Слезы на камнях - Суренова Юлиана. Страница 70

– Ты права – правила нет. Но, однако же, почти всегда бывает именно так.

– Давай будем звать его Цветом! – неожиданно предложила женщина.

Бур несколько мгновений глядел на нее, пораженный, не зная, что сказать. Его брови удивленно приподнялись. В глазах застыло выражение растерянности.

– Цвет… – повторил отец, пробуя имя на вкус, проверяя, как оно будет звучать, произнесенное им самим. – Но, милая, это ведь, в сущности, то же самое…-он имел в виду – что домашнее имя было таким же простым и понятным, как и полное, не неся в себе ни доли тайны. – Может быть, лучше Цит? Послушай, милая, Цит – звучит так похоже, так славно…

– Но это не совсем то… – с долей разочарования проговорила Лика.

– Я отнесу малыша к нянькам, – видя, что спор взрослых затягивается, проговорила богиня врачевания. – Ему давно пора баиньки… – улыбнувшись ребенку, она закивала ему.

Небожительнице куда больше хотелось повозиться с ребенком, чем слушать разговор, никакого смысла в котором она не видела.

– Госпожа… – Лика заметила, что покровительница города собирается уходить с ее сыном, лишь когда та уже почти подошла к дверям.

– Не беспокойся, мать, – обернувшись на ее голос, проговорила небожительница. – Я позабочусь о ребенке, пока вы тут обсуждаете…

– Но малыш…

– Он уже получил свое имя. И вместе с ним – нечто большее, куда большее, – говоря это она подняла взгляд на Шамаша, спеша подтвердить свое предположение.

– Будущее… – прошептала Лика.

– Магический дар, – сразу вдруг все поняв, сказал Ларс.

– Да. И все ваши споры о том и сем не имеют никакого значения. Не бойся, – читая по мыслям Лики ее страхи, продолжала Нинти, – я не оставлю его одного. Я посижу рядом с ним.

– Но…

"Смертная, – Лика вздрогнула, услышав не ухом, а самим разумом голос богини, губы которой были неподвижны, – неужели ты откажешь мне в моей просьбе? Или я прошу столь о многом? Я всего лишь хочу насладиться несколькими мгновениями материнства – того чувства, которого мне, младшей из богинь, не было суждено узнать. Я не украду у тебя ребенка. Он всегда, что бы ни случилось, будет твоим.

Твоим сыном. Я же хочу стать для него только теткой. Любимой им тетушкой. Если ты, конечно, позволишь".

"Госпожа, разве я могу запретить Тебе…" "Конечно, милая. Здесь, во всем властна ты, не я… Так ты позволишь мне унести малышка и позаботиться о нем те несколько мгновений, что тебя с ним не будет?" "Да, конечно… Спасибо тебе…" "Сестра. Я хочу, чтобы ты называла, считала меня своей сестрой".

"Я не смею…" "Последние несколько лет мы были подругами… Во всяком случае, мне очень хочется верить, что ты считала меня своей подругой…" "Да! Это…" – она хотела сказать, что это было такой честью для нее…

"Однако теперь мне мало и этого. Я хочу, чтобы мы стали сестрами. Теперь и навеки".

"Теперь и навеки…" – повторила Лика. Она еще не верила, не сознавала в полной мере того, что ей предлагала покровительница города. Однако, главным было то, что она, наконец, успокоилась.

– Милая? – Бур смотрел на нее, не понимая, почему вдруг та замолчала.

– Нинти говорила со мной на языке мыслей, – тихо, едва слышно промолвила женщина, все еще продолжая глядеть на то место, где еще мгновение назад стояла богиня.

– Не ревнуй к Ней малыша, – осторожно, боясь вспугнуть жену, сбросить ее с мостка покоя в поток отчаяния, говорил с ней, словно вел вперед муж. – Ведь Она – богиня…

– И покровительница нашего города… Нет, Бур, конечно, я не ревную… Может, только немного. Вот как сейчас, когда она, а не я, держит на руках малыша… – она всхлипнула, повернулась к мужу, положила голову ему на грудь. – Она сказала, что хочет быть маленькому доброй тетушкой. Слышишь, супруг мой, не покровительницей, а тетей…

– Ты расстроена этим?

– Нет, что ты! Это… Это так замечательно! Даже лучше, чем я могла себе представить…

– Ты счастлива?

– Да! Как никогда! Все мои самые заветные, казавшиеся такими нереальными мечты исполнились. Мне никогда не было так хорошо, так легко и беззаботно, как сейчас.

