очень страшно, я боюсь упасть, мои веточки скользят, стремясь зацепиться и обвить Вас в своих объятьях, чтобы удержаться… Если мне это удастся, и у Вас хватит терпения не сбросить меня на землю и действительно не втоптать в грязь, то я переболею и смогу зацвести снова…

— Не бойтесь, моя дорогая, — герцог крепко обнял ее и лицом уткнулся в ее волосы, тихо шепча ей на ушко, — я постараюсь не обижать Вас и, конечно же, не сбрасывать на землю, все будет так, как Вы захотите, только перестаньте бояться. Это ужасно видеть Вас такой…

Минут через пять, он осторожно разжал руки и, нежно погладив по спине, проговорил:

— Приведите Катарину, миледи, и если Вас это не затруднит, дайте нам возможность поговорить наедине.

— Конечно, не затруднит, я во дворе посижу. Закончите с ней общаться, зайдите за мной.

— Я могу наказать ее сейчас или Вы возражаете?

— Она Ваша дочь, милорд, поэтому решать Вам… Я больше не буду возражать ни сейчас, ни в будущем… Я только прошу… очень прошу, милорд… прежде чем наказывать, подумайте, пойдет ли это ей на пользу или Вы только гордыню свою этим потешите. А потом примите решение.

— Хорошо, дорогая. Именно так я и поступлю.

Позвав Катарину, Алина привела ее в свою комнату, где ее ждал герцог, и осторожно подтолкнула к нему и достаточно суровым тоном произнесла:

— Иди, в ноги отцу падай, если хочешь, чтоб он позволил тебя забрать отсюда, — после чего вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Катарина несмело приблизилась к отцу и опустилась на колени возле него, — Простите, батюшка.

— Это все что ты можешь мне сказать? — мрачно усмехнулся тот.

— Я очень виновата…

— Я хочу знать, почему ты решилась на такое.

— Король сказал, — Катарина испуганно всхлипнула, а потом прерывающимся шепотом пояснила, — я подслушала его разговор с матушкой, так вот он сказал, что ребенок, когда тот родится, сделает ваш с ней брак нерушимым. И потом еще сказал, что если родится мальчик, то он заставит Вас передать титул ребенку, а Вас ушлет послом куда-нибудь далеко и надолго.

— А что еще сказал король?

— Ну еще сказал, что конечно сожалеет, что это не его ребенок и что кто-то имел то, чего не имел он, и еще что матушке достаточно лишь слово сказать, чтобы он все бросил к ее ногам.

— Он так сказал? — тихим шепотом переспросил герцог.

— Батюшка, не гневайтесь… я клянусь, матушка тогда на него сама за такие слова рассердилась, и он извиняться стал… и уверять, что больше не будет такое ей говорить, и что несмотря ни на что заботиться о ребенке будет также как и о ней…

— Значит, после этого ты решила убить сразу и ее, и ребенка? — спросил герцог, хотя его уже абсолютно не интересовал ответ Катарины, он судорожно прокручивал в голове воспоминания о своем разговоре с королем, когда доложил ему о беременности Алины. Он вспомнил как злобно и яростно тот рявкнул: "Что?" и лишь после его фразы: "Вскоре Вы станете еще раз отцом, мой государь", сразу смягчился и ответил: "Что ж, это приятное известие, хоть я совсем и не рассчитывал на это". Получалось, что Алина вовсе не допустила его к себе, а он пошел навстречу ее желаниям… и именно поэтому она была с ним всегда дружелюбна, мила, ласкова и любезна. А ребенок… ребенок у нее мог быть и от первого мужа… Ведь еще Лерон сказал, что роды хоть и были преждевременными, но ребенок выглядел вполне доношенным, и он не понимает от чего тот умер. От размышлений его отвлекли рыдания Катарины.

— Я боялась… боялась, что останусь в той башне навсегда, боялась, что Вы забыли обо мне… — плакала она навзрыд, сбившись с уважительного обращения к отцу, на то, что было ей привычней, — к тому же Вас могли услать куда-то послом… я думала, что если не будет ее, и этого еще одного Вашего ребенка, Вы вспомните обо мне…

— Что ж ты добилась своего, я вспомнил… Что дальше? — тихо проронил он.

— Отец, простите… Христа ради простите… — зарыдала она с новой силой.

— Ты понимаешь, что лишила меня наследника и чуть не лишила любимой супруги?

— Я виновата… очень… если бы я могла все исправить…

— Всей своей жизнью будешь это исправлять! — зло проговорил он, затем, склонившись, схватил Катарину за волосы и запрокинул ей голову, вынуждая смотреть ему прямо в глаза, — Моя супруга и теперь твоя мать очень добра, она простила тебя, а вот я нет. И для того, чтобы заслужить мое прощение тебе придется постараться… очень постараться, Катарина. Только ради супруги я согласился позволить ей забрать тебя из монастыря, но на условиях жесткого контроля твоего поведения. Она пообещала мне, что будет сурово наказывать тебя за любую даже незначительную провинность. А ты сейчас пообещаешь, что, во-первых, будешь беспрекословно слушаться ее, а во-вторых, ничего не посмеешь скрывать ни от нее, ни от меня.