Мать Лжи - Дункан Дэйв. Страница 5

— Этому я вас не учил, милорд!

Дицерно потрясла сама мысль о том, что аристократ займется подобными вещами. Он даже вообразить не мог, каким систематическим унижениям подвергались веристы во время обучения.

— Да бросьте! Разве не помните, как мы с Пиллоно вылезли в окно и сбежали на ярмарку?

— Ах да! Вы выдали себя, вернувшись тем же путем.

— Зато на следующий год вы нас не поймали.

— Так как же решается задача дожа?

Кавотти нахмурился, увидев мягкую улыбку на лице Дицерно.

— Наставник, вы бились над ней долгие годы, а от меня ждете мгновенного решения?

— Командир орды, ответ вам известен. Я не зря учил вас шесть лет.

Кавотти раздраженно фыркнул.

— Верно. Мне уже показывали эту задачу. Она называется «Замысел Веру», и именно поэтому вы сейчас ждете от меня ответа, так?

Гонкие губы Дицерно искривила улыбка.

— Допустим, это название я где-то слышал.

— Загвоздка в том, что вы рассматриваете проблему как классическую, вроде дилеммы Голоса или гамбита Двух Локтей. Здесь же есть более тонкое решение. Что будет, если я превращу красную фишку в белую?

Дицерно в ужасе уставился на головоломку.

— Вы пожертвуете всей веткой, лишитесь всех преимуществ, а противник не пострадает!

— Да, но это оставляет ему единственный возможный ход — превратить зеленую фишку в голубую. Я блокирую ее черной, после чего он не сможет сделать ни одного хода, а значит, потерпит поражение. Я не завершу игру, как полагается, но все равно одержу победу.

— Это чудовищно! Варварское решение!

— Именно по этой причине оно называется «Замысел Веру».

ГЛАВА 2

Оливия Ассичи-Селебр сидела в кресле из слоновой кости рядом с пустым троном дожа и что есть сил пыталась вникнуть в дела города.

Строители снабдили древний дворец всеми возможными удобствами, принимая в расчет тропический климат Селебры. Когда жарило полуденное солнце, высокие потолки и просторные залы, в которых гулял легкий ветерок, дарили приятную тень. Однако грандиозное сооружение было плохо приспособлено к бурям и ураганам. В эту жуткую ночь невидимые великаны бродили по галереям, гремели дверями, раздували шторы. Даже в величественном и всегда безмятежном Зале с Колоннами стоял дикий грохот. Пространство между колоннами, отделявшими зал от речной террасы, закрыли массивными деревянными ставнями, но и они метались на ветру, точно листья осины. Время от времени сильные порывы ветра высасывали из зала весь воздух или, наоборот, заполняли его воздухом так, что у Оливии закладывало уши. Вода стекала из-под ставен на пол и собиралась в лужи на разноцветных плитках. Где-то вдалеке злобно рокотал гром.

У Оливии раскалывалась голова, и звенело в ушах. Ее старшие писари, Дженни и Альтуз, покорно сидели, скрестив ноги, возле трона, в окружении корзин с глиняными дощечками и заостренными перьями. Из-за их спин то и дело выглядывал ученик, готовый исполнить любой приказ старших. Пламя в двух крошечных масляных лампах металось на ветру, почти не отбрасывая света. Остальной зал являл собой беспокойный, грохочущий мрак.

Оливия не доверяла ни Дженни, ни Альтузу. Дженни уже много лет служил дожу и своим собственным интересам — причем необязательно в таком порядке. Старый и иссохший, он больше походил на еловую шишку, обернутую в церемониальное одеяние писаря. Альтуз был намного моложе и попал во дворец недавно. Он умело прятал мысли за невероятно честными газельими глазами и в целом производил приятное впечатление на окружающих. Казалось, он знает свое дело, однако мастером-писарем стал после того, как побывал в постели Дженни. Обоим порой приплачивали аристократы — впрочем, сомнительная верность дожу имела место испокон веков и не переходила границ допустимого. Увы, писари прекрасно знали, что Оливия практически не имеет власти. Иногда она задавалась вопросом, все ли письма, которые она диктует, уходят по назначению, и сколько людей их читает, прежде чем они покинут дворец.