Я чувствую себя облаком, которое плывет по бескрайнему небу – голубому, полному света и тепла, такому, которое расстилалось бескрайним простором в мире по другую сторону врат… Я гляжу вниз, на землю… Она вся – от края до края лежит перед моим взглядом… Ветер заплетает мои белоснежные волосы в косу, наполняя груд радостью прекрасных запахов. И мне кажется, что я руками касаюсь верхушек деревьев, приподнимая туман, заглядываю на дно оврагов, ища в их сумраке загадочные огоньки, посыпаю алмазами рос зеленые листья и остроконечную густую-прегустую траву…

Она вдруг замолчала, начала обмякать в объятиях мужа.

– Что с тобой? – подхватив ее, готовую упасть, на руки, вскрикнул Бур.

– Голова вдруг закружилась, – слабым, едва слышным голосом прошептала женщина.

Заглянув в глаза супруга и прочтя в них нескрываемый страх, даже ужас, готовый перерасти в панику, она поспешила успокоить его: -Ничего, это только на мгновение. Все уже прошло… – но ее тело становилось все мягче и безвольнее, взгляд казался каким-то отрешенным и далеким, словно он уже глядел по другую сторону земли.

– Лика!

К застывшему на коленях возле жены жрецу быстро подошел Шамаш, склонился над горожанкой.

Женщина неподвижно лежала на зеркальном мраморе пола. Ее глаза были открыты. Они сохранили способность видеть. Но совсем не то, что окружало ее. В них не было огня узнавания, словно все вдруг стали для нее одинаково родными и вместе с тем – совершенно чужими.

Волосы расплелись и лежали, обрамляя белое, совершенно бескровное лицо. Весь их цвет словно ушел в камни. В первый миг показалось, что локоны стали золотыми, но уже совсем скоро огненность сменилась холодом белых снегов пустыни.

– Что с ней? – напряженно вглядываясь в черты лица сестры, все меньше и меньше узнавая ее, спросил Ларс. – Что с ней такое происходит? Она стареет на глазах!

Действительно, та, которая еще совсем недавно была молодой, полной жизненных сил и энергии женщиной, теперь выглядела дряхлой старухой с сухой, истонченной кожей, покрытой коричневатыми пятнами, чем-то напоминавшими веснушки, заостренными чертами испещренного глубокими морщинами лица…

– Может быть, это чары? – и хозяин города, и жрец были так заворожены страшным, непонятным зрелищем, что не могли оторвать взглядов от Лики, продолжая смотреть на нее, даже обращаясь к богу солнца. – Господин, это Губителя решил таким образом отомстить нам…?

– Нет, – качнул головой Шамаш.-Ее поразили не чары.

– Что же тогда?

– Старость.

– Как старость! Да она же младше меня! Она еще очень молода. И вообще, старость ведь не приходит вот так внезапно, вдруг! Почему же на этот раз все иначе?

– Не знаю. Возможно, она была слишком долго за вратами храма времени.

– Ослушавшись Тебя! – Ларс не мог поверить, что Лика осмелилась на подобное. Ведь повелитель небес не просто говорил – просил об этом! Но затем его глаза медленно опустились вниз. Он вдруг вспомнил весь минувший день. И понял – все возможно.

Ведь Лика только и делала, что спорила с небожителем.

Хозяин города бросил быстрый взгляд на жреца, замершего в оцепенении, не в силах не то что шевельнуться, но даже лишний раз вздохнуть. Его широко открытые глаза не мигая смотрели на жену, чуть приоткрытые губы что-то беззвучно шептали.

– Лика, – маг склонился над сестрой, взял ее голову, заглянул в лицо, пробуя докричаться, достучаться до сестры. – Лика, очнись! Взгляни на меня! Послушай меня!…

Но та продолжала молчать, отрешенно глядя куда-то в сторону…

И тогда хозяин города крикнул:

– Нинти! – зовя свою божественную подругу.

Та явилась тотчас, возникнув как из под земли. Возглас Ларса напугал ее больше всяких слов. Богиня бросилась Лике, осмотрела ее…

И тут вдруг слезы зажглись у нее на глазах.

– Как же так… – прошептала она. Нинтинугга опустила руки. Она выглядела потерянной, вынужденная признать свое поражение даже прежде, чем вступить в бой, смиряясь с потерей и начиная оплакивать ту, которая была еще жива.