— Письмо, — устало проговорила она. — От нашего дожа командиру фланга Джорваку. Обычные приветствия.

Альтуз начал водить пером по глине, а Дженни поднял голову.

— Миледи, какой титул лучше указать: обычный или тот, который он себе присвоил — «правитель Селебры» и так далее?

— Как я сказала.

Глупо было писать малолетнему бандиту, живущему в конце переулка и даже не умеющему читать, но в прошлый раз, когда она отправила к нему посыльного, его вернули на носилках. Потребовалось два целителя, чтобы привести его в чувство. Джорвак отнесет дощечку общественным писарям, а они не умеют держать язык за зубами. Этим Оливия ничего не добьется, но по крайней мере, о ее протесте узнает весь город.

— Начинай. «Шесть дней назад мы сообщили вам о преступлениях, которые до сих пор остаются безнаказанными. Не проходит и дня, чтобы ваши люди не насиловали, не избивали и не грабили жителей города, нарушая обещания, данные нам лордом крови пятнадцать лет назад, когда мы отдали Селебру на его милость».

Она подождала, пока перо перестанет двигаться.

— «Мы отправим лорду крови Стралгу подробный отчет о совершаемых здесь преступлениях и потребуем…»

— Миледи! — пробормотал Дженни.

— Пиши! «…и потребуем, чтобы вину возложили на вас».

Оливия замолчала и вздохнула. Она не имела ни малейшего представления о том, где сейчас Стралг. Впрочем, он редко обращал внимание на ее просьбы. Возможно, командир фланга Джорвак примчится во дворец и заставит ее проглотить свои слова вместе с глиняной дощечкой — но даже это поддержит ее рассыпающуюся в прах репутацию.

— Обычное завершение письма.

Через минуту писарь опустился на колени у ее ног и протянул первую дощечку. Она поставила печать мужа сперва на ней, затем на копии для архива.

Из тени выступил кланяющийся герольд.

— Да?

— Мастер-наставник Дицерно, миледи. Он просит аудиенции по очень срочному делу.

Оливия не припоминала, чтобы эта чопорная мумия, мастер-наставник Дицерно, употреблял выражения вроде «по очень срочному делу». Что же натворил Чайз? Зато теперь есть достойный повод покончить с делами.

— Писари, ступайте домой. Запечатаем таблички завтра. — Утро вечера мудренее. Быть может, ей еще удастся придумать более правильный способ борьбы с мерзким Джорваком. — Пригласите благородного наставника. — Она снова вздохнула. — И пришлите сюда нашего сына.

* * *

Они ушли, оставив ее в одиночестве и полумраке. Ураган гремел мощными ставнями, словно чудовище, рвущееся во дворец. Пьеро, будь все по-прежнему, запланировал бы назавтра объезд города: оценил бы причиненный ущерб, утешил пострадавших и оказал посильную помощь. Оливия не знала, может ли позволить себе то же самое. Она боялась, что над ней только посмеются или ее жеста вовсе никто не заметит.

Четвертой дочери древнего, но обедневшего торгового дома, на роду было написано выйти замуж за какого-нибудь процветающего аптекаря или мастера-ремесленника, позарившегося на ее аристократическое происхождение. Но по воле священного Эриандера или, возможно, Сьену, пятнадцатилетняя Оливия попалась на глаза лорду Пьеро — овдовевшему и бездетному дожу. Ее мать от радости потеряла сознание, а сестры еще долго не могли прийти в себя.

Оливия родила ему трех сыновей и дочь, и дом их был полной чашей, покуда не пришли вигелиане. Стралг забрал ее и детей в Вигелию. Позже он вернул ее мужу, и она родила пятого ребенка. Даже в юности она не отличалась стройностью, а сейчас заметно погрузнела. Она умело исполняла обязанности дожа Селебры, пока Пьеро страдал от мук, насланных Темной, но Совет мирился с ней лишь потому, что еще не решил, как с ней поступить. Когда они придут к консенсусу, ее власти конец.

Даже при таких обстоятельствах управлять городом было легче, чем исполнять материнский долг.

Бледный плащ замерцал в темноте. Старик осторожно опустился на колени, затем коснулся лбом пола ровно на границе тусклого света и тьмы. Все остальное пространство в зале окутал мрак и захватил бушующий ураган.